третий субъект их предал. Вместе с ним был кто-то еще, четвертый. Васильевский и Званцев стреляют первыми, ранят одного из них, а те их убивают, – князь Гагаринский буквально поразил всех своей логикой и скоростью мысли. – Итого мы получаем правильную последовательность выстрелов, примятую траву со следами крови, нагар на руках, два «Нагана» и возможность выстрелить с разных сторон.
– Эта версия объясняет почти все, – усмехнулся Каменев. – Если бы не одно обстоятельство, я бы рекомендовал немедленно назначить вас главой московского сыска – петербургский уже занят… Но есть одна мелочь, которая разрушает это крепко спаянное построение: паузы между выстрелами.
Между первым и вторым выстрелом задержка составляла около 6–7 секунд. Между вторым и двойным третьим – еще пять секунд. Профессор вытащил из кармана часы и медленно прошелся по комнате до открытого окна.
Внезапно всем собравшимся ударил по ушам звук выстрела, тем более громкий, что был сделан в каменном здании. Все вскочили, Уваров вытащил служебный револьвер.
– Две секунды, – тихо сказал тенор, глядя на хронометр и держа в правой руке револьвер.
– Николай! – чуть оглушенный выстрелом, что было мочи крикнул статский советник. – Ты что творишь?
– Простите, это был следственный эксперимент. Две секунды – и у вас в руках оружие. Теперь представьте себе картину, которую описал Сергей Сергеевич. Васильевский достает оружие и стреляет. Раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь. Стреляет Званцев. Раз-два-три-четыре-пять. И только теперь в них стреляют в ответ. Похоже на правду?
– Ни капли… Есть еще варианты? – спросил Уваров.
– Как не быть?
Версия четвертая
– Бандитская шайка. Разберем основную версию полиции. У нее есть сильные стороны, этого нельзя не признать. Во-первых, бандитские шайки, в отличие от мнимого извозчика, действительно существуют. Во-вторых, убитые могли от них отстреливаться. В третьих, положение тел говорит о том, что в убитых стреляли как минимум двое и с разных сторон.
– Их окружили? – прервал его Гагаринский.
– Вполне возможно.
– Значит, осталось найти эту банду и посадить, – заключил Уваров. – Вот у нас в предвариловке со вчера сидят несколько таких, вечером займемся ими. Это явно не первое их дело – больно выстрелы аккуратные и с разных сторон подошли. Не новички… А мотив вы правильно отметили: ограбление, которое попытались скрыть.
– Вы наверняка найдете какую-нибудь банду, которая промышляет разбоем, посадите ее – и не сказать, что без оснований. При обыске наверняка найдете что-нибудь из прежних незакрытых дел – но это преступление останется нераскрытым.
Уваров снова отметил то, что он любил говорить всем своим новым подчиненным: «Господа, не всякое дело достойно пера Конан-Дойля или Габорио. Есть преступления банальнейшие, случайные, совершенные под алкоголем или кокаином – не надо искать особенной глубины там, где повсюду мелководье. Версия с бандитами все объясняет».
– Нет, не все, – возразил профессор. У меня к ней три вопроса. Первый: почему не спрятали тела? Если в банде много человек, они могли утащить трупы и тихо их спрятать, закопать. Второй: если они могли это сделать, почему не забрали все ценности? И третий: как в случае с бандой объяснить паузы между выстрелами? Боюсь, что никак…
Пятая версия
– Что ж, вот вам еще одна версия, – встал из-за стола Каменев. – Мы можем иметь дело с заговором. Нет ни одного человека, который желал бы смерти сразу всех. Но если они объединили свои усилия, например, барон Тускатти и князь Гагаринский, то первое убийство вполне объяснимо. Один мог желать смерти Званцева, другой – Васильевского.
Князь с бароном переглянулись.
– Но… – хотел что-то сказать Гагаринский, но его оборвал Филимонов: А мотивы?
– Мотивы элементарны: Васильевский нанес тяжелое оскорбление Сергею Сергеевичу и хотя он извинился, кто знает, что у человека в черепной коробке… «Пусть ангелом и притворится, да черт-то все в душе сидит».
– Хорошо, – вскочил Тускатти. – Пусть у него был мотив. Но у меня?
Тенор коротко рассмеялся: тут, я думаю, пригодятся сведения, полученные из посольства Италии. Не правда ли, Владимир Алексеевич?
– Все так, мои подозрения были оправданы: в Италии нет таких баронов.
«Тускатти» рухнул на кресло и тяжело дышал. Все, что было сделано им за последние месяцы, рухнуло из-за какого-то идиота, пробежавшего глазами диссертацию.
– Алексей Званцев провалил вашу защиту. Неприятно, но свет бы простил вам, такому очаровательному иностранцу, эту ошибку. А вот если бы Алексей раскрутил ту историю, что вы не иностранец, а просто авантюрист, который имеет успех на балах благодаря вымышленному имени и титулу – тут последствия были бы куда серьезнее. Ваш мотив – не дать раскрыть себя.
– Хорошо, – признал «Тускатти». – Пусть так. Но зачем мне дальнейшие преступления? Опасность для меня представлял только он.
– Очень просто: тут убийцы меняются местами – и Васильевского убивает Тускатти, не имеющий мотива, а Званцева – Гагаринский – и полностью нарушается логическая связь между этими преступлениями. Непонятен ни мотив, ни возможность.
– Постойте, подождите минуту, – взял слово Гагаринский. – Вы очень хорошо все изложили, но у меня вопрос – а что с теми самыми временными паузами? Будь это хоть разбойничья шайка, хоть извозчик, который стреляет из двух мест одновременно, хоть мы с бароном – или как вас там? – Чем объяснить паузы? Мы не могли этого сделать, как вы сами продемонстрировали это во время трюка с пистолетом.
Каменев подошел к столику, на котором лежал портсигар и спички. Он вытянул один картонный цилиндр, зажег спичку и закурил.
– Вы правы, ваше сиятельство.
– Николай Константинович, – наморщил лоб Уваров. – Вы хотите сказать, что они…
– Они этого не делали.
– То есть все твои версии ошибочны, – осуждающе промолвил Филимонов.
– Эти – да. Теперь не версия: теперь я расскажу, как все было на самом деле.
– Я, с вашего позволения, не стану подробно разбирать другие возможные версии: если они и есть – они либо недоказуемы, либо опровергаются так же, как первые. У меня принципиально иная версия произошедшего, – перешел к делу Каменев. – Видите ли, есть несколько обстоятельств, которые мешают этому делу стать, по выражению Владимира Алексеевича, банальным и недостойным пера писателя. Первое – и самое странное: полное отсутствие логики в выстрелах и действиях убитых. Представьте себе ситуацию: в вас стреляют. Что надо делать?
– Бежать, – предположил Виктор.
– Да, желательно по синусоиде, – добавил Гагаринский.
– Помните, я рухнул в обморок на стрельбах? У меня в голове пронеслось то же самое – бежать по кривой. А убитые? – они же получили выстрел в грудь! Вряд ли они бежали задом наперед.
– Это странный момент, но тут мог сыграть элемент внезапности.
– Мог – если бы он был! Его же не было, понимаете?
– Почему не
