Чертаново не полсотни верст, а только сорок. Ежели по Старой польской дороге ехать. Это мы первым вопросом прощупали.
– Ушлый вы народ. На эдакого обдувалу [91] и сердиться грех.
От реки потянуло сыростью. Мармеладов закутался в плед – у лихачей всегда найдется такой в ящике под сиденьем.
– Хорошо, раз ты такой хват, угадай: я еду жениться или сделку выгодную провернуть?
– При таком выборе все мимо. Ежели человека влюбленного взять, у него взгляд затуманенный, да и мысли тоже, отвечает невпопад. А у дельцов зенки жадные и пустые, они вечно в голове выгоду подсчитывают.
– А у меня?
– У тебя чичас, барин, взгляд тревожный. Ищешь, ищешь, а найти не получается. В Чертаново ты рвешься – проверять, осматривать да расспрашивать. Не особо надеясь на успех. Угадал?
– Угадал. Ищу ответ на интересную загадку. Но почему решил, что надежды нет и предприятие мое безнадежно?
– Иначе кричал бы: «Погоняй, Ефимка! Жги кнутом ленивых бестий, пущай шевелятся!» А мы плетемся шагом. На кой лихача нанимал? Под такую прыть и старая кляча на крестьянской телеге сгодилась бы.
Сыщик удивился, как емко выразил ситуацию этот наблюдательный хитрован.
– Не то, чтобы у тех, кто задорно лошадей подгоняет, обязательно все выгорит, – продолжал философствовать Быстряков. – Это уж Бог решает, кому удача сладится. Но, проповедуют, что он там, на облаках сидит и все видит. А наблюдать за резвой скачкой, поди, завлекательнее, чем глядеть на тягомотных улит, вроде нас.
– Убедил, ерохвост [92]! Разгоняй своих саврасок, чтоб аж искры от подков.
Мармеладов свистнул, залихватски, как соловей-разбойник! Лошади дернули ушами и сбились с шага, а обрадованный кучер вскочил на козлах, прищелкивая кнутом.
– Полетим, барин! Ох, полетим! Ветер не угонится!!!
Галопом неслись по Серпуховской дороге. Дома, прохожие, городовые, а после того, как проехали заставу, и верстовые столбы, – все это опрокидывалось назад, утопая в облаке поднятой пыли. Возле дач, давно и крепко спящих, пролетку облаяли цепные кобели. Свора бродячих псов увязалась следом, но за поворотом отстала.
Потянулись поля – бескрайние, до горизонта. Правда, разглядеть эту ширь не удавалось. Свет от фонаря на углу коляски отвоевывал у ночной мглы лишь небольшую полоску вдоль дороги. Но подчас видимая деталь может подсказать остальное, скрытое от глаз. По спелому колосу ржи на обочине угадывается нескошенное поле, а по капле соленой воды – близость моря. Или по гвоздю особой закалки отыскивается курляндская карета. А по игральной карте можно предположить, что за Пиковым Тузом стоит целая колода других, не менее влиятельных королей и дам, баронов и князей.
Беда в том, что метод этот не слишком точен и может увести по ложному следу. Водица, на поверку, окажется каплей пота на губах в засушливой пустыне, а два колоска выросли у подножья холма, покрытого лебедой. Нет никакого поля, и моря тоже нет.
Сыщик взвешивал так и эдак, продолжая выискивать связи между людьми, втянутыми в запутанную историю. Девушка на мосту казалась напуганной. Вдруг она убивала фрейлин не по своей воле, а по наущению? Джокер, улыбчивый шут в красном колпаке, на которого никто не подумает, заставил нанести удар. Обманом, угрозами или шантажом. При таком раскладе, незнакомка – орудие в чужих руках. Или благородные недоросли сколотили банду, разыграли в карты кому какая жертва достанется. Трое зарезали по очереди, а барышня не сумела – рука дрогнула. Или заговорщики такими окольными путями подбираются к августейшему семейству: внедрят вместо фрейлин своих фурий и в назначенный час нанесут удар. Гибкий ум Мармеладова живо нарисовал еще несколько картин, одну бредовее другой… Всплески фантазии лишний раз доказывают: без полного и однозначного понимания мотива жестоких убийств, эти версии – бесполезный вымысел.
Ефим по-своему оценил задумчивость седока.
– Тоска напала? Это ничего. Чичас поправим.
Затянул песню, довольно-таки похабную: про трех девиц, – дворянскую, купеческую и поповскую дочерей, – к которым сватался дьявол. После тридцати куплетов первые две многократно покрыли себя позором, но последняя вознамерилась заездить рогатого. Причем не под седлом и без уздечки.
– Ненасытная девица Тянет беса в срамоту, Тут рогатый и взмолился: «Мне ужо невмоготу!»
Лес надвинулся неожиданно и обнял дорогу темно-зелеными лапищами. Стало жутко. Лихач бросил песню на полуслове и натянул поводья, притормаживая.
– А что, барин, ждут тебя в Чертаново?
– Нет, не ждут.
– Но будут рады внезапному приезду?
– Может и не обрадуются. А может, там и нет никого.
– Не поворотить ли назад, пока не поздно?..
Час перед рассветом – самый темный. Надо же было именно в такое время очутиться в чащобе. Среди этого мрака угаснет любая вера в успех.
Найдется ли в поместье усопшего барона ключевая улика или новая зацепка? Оценивая шансы со скепсисом завзятого реалиста, Мармеладов рассчитывал на один из ста. Но надежда разгоралась на задворках здравого смысла. Похоже, в пещере под левым виском, где прежде обитал василиск, нашептывающий кровожадные мысли, и вправду поселилась бойкая собака-ищейка. Тормошит, ведет по следу, которого толком и не разглядишь, а только чутье подскажет: сюда, скорее! Ищи, борись. Не сдавайся! Баронесса и князь настойчиво отговаривали от поездки, будто опасались чего-то. Надо присмотреться к пепелищу, не упуская малейших деталей.
– Неужто забыл, любезный? – он сильнее закутался в шерстяное покрывало, чтобы унять нервную дрожь. – Мы едем искать отгадку или, хотя бы, подсказку.
– А стоит, барин, все это семи рублей, которые на дорогу потратишь?
– Тут ставки гораздо выше. Один вельможа недавно предрек: на этом расследовании я головы лишусь.
– И не жалко? – шмыгнул носом кучер.
– Головы?
– Не-е, целковых. Башку можно в любой день сложить, то не от нас зависит, под Богом ходим. А деньгами человек сам распоряжается, выбирает, на что потратить. По мне, ты неправильно выбрал.
