– А санитары?
– Вы их больше не увидите. Если, конечно, будете хорошо себя вести. Ну, так как?
– Когда меня выпустят?
– Это целиком будет зависеть от вашего поведения. Все-таки вас признали больным. Но в будущем я смог бы это исправить. – Главврач пристально посмотрел на Данина и вернулся в свое кресло. – Ладно, не будем терять время. Вижу, что вы согласны. Сейчас вас отведут в новую палату. Одно условие. Чтобы я видел, что вы занимаетесь делом, требуется записывать все ваши мысли. А для начала я бы вам посоветовал вспомнить всё самое ценное, чего вы добились в математике ранее и восстановить эти записи. Это поможет вам обрести прежнюю форму, как спортсмену перед соревнованием. Учтите, записи я буду проверять.
– Вы разбираетесь в математике?
– Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь, – продекламировал врач и нажал кнопку под столом.
Вошла знакомая медсестра. На этот раз она старалась улыбаться. Данина отвели в отдельную палату с чистой постелью и маленькой столешницей, закрепленной на стене. На ней лежал большой блокнот в клеточку и шариковая авторучка. Раскрыв его, Данин удивился.
На каждой странице блокнота сверху была записана математическая формулировка теоремы Ферма.
Домой из больницы Валентину Ипполитовну лихо доставили на милицейской автомашине. Позаботился Виктор Стрельников. Его напарник Алексей Матыкин остался сидеть за рулем, а старший оперуполномоченный помог учительнице подняться в квартиру.
– Я вас не отпущу, пока не попьем чай, – с порога заявила Валентина Ипполитовна.
– Это не обязательно.
– Никаких возражений. Нам нужно с вами поговорить.
Зашипел чайник, загремели чашки, звякнули ложки.
– Только прошу простить за беспорядок. Меня же не было дома больше недели, – извинилась Вишневская.
– Понимаю.
– Спасибо, что мы в магазин по пути заехали.
– Не за что, – милиционер покорно расположился на кухне.
Когда ароматный чай был заварен, Вишневская спросила:
– Виктор, вы посмотрели видеозапись пассажиров, выходящих из метро в день убийства Софьи Даниной?
– Сразу не получилось, Валентина Ипполитовна. Срочные задания были. А долго такие записи не хранят. Они периодически обновляются.
– Как же так! – расстроилась учительница.
– Дело закрыто. Убийца выявлен. Украденные статуэтки тоже найдены. Представьте, они даже не пострадали.
– А я? – Вишневская приподняла руку в гипсе. – Меня толкнули на эскалаторе!
– Это хулиганство. Или неосторожность. Такое, к сожалению, бывает.
– Меня толкнули специально! Как дважды два – четыре! Кто-то очень не хотел, чтобы я добралась до видеозаписей.
Оперативник втянул губами горячий чай, отставил чашку.
– Валентина Ипполитовна, вы кого-то подозреваете?
– Да, – кивнула учительница.
– Прежде чем назвать имя, подумайте, у вас есть улики? Учтите, камеры видеонаблюдения эскалатор не просматривают.
– Татьяна сообщила вам про часы? Это достаточно редкая модель.
– "Восток"? Они есть у многих. Не зацепиться. Валентина Ипполитовна, забудьте о прошлом. Надо жить сегодняшним днем.
– Архангельская сказала, что часы были "Восток"? – удивилась Вишневская.
– Да. А что-то не так?
– Многое не так. – Учительница засуетилась, неумело листая блокнот одной рукой. – Сейчас я ей позвоню.
– Не трудитесь. Архангельская с мужем уехала в Испанию.
– Уже уехала? Сейчас, поздней осенью?
– У богатых свои причуды. Уволилась и уехала.
– И даже не позвонила мне.
– Она сказала, что напишет.
– Напишет?
– Да. Звякнула мне уже из Испании. Попросила, чтобы я забрал вас из больницы. А вам передала привет, сказала, что всё напишет в письме. Ждите. Письма из-за границы идут долго.
Учительница на миг задумалась, потом встала.
– Вы подливайте себе чай, Виктор. И про булочки, которые мы купили, не забывайте. А я пока включу компьютер и посмотрю почту. Письма в нашем веке летают по проводам.
Оперативник откусил булочку, дотронулся до чайника.
– Еще не остыл, – с удовлетворением отметил он.
Вишневская неожиданно вспомнила.
– Вы головоломку про лампочку решили?
Старший лейтенант смущенно развел руки.
– Вот вам последняя подсказка. – Учительница решительно выключила люстру над их головой. – Теперь потрогайте лампочку.
