написать другую записку. Содержимое ей наверняка продиктовали. Ее-то Стас и обнаружил в своем кармане. Заведомую стопроцентную дезинформацию! Игнатенки таким образом направили следствие по ложному следу!
Но как Жанна могла убить Лену руками Валентины? В эту версию, кстати, хорошо встраивалась истерика Вали. Буквально как ключ к замку подходила! Стас вспомнил, как жена рыдала в его объятиях, как не могла успокоиться во время танца, и скрипнул зубами.
Осмотрев труп Лены, она тотчас поняла, что это она ввела ей яд! Что собственноручно убила одноклассницу! Каково это – ощущать такое?! Совершенно невыносимое открытие для врача! С таким грузом невозможно дальше жить. Во всяком случае, Валентине, насколько Стас знал свою жену. Боже, с какой тяжестью на сердце она прожила остаток своей жизни! Эти час-полтора…
Одно дело, когда ты не смог помочь больному и он, несмотря на все твои старания, все же умер. И совсем другое – когда он умер от того, что ты сделал. В данном случае – от сделанного тобой укола. Ужас! Приговор!
Но как такое возможно в принципе?
Первое, что приходило на ум, – Жанна вручила Валентине шприц с ядом, убедив ее, что это глюкоза, так необходимая Лене для улучшения ее самочувствия. Но жена никогда бы не сделала укол, собственноручно не проверив содержимое шприца! В этом Стас мог поклясться!
И тут в мозгу всплыла вторая догадка. Жанна предъявила ей вскрытые ампулы с надписью «Глюкоза 40 % 10 ml», те самые, которые лежали сейчас перед Стасом в пакетике. Спрашивается, что за яд был под видом глюкозы в шприце? И тут сыщик догадался – инсулин! Как всё просто! Именно из-под него флакончик лежал в пакетике. Пустой! Убийца не стал себя утруждать сокрытием улик. Зачем? Кто будет рыться в сумочке гостьи новогоднего праздника?! Это полный абсурд!
Насколько Стас разбирался в медицине, а знания его в основном исчерпывались тем, что рассказывала Валентина, суть сахарного диабета заключалась в том, что в организме диабетика вырабатывалось мало инсулина, который помогает усваивать сахар. Чтобы помочь организму усвоить этот сахар, инсулин вводился извне. Обычно уколы делались перед едой, чтобы глюкоза, попавшая в организм с пищей, усвоилась. Это был удел всех диабетиков – пожизненно делать уколы инсулина. Куда деваться?
Бывали случаи, когда вводилось лекарства больше, чем человек съедал, – тогда развивалась, если вовремя не вмешивались доктора, гипогликемическая кома. Если в этой ситуации человеку быстро не ввести глюкозу, можно его потерять. Поэтому инсулин и глюкоза всегда по жизни шли рядом. Чуть что – экстренная помощь тем или иным.
Высокий уровень сахара в крови – делаем инсулин, низкий уровень – глюкозу. Надо распределить дозировку инсулина так, чтобы уровень был постоянный в течение всего дня.
Что означали склянки, найденные в сумочке Жанны? Одновременно и тот и другой препарат понадобиться не могли. Ввести глюкозу Лене внутривенно – обычная практика, как рассказывал Макс. Значит, одно лекарство было выдано за другое! Полностью противоположного действия! Вместо глюкозы Валентина ввела бедняжке пять кубиков инсулина внутривенно!
Если учесть, что в одном миллилитре содержится сорок единиц инсулина, то получить по вене двести единиц… Даже человеку, далекому от медицины, станет ясно, что это несовместимо с жизнью.
Отложив пакетик с ампулами в сторону, Стас подошел к окну. Ему вдруг вспомнилось, как рьяно Игнатенки хотели заполучить обратно шприц из руки покойницы. Лёвик, помнится, упрашивал Стаса и так, и эдак. Настойчиво, методично. Не потому ли, что оба – и фотограф, и его супруга – знали, что для них это не яд! Для них это – давно знакомое, почти родное лекарство. Как муж диабетички, Лёвик со свойственной ему скрупулезностью наверняка изучил и причины, и особенности течения, и все последствия диабета. А уж про инсулин проштудировал всю научно-популярную литературу.
Итак, способ первого убийства ясен. Инсулин.
Стас вспомнил, как Валентина приводила ему высказывание кого-то из великих врачей древности о том, что все есть яд, ничто не лишено ядовитости. И все есть лекарство. Лишь доза делает его тем или другим.
Одно оставалось неясным – мотив убийства. Что такого Лена сделала Жанне, чтобы та ее убила? Чем заслужила супруга журналиста столь мучительную смерть? Неужто из-за ревности к Максу?
Так или иначе, вопрос оставался открытым. За несколько минут Стас значительно продвинулся в следствии. Теперь он знает, например, что Лёвику что-то надо было в комнате пьяного журналиста.
Вдруг он почувствовал растущее беспокойство: а вдруг Лёвик просто придушил беспомощного бывшего одноклассника, как тот придушил его жену?! Хотя уверенности в последнем у Стаса и не было, он резко подошел к двери, открыл ее, вышел на лестницу.
Через несколько секунд он был в комнате журналиста и проверял, жив ли бывший одноклассник. Убедившись, что повода для беспокойства нет – разметав по подушке свои патлы, Макс храпел, источая соответствующий аромат, – сыщик оглядел комнату.
Следов присутствия постороннего он не обнаружил, хотя уверенности в этом у него не было. Зная аккуратность и пунктуальность фотографа, Стас и не ожидал увидеть какого-либо беспорядка.
А вот отсутствие ампул с запиской в сумочке жены Лёвик обнаружить мог. Еще как! И тогда фотограф сделает выводы, поймет, что сыщик завладел главной уликой. Ведь записка – своеобразный ключ к происходившему! И что теперь?
Неожиданный стук в дверь заставил Стаса вздрогнуть. Кто бы это мог быть? Как он объяснит свое присутствие в комнате Макса?
Открыв, он увидел на пороге едва стоявшего на ногах Антона.
– Я с-сначала ткнулся к тебе, но тебя там не оказ-залось, – кое-как сформулировал свою мысль бородатый, едва не споткнувшись на пороге. – Ты все выяснил? От-т-тключение эл-лект-т-тричества помогло или нет? Может, п-пора собирать народ? Твое зак-ключительное слово.
– Думаешь, это я электричество отключил? – удивился Стас, помогая подвыпившему Антону усесться на стул.
– А то кт-то же? К-конечно, ты! Никак-ких сом-мнений.
– Зачем мне это нужно? – взмахнул рукой сыщик, прохаживаясь перед хозяином дачи, и тут же прикусил язык. Именно выключение электричества помогло ему раздобыть одну из главных улик в сумочке Жанны. При свете он бы ни за что не осмелился на такое. Выходит, есть зачем.
– Ну, у т-тебя могут быть свои проф-ф-фессиональные сек-креты, – продолжал бормотать Снегирев. – Ты можешь использовать всё по своем-му усмотрению. Ты на особ-бом положении! Твое положение даже выше м-моего.
– Вот спасибо, – расшаркался Стас перед хозяином дачи. – Наконец-то признал! Это такая честь для меня! От самого Снегирева такое услышать – дорогого стоит!
– К-кончай выступать, – огрызнулся хозяин дачи. – Не на трибуне, чай!
– На самом деле
