Листратов вжал голову в плечи и молчал.
– Вот что. Поедемте сейчас к нам, где и объясните свой аферизм с заменой родства. И как Михаил Обыденнов узнал, что он на самом деле Нефедьев. Остальное, то есть что с ним потом стало, нам известно.
Через полчаса в кабинете начальника сыскной полиции старик со злыми глазами рассказал Лыкову с Титусом удивительную историю.
– В восемьсот шестьдесят втором году я служил помощником управляющего у важного барина, Евгения Михайловича Нефедьева. Богатый был человек! Четыре имения, лесные угодья, конезавод в Калмыкии… Имел он двух сыновей и двух дочерей. Старший – Александр Евгеньевич – служил в Новороссийском гусарском полку. Он смолоду доставлял отцу много неприятностей. То крестьянку обрюхатит, то купцу бороду вырвет; а однажды у помещика, где полк квартировал, жену увез! Больше же всего в карты любил играть, и всегда неудачно. В двадцать два года от роду, еще корнетом, продул он почти сто тыщ ассигнациями. Евгений Михайлович испугался такого начала офицерской карьеры и упросил государя разрешить заповедное имение. И обратил в него долю старшего сына, положенную ему из родового наследства. Жить Александру Евгеньевичу есть на что, а играть – только по маленькой! Мудро сделал старик.
Так вот. В 62-м году Евгений Михайлович был уже очень немощен, а Александр Евгеньевич продолжал вести образ жизни, предписанный гусару. Это в тридцать четыре года! Отец умоляет: женись, стервец, а то я внуков не увижу. И подыскивает ему разных невест, одна родовитей другой. Сын ни в какую. Вдруг об эту пору, случайно, на улице, встречает он молодую девушку из мещанского сословия города Арзамаса, Марию Буйкову.
Листратов запнулся и прикрыл на минуту глаза, которые сделались вдруг теплыми и печальными. Потом продолжил:
– Ни до, ни после не встречал я эдакого беспорочного существа. Все, кто ее знал, любили Машу. И я, старый грешник, по сию пору вспоминаю… Александр же Евгеньевич в страсти своей к ней дошел почти до безумства. Привык ни в чем отказу не получать, а тут… Очень он хотел сделать Машу своей полюбовницей. Страсть его была плотская, не духовная. Завалил девушку дорогими подарками. Она их иногда брала, но чаще отсылала обратно. Всем этим от Нефедьева заведывал я, и я же, по его поручению, пытался уговорить девушку на сожительство. И не преуспел в том ни на грош! Маша была чистая душою, да и мать ее была строгих правил и дочь в том же воспитала.
Но в одном случилась осечка. Умел-таки барин нравиться женскому полу! Дурень, да фигурен, в потемках хорош. Баб глупить у него получалось лучше всего остального, особливо, пока был молодой. И Маша его полюбила… Уступила его страсти – так можно сказать. Им тоже ведь нравится, когда их возносят, говорят, что они лучше всех… Видя сие, Александр Евгеньевич совсем рассудку лишился. А Маша ему отвечает только одно: люблю, всю жизнь буду любить, но тело мое познаешь только после венца.
Наивная душа… Нефедьевы ведут свой род с незапамятных времен: и стольники были, и воеводы. Им ли родниться с арзамасскими мещанами! Какой ни был дыролобый Александр Евгеньевич, но понимал, что батюшка его проклянет, явись он с подобной просьбою. И заповедное имение тут же перейдет к младшему сыну Евдокиму. Бравый наш гусар оказался как бы между двух огней. Машенька твердо стоит на своем… И созрел в беспутной голове его дьявольский план, а мне было поручено его провернуть. Уж не знаю, сам ли барин придумал или надоумил его кто, но однажды вызвал он меня и вручил сразу десять тысяч рублей. И говорит: «Вот тебе, Мартын, сумма, а сделай на нее следующее. Найди попа-расстригу и сыщи церкву без прихода, где настоящий священник нищий и паствы нет. И с ними обоими сговорись. Пусть батюшка съездит в уговоренный день в консисторию, неспешно, и назад не торопится, а ключи от храма тебе отдаст на сохранение. Расстрига же нас в это самое время и обвенчает, как законный поп! Только чтоб выглядело все натурально, как истинное таинство».
Ладно. Взял я деньги, принялся думать. Перво-наперво нашел бесприходную старую церковь, почти уже закрытую, под Лысковом, на Олениной горе. Вот нищета! Батюшка ее за сто рублей согласился хоть неделю в храме не показываться. Не спросил даже, пошто это нужно, зато затребовал задаток.