Она вышла из кухни и поспешила к своему компьютеру. Вскоре на плоском мониторе высветилось содержимое электронного почтового ящика. За время ее отсутствия накопилось несколько непрочитанных писем. Самое последнее было от Архангельской. Вишневская открыла его и погрузилась в чтение.
Чем дальше она читала письмо, тем больше задумывалась. Что это: запоздалое желание рассказать правду или хитрая ложь?
1994 год. Принстон. США.
Рождественские и новогодние праздники подходили к концу. Захмелевший Энрю Уайлс одиноко стоял в центре большой комнаты с недопитым бокалом виски и раскачивался с пятки на носок. На низком столике рядом с диваном валялся раскрытый журнал "People", причисливший его к самым выдающимся людям прошедшего года. Стараниями жены такие журналы имелись в каждой комнате его дома, а также у многочисленных соседей и знакомых. Еще совсем недавно они поздравляли его, по дружески сетуя, что из-за понаехавших корреспондентов стало невозможно припарковаться на их тихой улице.
Эндрю взглянул на свою глянцевую улыбающуюся фотографию и горько усмехнулся. Как зыбка и скоротечна слава. Безмерное отчаяние ледяными кольцами сжимало его. Долгие годы он карабкался к неприступной вершине, закрытой густыми облаками, и вот, когда, наконец, ступил на нее, туман вдруг рассеялся, и выяснилось, что это еще не победа. Он стоит перед горной расщелиной, за которой сияет желанный пик. Трещина на пути к главной цели кажется неширокой, но это обманчивое впечатление. Все усилия преодолеть ее неизменно терпят крах. С каждым днем кривые края ущелья раздвигаются, и, словно пасть гигантской акулы, они готовы растерзать отважного математика, рискнувшего подняться так высоко.
Эндрю тряхнул взъерошенной головой и залпом глотнул остатки виски. Толстое донышко брякнуло по столу, руки схватили авторитетный журнал, рывком разодрали его и швырнули в пылающий камин. Лист с цветной фотографией Уайлса медленно свернулся, почернел, занялся огнем и мгновенно превратился в пепел. У Эндрю появилось сильнейшее желание проделать то же самое с двухсотстраничным доказательством, наделавшим столько шума.
Спустя всего полгода после немыслимого триумфа "величайший математик XX столетия" должен был открыто признаться в своем унизительном поражении. Ученые со всех стран требовали внести ясность в доказательство теоремы Ферма. Многие уже знали, что в рассуждения Уайлса вкралась ошибка и настаивали на публикации работы в существующем виде с примечаниями рецензентов. Главный редактор математического журнала тоже просил об этом. Коллеги убеждали, что исследование Уайлса в любом случае являются весомым достижением. Но упрямый математик не соглашался.
Если бы кто-то другой исправил его ошибку, то вся слава досталась бы ему, а не Уайлсу. В историю математики войдет тот, кто совершит решающий прыжок над пропастью к победе, а не тот, кто соорудил огромный мост, ведущий к цели, которому недостает одного единственного пролета.
Эндрю решил не сдаваться. Десять лет самоотверженных исследований приучили его к упорному труду, и он не мог отступить, когда священная мечта поколений математиков так близка.
Уайлс сел за компьютер и быстро написал письмо всему математическому сообществу. В нем он признал наличие небольшой проблемы, но пообещал вскоре окончательно решить ее и представить полное доказательство в феврале. Он щелкнул по ярлычку "отправить", и письмо, переправляемое от одного читателя к другому, за пару дней разлетелось по всему земному шару, успокаивая его сторонников.
Однако не все коллеги поверили в оптимизм Уайлса. Многие посчитали, что он просто затягивает время. Прошел февраль, наступил март. Под давлением общественности Эндрю Уайлс выступил в Принстонском университете, но не привел никаких новых деталей. Маленькая проблемка не желала решаться. Доказательство терпело крах.
Весть об этом разнеслась с еще большей скоростью, чем сообщение об успехе. Почему-то грандиозные крушения интересуют публику куда сильнее, чем выдающиеся победы. Если бы "Титаник" установил в свое первое плавание мировой рекорд скорости по пересечению Атлантики, кто бы о нем сейчас вспоминал?
Число скептиков, убежденных в фундаментальности ошибки, значительно возросло. Но упертый Эндрю Уайлс, несмотря ни на что, продолжал работать над доказательством.
А в начале апреля грянул гром невиданной силы!
Электронная почта разнесла по всему миру ошеломляющую весть.
