– И вы еще пытались шутить по поводу моей мелочности?! Ничтожный человечишко! Идемте, вы получите сполна, все, что вам причитается.
XVIII
Игнатьев схватил салфетку со стола с закусками, отряхнул налипшие крошки и нагнал сыщика в коридоре.
– Родион Романович, перевяжите руку! У вас кровь.
– Потом, потом, – отмахнулся тот, широко шагая вслед за генералом. – Мы должны спешить.
– Насчет Красовцева не переживайте, не упустим. За этим домом постоянно наблюдают полдюжины лучших агентов.
– Он и сам это понимает, – подтвердил Мармеладов. – Не хотелось бы, чтобы Белый медведь придумал простой выход и застрелился.
– Да и что вам с того? – гаркнул дипломат. – Подумаешь, предатель застрелится, не велика потеря.
– Нет уж! Тогда я останусь без денег.
– Вы ведь не всерьез говорите? – опешил Игнатьев. – Про эту тысячу?
– Тысячу и еще сто рублей, – уточнил сыщик.
– Подождите…
Дипломат остановился, будто громом пораженный.
– Нельзя брать деньги у предателя!
– Почему же нет? – обернулся к нему Мармеладов, не сбавляя шага.
– Родион Романович, вы нарочно дразните меня?! Это и ребенку понятно! Негодяй заработал свои капиталы бесчестным способом. Если вы возьмете грязные деньги, обагренные кровью наших солдат…
– Бросьте, Николай Павлович! В честности моей победы над генералом тоже многие усомнились, а я ведь жизнью рискнул. Золото – это мой трофей, как шкура убитого медведя для охотника, – сыщик вернулся к Игнатьеву и потянул его за рукав. – И потом, генерал получает деньги не только от султана, но и от нашего императора. Давайте считать, что Красовцев расплатится со мной исключительно честной монетой.
– Воля ваша, – буркнул дипломат. – Но хотя бы зажмите салфетку в кулаке, чтобы кровь остановить.
– Давайте, давайте! А теперь поспешим. Предатель скрылся за поворотом и мне это совсем не нравится.
Красовцев ждал в библиотеке. Он высыпал золотые монеты прямо на раскрытый альманах Русского географического общества, начал пересчитывать, но потом сгреб в одну кучу.
– Считайте сами, г-н критик! Если не хватит – возьмите в кошельке и убирай… – он запнулся на полуслове, увидев Игнатьева, и побледнел. – Ах вот что… Вы тоже здесь…
Дипломат молча поклонился.
– И что дальше? – заносчиво спросил генерал. – Арестуете меня и на допрос? Или сразу в крепость?
– А вы бы предпочли пустить себе пулю в висок, ваше превосходительство?
Белый медведь дернул головой, будто его ударили в подбородок.
– Моя честь…
– Оставьте, Евгений Сергеевич! – поморщился Игнатьев. – О какой чести вы говорите? Вы изменили присяге и предали Отечество.
– Но у меня есть гордость, – уже тише сказал шпион.
– Это да, причем в избытке, – съязвил Мармеладов, не переставая считать монеты.
Генерал вспыхнул, но промолчал. Игнатьев усмехнулся в усы.
– Не судите строго г-на критика, он слишком привык критиковать и уже не может разглядеть каплю меда в бочке дегтя.
– А вы можете? – огрызнулся Красовцев.
– А я могу, – с нажимом произнес дипломат. – Гордость туманит разум, подталкивая нас к неразумным поступкам. Вот вы сейчас думаете, что застрелиться – наилучший выход. Но это не так. У меня есть более интересное предложение.
Он снял пенсне, подышал на стекла и стал тщательно протирать их платочком. Молчание затянулось, за закрытой дверью слышались торопливые шаги, приглушенные ворсистым ковром, далекие голоса, в самом кабинете тикали часы, отмеряя секунды, но больше не раздавалось никаких звуков. Казалось, все трое затаили дыхание на спор – кто дольше продержится. Первым сдался генерал.
– Вы упомянули… предложение.
Дипломат спрятал платок, посмотрел сквозь стекла на свет и, удовлетворенный результатом, водрузил пенсне на переносицу.
– Не просто предложение. Интересное предложение.
Нет, все-таки осталась налипшая соринка! Игнатьев снова снял пенсне и достал платок. Генерал в раздражении вскочил с кресла:
– Что за балаган вы устроили?! Говорите уже!
Хладнокровной выдержке дипломата позавидовал бы и Медный всадник. Рука не дрогнула, платок старательно шлифовал стеклышко, изредка цепляясь за трещину на черепаховой оправе. Красовцев рухнул обратно в кресло с протяжным стоном.
– Говорите… Пожалуйста…
– Знаете, Евгений Сергеевич, вы зря ополчились на г-на Мармеладова, – заметил Игнатьев вроде бы некстати. – Хоть он не в меру ехиден, а все же прекрасно понимает психологию тех, кто преступил закон. Это важное умение, а лучше сказать – дар, которого нам, законопослушным гражданам, верным сынам империи, порой не хватает. Да что там, всегда не хватает. Если бы я рассуждал о вашем предательстве, то пришел бы к единственному выводу: нечего миндальничать со шпионом. В кандалы да на эшафот! Но г-н критик подсказал, что все не так однозначно. Вы ведь не корыстный скопидом, который думает только о том, как потуже набить мошну, нет. Вы пошли на преступление ради мечты о полярной экспедиции, ведь так?
Генерал неохотно кивнул.
– Сначала вы думали, что поступаете правильно. Год назад пытались сорвать переговоры с ненавистными вам австрийцами и предотвратить войну. Если бы это удалось, вы снарядили бы экспедицию на деньги султана и уплыли бы к Северному полюсу, позабыли шпионские игры как страшный сон. Но благодаря г-ну Мармеладову мы поймали Мехмет-бея, сорвать переговоры не удалось и турки отказались платить. А вы уже поверили в мечту. Крепко поверили! Чувствовали соленые брызги на губах, а северный ветер морозил ваши щеки. По ночам вам снились белые медведи на льдинах. Русская Арктика! Вы грезили о ней днем и ночью, не зная покоя. Мечта превратилась в болезненную страсть. А денег на экспедицию вам опять не дали.
Игнатьев вздохнул, вроде бы сочувственно, но сыщик не был уверен в его искренности, а генерал – тем более. Он судорожно сглотнул, на скулах заходили желваки.
– Тут к вам постучался очередной лазутчик от султана. Предложил вдвое больше, за военные тайны. Вы согласились, но потребовали оплату вперед. Вы не думали о солдатах, которые погибнут. Вы были ослеплены сияньем полярных льдов, – дипломат прищурился, словно и впрямь увидел яркие отблески. – Это нисколько не умаляет ваших прегрешений, но…
Он замолчал, на этот раз, чтобы подчеркнуть важность своих слов.
– Вы можете постараться их искупить.
– Что мы
