Как перейти этот поток, чтобы продолжить поиски?
И вдруг что-то темное и огромное вывернулось из-за угла на середину улицы, и бушующие грязные потоки были ему нипочем, словно быку в загоне.
– Может, вас подвезти, мсье? – На меня смотрел здоровенный чернокожий парень, смотрел и сиял улыбкой. Зубы у него были крупными и белоснежными, а десны – розовыми, как цветок орхидеи.
Я стал всматриваться в дождевую завесу.
– А где твоя карета?
– Мои плечи, друг.
Я оглядел улицу. Какой-то белый сидел на плечах у еще одного негра, точно малыш на плечах у отца, и этот «паром» на ножках двигался ловко и осторожно, стараясь, чтобы его пассажира не забрызгало грязью. Потом я увидел еще одну такую же парочку и еще. Очевидно, это была старая местная традиция. Вот первого пассажира перенесли к тротуару на противоположной стороне улицы и осторожно поставили на ноги. Доставка свершилась. Монета перекочевала из рук в руки.
– У нас тут целая компания носильщиков, – пояснил мой чернокожий предприниматель. – Даже во время революции черному человеку надобно как-то зарабатывать, верно?
Я увидел еще одну пару, пробирающуюся на ту сторону, причем мул в облике человека распевал африканскую песню с рвением венецианского гондольера, а с полей шляпы его белого седока ручейками стекала вода. Нет, это просто какая-то пародия на угнетение одной расы другой! Хотя некогда в Риме…
– Как тебя звать, широкие плечи? – поинтересовался я.
– Джубаль, мсье.
Я всегда не прочь обзавестись новым сильным или, наоборот, маленьким, но шустрым другом. Надо сказать, что этот парень был превосходным экземпляром: ростом в добрые шесть с половиной футов, блестящая кожа угольного цвета, мускулатура, как у коня-тяжеловоза, сверкающая белоснежная улыбка… На нем был старенький залатанный мундир пехотинца, промокший насквозь, как половая тряпка, а панталоны обрезаны до колен, чтобы было удобней переходить улицу, превратившуюся в бурный поток. На шею он повязал красный платок, что, видно, было призвано добавить его облику элегантности, а пояс у него оказался широким, как у пирата. И в самой позе этого человека не читалось никакой рабской униженности, а глаза его оценивающе обегали меня с головы до ног, и в них светился незаурядный ум. Я не удивился, но был впечатлен. Среди людей моей расы хватало философов, оспаривающих Богом данное превосходство белых: подобное высокомерие всегда вступало в явное противоречие с талантами и способностями арабов, краснокожих индейцев и чернокожих негров, которых мне доводилось встречать во время своих путешествий. Расы не слишком отличаются одна от другой, но европейцы редко соглашались со мною в этом. Куда как проще сортировать людей по цвету кожи!
– Давайте, мсье! Предпримем путешествие на левый берег вместе! – поторопил меня местный житель. – Я – Меркурий грязи, Колумб навигации! Садитесь мне на плечи, и Джубаль доставит вас куда пожелаете.
– А ты, похоже, весьма эрудированный носильщик, – заметил я.
– Умею читать и даже думать. Только представьте – услышать такое от негра!
– А почему такой образованный свободный человек работает мулом?
– С чего это вы взяли, что я свободный?
– Ну, по твоему виду и поведению.
– Может, я просто много о себе возомнил… Прошу на борт, там выясним.
– И сколько же стоит эта услуга?
– Один франк. Но Джубаль лучший в городе носильщик, а потому можете дать мне два.
И вот я вскарабкался на него, словно на сильного коня, и мы двинулись под проливным дождем по улице. Я прихватил с Антигуа соломенную шляпу и взирал теперь на мир сквозь дождевую вуаль – с ее полей так и лило. Одежда на плечах тут же промокла, но вода была теплой, а поездка – забавной. Я чувствовал себя несколько неловко, зато не увязал по колено в грязи.
Джубаль избрал свой курс. Вместо того чтобы перейти на другую сторону улицы, он, расплескивая грязную воду, двинулся прямо посередине и параллельно тротуарам, направившись к гавани.
– Нет-нет, мне туда не надо! – воскликнул я. Да он и одного франка с меня не получит!
– Попадете, куда надобно, – заверил меня парень. – Но вы вроде бы сперва хотели поговорить с Джубалем. Здесь, на улице и под дождем, нас ни один француз не услышит.
