– Самые гладкие подбородки у женщин, – усмехнулся Стрельников.
– У женщин, – задумчиво повторила Вишневская, глядя на фотографию.
Стоячий воротник напомнил ей костюм Тани Архангельской для школьного спектакля. Она играла сказочный персонаж. Кажется, Фею. Да-да, Фею!
Это был один из тех дней, когда ученики на простом примере постигают невероятную силу математики. На уроке она задала парадоксальную задачу об апельсине и земном шаре.
– Представьте, что земной шар обтянут по экватору обручем и точно также обтянут апельсин. Теперь допустим, что каждый обруч мы удлиним ровно на 1 метр. Понятно, что обручи отойдут от тел, и образуется некий зазор. Возникает вопрос: в каком случае этот зазор будет больше – у земного шара или апельсина?
– Конечно у апельсина! – первой выкрикнула Таня Архангельская. Ее поддержали одноклассники.
– Почему? – спросила учительница.
– Длина экватора земного шара порядка 40 000 метров, – демонстрировала свою эрудицию прилежная ученица. – В этом случае 1 метр ничтожно малая величина. А апельсин имеет окружность, наверное, сантиметров 30, и если к ним добавить целый метр, то очевидно, что получится огромный зазор.
Валентина Ипполитовна обратила внимание, что в расчеты на бумаге углубились только Данин и Базилевич. Вскоре Данин невозмутимо сообщил:
– Изменение радиуса каждого обруча будет одинаковым.
– Неужели? – с нотками сарказма переспросила Вишневская. Весь класс дружно засмеялся. – То есть, ты утверждаешь, что между огромным земным шаром, маленьким апельсином и их увеличенными на один метр обручами появится одинаковая щель?
– Да, – настаивал Костя. – Она не зависит от диаметра тела. Если взять горошину и Юпитер, получим тот же результат.
– А что скажешь ты? – обратилась Вишневская к Базилевичу.
– У меня тоже… – изумленный Феликс смотрел на вычисления. – Наверное, я где-то ошибся. Ведь это… противоречит здравому смыслу.
– А между тем, результат правильный. Не надо поддаваться эмоциям. Математики должны верить только числам.
Класс затих. Раскрытые рты не дышали. Тридцать пар удивленных глаз потрясенно взирали на Валентину Ипполитовну. Апельсин и земной шар – несопоставимые по размерам предметы. Длина окружности обруча для первого увеличился в три раза, а для второго – на тысячные доли процента. А щель получилась одинаковая!
– Данин, напиши решение на доске, – попросила учительница.
Но даже после того, как на доске появились простые формулы, из которых следовало, что изменение радиуса в обоих случаях составит 1/2?, или около шестнадцати сантиметров, многие ученики не поверили. На перемене Вишневская с улыбкой наблюдала, как Базилевич и Архангельская обмеряли связанными шнурками широкие поля и узкую тулью колпака феи, в котором Таня должна была предстать в школьном спектакле.
Ее еще долго потом окликали Феей, и девочке это нравилось.
– Фея – имя на букву Ф, – прошептала Вишневская.
Стрельников ее не расслышал и ткнул пальцем в экран.
– Вы же видите, такая борода за две недели не вырастет.
– Знали бы вы, Виктор, возможности современного программного обеспечения. Сейчас не только бороду, но и третий глаз можно изобразить так, что не придерешься.
Милиционер скривился, собираясь возразить, но все-таки достал мобильный телефон и нажал кнопку быстрого вызова.
– Леха, ты встречался с Базилевичем. Вспомни его и опиши мне… Так… так… Клиновидная бородка на испанский манер? Ну, всё, жди, скоро спущусь. – Оперативник убрал телефон. – Была у него бородка, была.
Высокий лоб учительницы пошел морщинами.
– Если это не он, тогда на первый план выступает Фея… Или история с подаренными часами – правда. Вы можете это проверить?
– О чем вы?
Валентина Ипполитовна сообразила, что Стрельников не знаком с содержанием письма.
– Феликс Базилевич подарил Михаилу Фищуку швейцарские часы, которые были на руке человека, толкнувшего меня.
– Вы опять за свое, – тяжело вздохнул милиционер.
– Хотя нет. Надо начать не с этого. Базилевич мог подарить Фищуку часы перед самым отлетом, чтобы запутать следствие… Прежде надо распросить Данина. Говорил он что-нибудь Фищуку про теорему Ферма или нет? – Учительница решительно хлопнула ладошкой по столу. – Вот что! Я приглашу Константина к себе прямо сейчас. На чай.
