Это не означает, что я сдался. За окраиной, посреди поля, на котором еще ничего не взошло, я остановил машину и стянул с себя костюм. Ермолай смотрел на меня с опасением: не сошел ли я с ума?
– Снимай и ты! Чего ждешь? – прикрикнул я на него. – Мы возвращаемся.
План был рискованный, но только так я мог выведать, что же известно моим недругам и какие потери они понесли в ходе короткого боя. Никто из перебежчиков не знал меня в лицо, и я надеялся на удачу.
Мы загнали машину в стоявший на поле прошлогодний стог и забросали сеном. До села добрались огородами. Я снабдил Ермолая – последнего из оставшихся у меня помощников – подробными наставлениями, и он пошел к моему дому. На улицах уже не имело смысла таиться, он сбавил шаг и напустил на себя выражение суровости, свойственное служивым людям. Такое же придал своему лицу и я. Мой путь лежал через центр – напрямую к подотделу. Было ли мне страшно? Да. Внутренний голос долдонил, что я поступаю бездумно и надо повременить, прикинуть последствия… Но критическая ситуация не располагала к компромиссам.
Я отметил про себя, что стены здания подотдела, слывшего в селе оплотом правопорядка, изрыты оспинами от выстрелов. Постарались мы на славу, но досталось в основном дому, а не тем, кто в нем засел. Это подтвердилось совсем скоро – когда из сеней вышли Вадим Сергеевич и субинспектор Кудряш. Последний при моем приближении пробасил:
– А, Птаха! Прилетел, чижик-пыжик… клопа тебе в онучи! Скажи на милость: где тебя, обормота, носило?
Этот не догадывается. У меня отлегло от сердца, но радовался я рано. Вадим Сергеевич спустился с крылечка и подошел ко мне. На груди у него висел «Мадсен».
– А вы храбрец! – услышал я в свой адрес. – Думали, я вас не р-распознаю? – И громко, с металлом: – Сдать оружие, Гор!
Я раскрыл рот, глупо заморгал.
– Ч-ч-ч-ч-т-т-т-т…
– Полно вам ваньку валять! Вы прекрасно говорите, да и писать умеете без ошибок. – И через плечо: – Егор Петрович, подите сюда!
Я выдернул из-за ремня электрический хлыст. Как ни молниеносно было это движение, Вадим Сергеевич упредил его – отскочил назад и развернул ко мне дуло пулемета. Но сталь – идеальный проводник электротока. Я сделал выпад, как рапирист, и дотронулся электродами до пулеметного ствола. Хлыст затрещал, заискрился, и мой противник, забившись в конвульсиях, опрокинулся навзничь, к ногам остекленевшего Кудряша.
Глава X
где Вадим Арсеньев на правах главного героя завершает рассказ
Прав мой непосредственный шеф Александр Васильевич Барченко: человек способен адаптироваться ко всему. Жил в древности такой царь, который боялся покушений и постепенно приучал себя к ядам – принимал их ежедневно сначала малыми дозами, а потом увеличивал, увеличивал – и добился того, что они совершенно перестали на него действовать. Даже когда возникла необходимость отравиться самому, он не сумел, не сработало. Почему я об нем вспомнил? Четыре года назад в экспедиции по Кольскому Заполярью меня жахнуло током. Один гаденыш подключил к нему проволоку, а я за нее сдуру взялся. Чуть концы не отдал. Меня выходила Аннеке, моя нынешняя невеста. Не скажу, что после того случая мой организм приобрел иммунитет к электричеству, однако какая-то сопротивляемость все же появилась. А может, я и изначально ею обладал, не знаю. Тот же Барченко подсунул мне однажды книжку с описаниями разных уникальных эпизодов из истории человечества. И там, в частности, упоминался не то американец, не то англичанин, в которого пять раз попадала молния, а ему всё трын-трава…
В общем, когда Гор, он же Птаха, звезданул меня своей электрической палицей, я потерял сознание всего на пару-тройку секунд. Когда открыл глаза, то увидел, как он убегает со двора, а Егор Петрович стоит соляным столпом и глазами лупает. Для него превращение немого и безграмотного участкового в преступного гения стало такой неожиданностью, что он не сразу опомнился.
Я хоть и при памяти был, но руки-ноги слушались плохо. Кое-как, лежа у крыльца, вывернул «Мадсен» и выпустил в удиравшего Птаху десятка полтора пуль. Не попал. Тотчас же к калитке подкатил «Блэкберн», за рулем восседал Ермолай – один из сельских милиционеров, Птахин холуй. Это он с двумя другими меня на станции из поезда вытащил и припер в Усть-Кишерть. Скосить бы его вместе с Птахой! Но пулемет виляет, пули снова в молоко ушли…
Птаха вспрыгнул на заднее сиденье, Ермолай газанул, и мотоцикл рванул по улице. Егор Петрович наконец отмер, начал стрелять им вослед, но проку от этого было ровно никакого.
Из дома выбежал Тимофей.
– Что тут у вас?
– Ничего… гхы, гхы! – Егор Петрович прекратил зряшную пальбу и помог мне подняться. – Птаху упустили, клопа ему в онучи… Он и есть главный злыдень!
Я догадался об этом еще до того, как в убитом «марсианине», что давеча обстреливал подотдел, мы опознали сотрудника кишертской милиции Кондрата Заречного. Не было сомнений, что и сбитым мною летающим диском управлял кто-то из Птахиной челяди. С какой же виртуозностью участковый надзиратель все провернул! Кто бы мог его, убогого, заподозрить в изощренном преступлении? Сейчас-то общая картина постепенно вырисовалась у меня в голове, недостающие звенья заняли свои места. Тяга Птахи к технике проявлялась уже на уровне мотоциклета и «Руссо-Балта», но отнюдь не ограничивалась этими простыми игрушками. Его таланта хватило на аэромашину, и, возможно, не только на нее. При этом он продолжал изображать из себя недотепу. Когда мы гнались за диском, он, конечно же, нарочно подстроил аварию, направив «Блэкберн» на препятствие. А после вывел из строя вогульского оленя с помощью своего электрического оружия. Это, как я теперь понимаю, заметил Санка, хотел рассказать мне или Егору Петровичу, но не успел – Птаха расправился с ним в лекарском пункте. И опять-таки – кому бы взбрело на ум подозревать участкового?..
Именно он предупреждал сектантов об обысках. Да и обыски производились им самим вкупе с преданными ему холопами, поэтому итог всегда был закономерен – они не находили ничего из того, что не хотели. Не собирался Птаха влезать и в вогульские дела, которые организовал через этнографа Байдачника, но разрытую могилу на кладбище обнаружили крестьяне, по селу пошел шепоток, последовало официальное обращение в милицию,
