акцента, но именно это смешно коверкала. – Спрашивайте и уходите!
– Ваша светлость, постарайтесь припомнить, давно ли сломалась та курляндская карета…
– При чем здесь карета? Вы ведь объявили, что ищете убийцу Лизоньки… О, прелестное дитя, она любила балет! Кабы не эта трагедия, наслаждалась magnifique spectacle [88] в этой самой ложе, – блеснули слезы, и тут же баронесса сменила тему. – Вам нравится сегодняшний бенефис?
Сыщик повторил обрывки фраз, подслушанных на галерке, и добавил:
– Жаль, Лебедева и Муравьева (знать бы еще, кто это!) рано покинули сцену.
– Вы разбираетесь в балете, хотя и мыслите по-обывательски. С тех пор, как на фасаде Большого театра Аполлону вместо тройки запрягли квадригу, эти подмостки не знали балерины талантливее Вазем!
Резко раскрылся веер, разделяя возмущение своей хозяйки. Через мгновение сложился и укоризненно уперся в грудь Мармеладов.
– Вы язвите: шесть тысяч в год. Французы готовы были платить вдвое, втрое больше, но балерина осталась в России. Деньги – пыль! Поклонники дарят ей бриллианты и изумруды, намного дороже, чем эти мизерные шесть тысяч. А уж про холодность… Еще упрекните, что она не поет каватины или не жонглирует горящими обручами. Балет – это высочайшее искусство, и Вазем достигла la perfection suprême [89]. Жаждете гримас и ужимок – перейдите через площадь, в драматическом театре вам любые эмоции изобразят, будете довольны.
– Простите, ваша светлость, но мы начали обсуждать другое.
– Придется подождать, зударь! Начинается второй акт, – она снова превратилась в сфинкса.
Сцена не интересовала сыщика. Чего он там не видел? Отточенные движения и бесстрастное лицо танцовщицы, мускулистые арлекины в черно-белых костюмах, картонный вулкан на заднем плане… Мармеладов наблюдал за баронессой, которую действие захватило с первой минуты. Она поднимала руку к сердцу, вздыхала и кусала губы. А когда визг скрипок припечатали медной пятой литавры и музыка на миг оборвалась, Доротея зажмурилась, чтобы удержать слезы. Чувственная особа, хотя успешно это скрывает.
Апраксин так и стоял безропотной каланчей за креслом, не отводя глаз от ее затылка. Изредка отвлекался, чтобы прожечь сыщика гневным или ревнивым взглядом. Вот он качнулся вперед, явно желая дотронуться до плеча баронессы. Отдернул дрожащие пальцы. Любой догадается, что молодой князь влюблен тайно и безнадежно, но вряд ли наберется смелости объясниться.
Составив мнение о странной парочке, Мармеладов стал разглядывать зрительный зал. Дамы и девицы восхищенно прильнули к золоченым лорнетам и перламутровым биноклям. Мужчины же давно и откровенно скучали. Позевывали, спорили вполголоса о пустяках, а в одной из аванлож играли в карты.
Бенефис закончился в полночь. Балерину трижды вызывали на поклон, сцена напоминала цветочную клумбу. Зал восторгался стоя, партер и галерка в едином порыве кричали «Бис!» Екатерина Вазем немного оттаяла, даже улыбнулась, и исполнила свою коронную партию из балета «Дочь фараона». Сыщик не опознал бы этого фрагмента, но в соседних ложах рассыпались в восторгах довольно громко.
Музыка окончательно стихла и зрители стали уходить. Баронесса повернулась в кресле.
– Итак, зударь, вы спрашивали про карету.
– Да, ваша светлость. Ту самую, с четверкой вороных, которая сломалась по весне.
– Что за околесица! Сломалась…
– Но вы перестали выезжать в ней.
– Глупцы брешут, а вы повторяете. Не зазорно? Карета сломалась у моего старого друга, барона фон Даниха. Ее отправили в Митаву, там мастера – не чета московским, умеют сотворить настоящее чудо. В наших экипажах, знаете ли, совсем не трясет на ваших ужасных дорогах.
Мармеладов отметил про себя это противопоставление «наших» и «ваших», высказанное с особым нажимом.
– На время ремонта я уступила барону свой экипаж. У меня мало друзей, знаете ли, но каждый из них мне очень дорог, – г-жа фон Диц встала и взяла юного князя за руку, тот сильно покраснел, – а они весьма добры со мной. В свою очередь Владимир любезно предоставил небольшое ландо в неограниченное пользование. Часто сопровождает в поездках и прогулках. Сейчас нас ждет ужин. Мы закончили сей смехотворный фарс?
– Ни в коей мере. Мне непонятна дальнейшая судьба кареты.
Апраксин надвинулся на сыщика, продолжая багроветь, но уже от едва сдерживаемого гнева.
– Немедленно прекратите! Ты собрался дворянам допрос учинять?! – орал он, путаясь в обращениях. – Да кем вы себя возомнили, чтобы мы терпели подобное издевательство? Поди прочь, ракалья!
Задержавшиеся на галерке зрители громко засвистели, приветствуя новое развлечение. Баронесса поспешно задернула занавеску.
– Оставьте, князь. Скандал нам ни к чему. Карета сгорела вместе с имением барона чуть больше месяца назад. Пожар начался посреди ночи, коней спасли, и на том спасибо. А мой старый друг, Леопольд фон Даних, погиб.
Она расплакалась. Искренне. Это легко отличить. Если женщины притворяются, то, даже выжимая капли из глаз, стараются выглядеть привлекательно и не искажают лицо. Курляндка же сморщилась, как яблоко в печи, и размазывала слезы по щекам. Потом уткнулась в плечо своего спутника и запричитала о бароне и его несчастной племяннице, которых злой рок уморил в один год. Владимир осмелел настолько, что обнял ее за плечи.
– Довольны? – рявкнул он. – Растравили душу. Довели до расстройства такую женщину! Вы со всеми полицейскими чинами вместе взятые, не стоите одной ее слезинки. Грязи под каблуком госпожи не стоите! Далась вам эта проклятая карета! Что в ней такого?
– Не могу утверждать, – покачал головой Мармеладов, – пока не проверю некоторые подозрения.
– А не можете, так и ступайте к черту на рога!
– Туда и отправлюсь, князь. В сгоревшее имение барона. Чертково, верно?
– Чертаново, – поправила баронесса, всхлипывая. – Но вам не стоит ездить на пепелище.
– Наоборот, мне крайне хочется там побывать, – настаивал сыщик. – После этого я предоставлю отчет…
– Нет, не вздумайте! Развалины особняка непрочные, в любую минуту, – не приведи Господь, – рухнет камень на голову, или провалитесь в яму, зударь, сгинете под обломками. Кроме всего, в округе повадились шастать разбойники.
– Послушайте доброго совета, сидите дома! – Апраксин покрепче обнял баронессу. – Эта поездка может стоить вам жизни.