перенесли на кровать и все-таки послали за врачом. Через четверть часа с ним все было кончено. Тенор лежал в соседней комнате с сердечным приступом.
– Идемте, Антон Карлович, – предложил надворный советник. – Ему сейчас нельзя волноваться.
– Сердце – не камень, – кивнул тот и направился к двери.
Спустя всего неделю тенор вернулся к чтению лекций, а в следующее же воскресенье в квартире раздался звонок. Варвара Георгиевна открыла дверь: за порогом стоял ее супруг, рядом с ним был какой-то господин с двумя большими деревянными ящиками в руках.
– Прошу, Юлий Иванович, проходите. Здравствуй, Варя… Давайте в гостиную, тут как раз стоит рояль – я думаю, будет удобно. Варя, пойдем с нами. Ты сегодня в хорошем голосе?
– Как всегда, – сказала она.
К роялю придвинули обеденный стол, господин поставил на него деревянные коробки. Внутри находился небольшой рупор, несколько черных цилиндров и какое-то странное устройство с аккумулятором.
– Это дело все-таки убедило меня, что надо непременно оставить фонографические записи. Я договорился с господином Блоком, что нас с тобой запишут на цилиндры. Как тебе перспектива войти в историю?
– Войти в историю – не проблема, – улыбнулась она. – Проблема из нее выйти.
– Сегодня была очередная демонстрация – новые валики записывали, старые показывали… Это потрясающе! – знаешь, как Танеев возмущался по поводу своего голоса? Он у него и правда высокий, а если начнет смеяться – так совсем срывается. Пабст великолепно сыграл Шопена. Фигнер пел романс Кюи – правда, на записи не очень хорошо слышно. Донской записался. Не пора ли и нам?
– Уверен? – спросила Варвара Георгиевна. – Мазини говорил, что это профанация искусства. Рубинштейн отказывался записывать свою игру.
– И потом очень жалел, кстати. А месяц спустя Антон Григорьевич все-таки аккомпанировал «Серенаду Дон-Жуана», пел Самусь. Начинай, я сыграю на пианино что захочешь. Единственный момент – не больше 2,5 минут на один цилиндр. Оставим, так сказать, потомкам представление о своем искусстве.
Варвара Георгиевна выбрала хабанеру из «Кармен» – она всегда любила этот странный и непонятный ему веризм, и арию Фидес из «Пророка». Каменев записал укороченный вариант романса Рауля и «Сердце красавицы».
– Хотите послушать? – спросил Блок.
– Конечно, – кивнули в унисон Каменевы.
– Сейчас поставлю хабанеру… – сказал он и начал менять иглу.
– Нет, старик Рубини, конечно, был прав в свое время, – заметил Николай Константинович. – Теперь благодаря Эдисону всё несколько изменилось: теперь голос певца не просто сохраняется, он больше ему не принадлежит и может парить над миром даже после ухода артиста.
Послышался треск и дивно красивый голос выводил страстную мелодию испанской цыганки.
– Шумов, правда, многовато – но наверняка что-нибудь придумают, – улыбнулся тенор, когда запись кончилась. А можно услышать канцону из «Риголетто»?
Юлий Иванович переставил цилиндр и после небольшого фортепианного вступления послышались знаменитые слова «Сердце красавицы склонно к измене…» – однако их секунду спустя совершенно заглушил возмущенный крик «И за это мне платили?!»
Концепция Вагнера о едином произведении искусства
Грудное «до» (итал.)
Живая вода (лат.)
Мадонна, что делать? Что будет? (итал.)
Начало латинской фразы Fiat iustitia, et pereat mundus – «Да свершится справедливость, даже если мир погибнет».
«О, Эльза! Если б год лишь ждать могла ты, – Ах, вновь тебе блеснул бы счастья свет!»
Доброе утро, сударь! Доброе утро, сударыня! Как ваши дела?
Доброе утро, сударь! У нас все отлично, большое спасибо! Эта женщина – моя жена. А вы как? Я слышал, что полиция подозревала вас в совершении этих убийств…
Я думаю, это большая ошибка. Вы только подумайте! – вы, барон Тускатти – и вдруг обычный убийца. Нет, это неправда. Простите, а вы что-то хотели сказать?
Дорогой друг (итал.)
Так приходит мирская слава (лат.)
