взял извозчика и поехал к дому, омраченный тяжким предчувствием свершившейся беды. Когда я подъехал к усадьбе, я уже не сомневался, что матушку я больше не увижу…
– Почему именно матушку? – воспользовавшись случившейся паузой, поинтересовался Воловцов. – А не сына или сноху?
– Возраст, – уверенно посмотрел на судебного следователя полковник Тальский. – Ей ведь было уже крепко за семьдесят. И потом, эта толпа людей возле флигеля, где она жила…
– Хорошо. Прошу вас, продолжайте, – произнес Иван Федорович, доставая памятную книжку с карандашом и приготовляясь писать.
– Расплатившись с извозчиком, я вошел во двор усадьбы, – продолжил Александр Осипович. – Собаки молчали… А уж должны были лаять при таком скоплении народа. Все как-то было не так! Тогда я подумал, что их увел Костя или сторож. Во дворе на то время находились пожарные, собирающиеся уезжать, поскольку пожар во флигеле был уже потушен; полицейские чины, вся дворня Тальских и соседи, которых набралось более полутора десятков человек. Ко мне подошел полицейский пристав, немного меня знавший. Я спросил его, что случилось, он ответил мне, что матушку и ее горничную убили, зарезали ножом. «Или скорее кинжалом, а флигель попытались сжечь, чтобы скрыть следы преступления», – добавил он и выразил мне соболезнование. После чего снял с меня показания и занес их в протокол, где я расписался… Потом я начал искать Костю и нашел его в доме, в гостиной. Его допрашивал полицейский дознаватель, как мне показалось, мало доверявший его ответам. В спальне находилась его жена Ольга с детьми, заплаканная и какая-то вся донельзя растерянная. С дрожью в голосе она сказала мне, что Костю явно подозревают в этих убийствах, на что я ответил, что, надо полагать, под подозрением сейчас все, кто в эту ночь находился в непосредственной близости от флигеля. «Выходит, они и меня подозревают?» – посмотрела на меня Ольга Всеволодовна. «Полагаю, вас в меньшей степени», – ответил я. Потом пришла черная покойницкая карета, и матушку и ее горничную внесли в нее и куда-то повезли. Надо полагать, в морг. Я успел посмотреть на матушку: на лице ее имелись признаки беспокойства и некоей решимости, будто она и сейчас видит своего врага и сдаваться ему не собирается. Позже я узнал, что она, насколько могла, сопротивлялась убийце… А вот выражение лица ее горничной Алевтины Сенчиной было, скорее всего, удивленным… – Полковник Тальский замолчал и какое-то время смотрел в сторону. Потом перевел взгляд на Воловцова и произнес: – Не мог Костя убить свою бабку. Не мог…
– Но он же был вспыльчив.
– Ну мало ли вспыльчивых людей? Вы хотите сказать, что все они являются убийцами?
– Разумеется, нет… Но он еще был крайне неуравновешен, – глядя в глаза полковнику, напомнил Иван Федорович. – Мне кажется, что зачастую он себя просто не контролировал. Например, в бытность свою управляющим вашим имением, он, впав в ярость, едва не застрелил мужика, пытающегося о чем-то с ним спорить. Также в горячности Константин Леопольдович разбил настольными часами окно в спальне Платониды Евграфовны… Кстати, – как бы между прочим промолвил Воловцов, – отчего между ними возник спор, вы не знаете?
– Кажется, что-то насчет ценных бумаг… – неопределенно ответил Александр Осипович, явно не желая продолжать эту тему.
– А не могли бы вы сказать поточнее? – вызывая полковника на откровенность, спросил Воловцов. Причина ссоры могла быть ключевой в двойном убийстве.
Однако Александр Осипович распространяться о причине скандала не пожелал.
– Точнее я сказать не могу, – произнес он и развел руками. – Это какое-то их личное дело. А вдаваться в него мне было без надобности.
Воловцов вновь открыл блокнот и записал в него две строчки: «Выяснить, из-за чего возникла ссора между внуком и бабкой».
– Вы остановились у Ольги Всеволодовны?
– Нет, – ответил Александр Осипович. – Я снимаю нумер в гостинице «Олимпия».
Воловцов хотел было спросить: «Почему же не дома?» – но потом передумал, решив, что это будет нетактично. И задал другой вопрос:
– А сейчас вы надолго в город приехали?
– Я испросил себе долговременный отпуск и намерен дождаться здесь суда, который должен состояться уже на днях, – ответил Александр Осипович.
– А вы уверены, что на днях? – задал вопрос Воловцов, и в его глазах запрыгали искорки мальчишеского азарта.
* * *
Ведя расследование, особенно когда в нем таилось множество неразрешенных и туманных вопросов, Иван Федорович частенько устраивал дискуссии и даже споры со своим личным оппонентом, который сидел внутри него и которого особо не приходилось упрашивать вступить в дискуссию. Противостояние с самим собой было полезно и для дела, и для мозгов. Вот и сейчас, улегшись на топчан в отведенной ему комнате, Иван Федорович, заложив руки за голову и разбудив дремавшего в себе оппонента, принялся размышлять об этом непростом деле…
Начал Иван Федорович с того, что отбросил московского мещанина Ивана Колобова как человека, причастного к двойному убийству. Рассуждения рязанского окружного прокурора статского советника Ляпунова оказались на все сто процентов верными, и это следовало признать. Какое-то время Воловцов прислушивался к себе, ожидая возражений. Однако внутренний оппонент молчал. Вероятно, он имел такое же мнение.
Теперь Константин Леопольдович Тальский. Здесь посложнее…
Уроженец Варшавской губернии, двадцать семь лет. Юридически племянник генеральши Безобразовой, а фактически – ее внук, поскольку был прижит ее сыном Александром Осиповичем Тальским от одной актрисы, судьба которой неизвестна. Образование Константин Тальский получил в реальном училище, однако курса не закончил, после чего поступил вольноопределяющимся в петербургский полк. По совершении некоего проступка, связанного с мордобитием, из полка изгнан. Какое-то время служил управляющим имением брата в Гродненской губернии, но после инцидента с работником, которого едва не застрелил из ружья, от должности отстранен.
Горяч. Вспыльчив. В гневе себя не контролирует, чему подтверждением может служить его скандал с Платонидой Евграфовной, когда он в сердцах выбил окно в ее спальне настольными часами. Получается, что он мог и убить. Но вот убил ли?
Какое-то время Константин Леопольдович был ограничен в средствах, покуда его тетушка, а на самом деле бабушка не разрешила его бедность женитьбой на своей падчерице.
По показаниям супруги Тальского-младшего, в ту ночь он лег чуть позже половины первого ночи и до пробуждения никуда не выходил. Однако в деле имеются еще и показания горничной Тальских Кузьминой, которая после беседы с судебным следователем Сусальским решила изменить свои показания (ранее она утверждала, что Константин Леопольдович Тальский до обнаружения пожара во флигеле из спальни никуда не выходил) и призналась, что «в ту ночь барин куда-то выходил из квартиры». Не исключено, что такие показания она дала под давлением судебного следователя, обещавшего привлечь ее как соучастницу и