Она схватилась за телефон. Дважды набрала номер. Оба раза долго слушала монотонные гудки.
– Не стоит звонить, – нехотя заметил старший лейтенант.
– В чем дело? – обеспокоилась учительница.
Оперативник отвел взгляд.
– Не хотелось вам говорить… Но, оставшись без матери, ваш математик стал вести себя неадекватно.
– Что значит, неадекватно?
– Хотел выброситься из окна. Что-то еще нехорошее делал. Короче, его поместили в больницу.
– Какую еще больницу?
– Психиатрическую.
– Ну, знаете ли, это… Константин необычный человек, но он нормальный!
– Это дело медицины. Мы его выпустили. Дальше не моя забота.
– Вы бесчувственный человек!
– Я? – Обиженный Стрельников направился к выходу, но на полпути обернулся. – У нас есть действительно серьезные проблемы. В тот день, когда вы упали с эскалатора, около метро кто-то пырнул финкой Левона Амбарцумова. Он скончался. Убийца пока не найден.
Руки пожилой женщины похолодели. Она хрустнула пальцами здоровой руки, чтобы почувствовать их.
– Когда это произошло?
– Приблизительно в то же время, что и ваше падение. Его обнаружили, когда за вами приехала скорая.
Учительница задумалась.
– Это мог быть один человек. Сначала его, потом меня. Или наоборот.
– Легко вы строите версии.
– Мы должны вместе поговорить с Константином Даниным. Ключ к разгадке у него! Где находится больница?
– За городом. – Стрельников назвал адрес. – Только я не уверен, что Данин сможет нам помочь. С ним-то и в нормальном состоянии говорить тяжело.
– Помогите мне попасть в психиатрическую больницу. Вас, как оперуполномоченного, всюду пустят, а я – даже не родственница. Сами знаете, какой там режим.
Стрельников некоторое время колебался, потом решил:
– Попробую договориться с главным врачом. Сведу вас по телефону, а дальше вы сами.
Он позвонил в управление, связался с дежурным.
– Это старший лейтенант Стрельников. Посмотрите по нашей базе телефоны психушки и фамилию главврача… Записываю… Как вы сказали? – Милиционер оторвал взгляд от листа бумаги и озадаченно посмотрел на Вишневскую. Потом буркнул в трубку: – Понял, спасибо.
Он молча протянул листок Валентине Ипполитовне. Напротив телефонного номера там значилась хорошо известная им обоим фамилия.
Вишневская удивленно промолвила:
– Странное совпадение.
– Ох, не нравятся мне такие совпадения.
– Как дважды два – пять.
– Вот именно!
– Значит убийца это…
Учительница не закончила свою мысль, но Стрельников прекрасно понял ее.
1995 год. Принстон. США.
Сообщение о контр-примере профессора из Гарварда швырнуло Эндрю Уайлса в пучину отчаянья.
Оказывается он посвятил свою жизнь невозможному! Он ногтями царапал железобетонную стену. Его бесконечные попытки заткнуть дыру в доказательстве изначально были обречены на провал, потому что Великая теорема Ферма неверна!
От безысходности Уайлс готов был умереть.
Математический мир забурлил. Коллеги засыпали автора контр-примера вопросами. Тот отмалчивался. В течение двух дней среди ученых не было более животрепещущей темы, чем крах Великой теоремы, пока кто-то не обратил внимания на дату исходного письма: 1 апреля!
Сообщение оказалось первоапрельской шуткой. Математики вздохнули с облегчением. Великая теорема продолжала оставаться Великой мечтой.
Правда можно было услышать разговоры и такого рода: "На самом деле первым пошутил не Элкис, а Ферма, когда заявил, что знает доказательство". "Нет, он не шутил. Разве можно уместить двухсотстраничное доказательство на полях книги?" "В этом вся проблема. Его и в журнал никак не могут впихнуть".
Последний укол относился к Эндрю Уайлсу. Вздохнув с облегчением, он с удвоенной энергией продолжил работу над исправлением ошибки. Но ни весна, ни лето 1994-го года не принесли результата.
Математическое сообщество постепенно успокоилось. Великая теорема на то и Великая, чтобы просто так не сдаваться. Даже Уайлс начал привыкать к такому положению. Все признавали, что, невзирая на досадное поражение, он обогатил математику блестящими методами, которые можно использовать для решения других задач.
А теорема Ферма… Что ж, нет ничего стыдного, встать в один ряд с Эйлером и Коши.
С этими мыслями, спустя полгода, расслабленный Уайлс сидел в рабочем кабинете и просматривал свои старые записи. И неожиданно к нему пришло Озарение.