Я тут же насторожился.
– Поговорить о чем?
– Да, поговорите с сильным Джубалем, который знает и горы, и море. С Джубалем, который слышал о том, что в порт прибыл американский дипломат с красавицей-женой и хочет раздобыть информацию об освобождении Гаити. Джубаль наслышан об электрике, который лезет в пасть льву, чтобы спросить об этом самом льве.
Сердце у меня бешено забилось.
– Откуда ты знаешь?
– Черный человек знает все, что творится в Кап-Франсуа. Кто первый подплывает к кораблю, грузит на него сундук, кто управляет каретой? Черный человек. Кто подметает в кабинетах, подает блюда на банкете или роет новый окоп? Черный человек. Но разве американский посланник должен говорить только с французами? А может, стоит порасспрашивать людей из африканских легионов, тех, кто скоро будет управлять этой страной?
Я посмотрел на его голову в шерстяных завитках, на которых сверкали капли дождя.
– Ты говоришь о Дессалине, который покупает оружие у Соединенных Штатов?
– Это Вашингтон нашей революции. Да, Джубаль знает.
– Так ты солдат с той стороны? – Вот уж никак не ожидал, что такой человек будет играть роль вьючного верблюда!
– В Кап-Франсуа редко найдешь черного человека, который не служил бы сразу двум, трем, а то и нескольким господам. Иначе не выжить, верно? Мамбо [20] Сесиль Фатиман предсказала, что сюда прибывает белый человек, знавший нашего героя Туссен-Лувертюра. Это правда?
– Да. Но кто такая эта Сесиль Фатиман?
– Мудрая колдунья, предсказавшая наше восстание лет двенадцать тому назад, в Буа-Кайман, в Лесу Аллигаторов. Оттуда все и пошло.
– Ты имеешь в виду войну?
– Она танцевала с бунтовщиком Бакманом, а потом зарезали черную свинью и выпустили у нее кровь. Я видел, в какое безумие впали рабы. Сам уже зарезал своего хозяина и присоединился к беглым, которые прятались в джунглях. Сесиль прислушалась к духу вуду, к самой Эзули Данто [21], соблазнительнице, которая знает все на свете. И вот наша мамбо предсказала, что прибудет американец. И ты здесь.
Я попытался разобраться в этой запутанной истории и спросил:
– А что произошло с Бакманом?
– Ему отрубили голову и насадили на пику. Но дело его живет, восстание продолжается.
Вот она, моя надежда, – этот широкоплечий парень. Я находился в несколько непривычной для переговоров позиции, но в сердце у меня затеплилась надежда.
– Да, я был последним человеком, который видел Туссен-Лувертюра живым, – подтвердил я.
– И он что-то сказал тебе, верно? Так видела Сесиль.
– Он сказал моей жене. Она у меня сама немного колдунья.
– Теперь мертвый Туссен ждет нас всех в Африке, вместе со всеми нашими любимыми и предками. Если проиграем битву, отправимся прямиком к Лувертюру. Так обещал Дессалин.
– Завидую подобной убежденности.
– А нас она вдохновляет, и поэтому мы победим. Обязательно. А вам известно, что наши солдаты настолько сильны духом, что суют руки в дула французских пушек? Что скажете на это?
– Скажу, что это чертовски рискованно. – Когда речь заходит о вере, я становлюсь подозрителен.
– Когда пушка стреляет, души их улетают на родину. А затем оставшиеся наши братья мотыгами разбивают канониров на куски.
– Восхищен их мужеством. Хотя, что касается принесения себя в жертву, тут я осторожен. Ну, разве что в случае крайней необходимости. Нет, я не то чтобы трус, просто проявляю осмотрительность. Куда как практичней, на мой взгляд, сохранить себя для новых битв. – Наверное, такая самооценка не слишком меня облагораживала.
– Никто не знает, наступит ли для него новый день. Вы, мсье, являетесь инструментом в руках Фа – так зовут нашего духа веры. Но сейчас вы в большой опасности. Люди наслушались всех этих предсказаний, и теперь ими движет зависть или страх. А потому вам нужен Джубаль. Плохие люди обязательно нашлют на вас Смерть. Черного Лоа, так мы называем барона Самеди. Или постараются превратить вас в зомби.