Далее сыскал я и попа, готового на все. Эдакие завсегда имеются. Отец Гермоген дважды уже за проделки переводился в причетчики. Он попался снова и ожидал исключения из духовного сана. За три тысячи я с ним легко сговорился. Таким образом, поручение барина было выполнено, и я еще оставался почти в семи тысячах прибытку.
Теперь оставалось только убедить невесту венчаться без согласия родителей. Маша понимала, что разрешения от Нефедьева-старшего получено не будет. Но он уже стар и болен. Ежели невестка родит ему внука в законном союзе, авось старик расстрогается да и простит молодых… А пока же предстояло хранить их брак в тайне и спешить с рождением первенца – вот такую сказку придумал ей Александр Евгеньевич.
Много времени ушло на доказательство Маше законности предстоящего венчания. Тут, скажу без скромности, я сыграл важнейшую роль. Мария Силуяновна твердо помнила 38-е и 42-е правила Василия Великого, что нельзя венчать детей без воли родителей. То же говорит и 60-я статья первой части Х тома Свода Законов. Но я придумал, как запутать малоопытную девушку. У нас, как вы знаете, есть два совершеннолетия: церковное и гражданское. Первое начинается для женщин с шестнадцати лет, а второе – с двадцати одного года. И я показал Маше документ. В параграфе 18-м «Инструкции благочинным приходских церквей» сказано: «Не венчать детей без воли родителей и опекунов до известного возраста». Там, конечно, имелся в виду возраст гражданского совершеннолетия, но девушка перепутала его с церковным. А ей шел уже восемнадцатый годок!
Еще я раскрыл ей Уголовное уложение и показал 419-ю статью. А там, если помните, предусмотрено наказание за вступление в брак «вопреки запрету родителей, в случае не достижения совершеннолетия». Опять все вышло на совершеннолетие, и опять Машенька перепутала одно со вторым. Всеми этими ссылками запутал я девушку окончательно, и она дала согласие на тайное венчание.
Ну вот… Все уж у меня уготовлено, мешает только Петровский пост, в который венчать запрещено. Жених с невестою ждут не дождутся его завершения, как вдруг ко мне приходит отец Гермоген. Возвращает мне задаток и говорит, что он спешно уезжает, далеко и насовсем! Что такое? А оказалось, что его перекупили беглопоповцы. Дают ему тринадцать тысяч рублей, перемазывают в свое священство и отсылают в Енисейскую губернию, где у них нехватка служителей. Караул! Я горю! Два дня до венчания, а мой поп задает лататы. Я ему сулю еще деньгу, только б он задержался, а он показывает в окно два воза и бородатых мужиков подле них. Все, говорит, я уже выехал; эти согласились подождать лишь несколько минут.
Как тут быть? Думал я недолго. Одно только мне и оставалось – взаправду их вокруг аналоя обвести. Чуть пришла мне в голову эта мысль, так сразу и забрала меня всего. Ведь какую пользу можно было потом из этого извлечь!
– То есть заняться шантажом? – уточнил Лыков.
– Навроде того. Ну и поехал я на Оленину гору. Взял отца Иеремию в работу: окрути, говорю, молодых без разрешения родителей. Не велик же грех! Любят друг друга до страсти, жить один без другого не могут, а старики все рублем меряют. Каждый день на Руси такие браки совершают, и ничего… Иеремия же, змей, почуял, что деваться мне некуда и он может свои условия ставить. И отвечает так: «Где три предбрачные оглашения? Где обыск? Где свидетельства отсутствия близкого родства?[104] А ну, как брак признают незаконным, а меня сана лишат?» Я бился-бился, да и спросил: «Батюшка, сколько ты хочешь?» – «Десять тысяч», – отвечает. Куда деваться? Остался я совсем без барыша. Вот, так все и вышло… Барин думал, что это театр с актерами, Маша – что святое таинство, и лишь один я знал правду. И решил твердо извлечь потом из нее доход.
– Что бы вы делали, если бы Мария Нефедьева не умерла родами?
– Деньги разрешили бы все к пользе барина. Купил бы он всю консисторию, сжег метрические книги, а отца Иеремию, жадюгу, услал бы в Сольвычегодск. И брака вроде бы как и не было.
– А Марию куда девать? Она – верующая христианка и венчанная жена. Тоже в Сольвычегодск?
– Чего уж проще, когда ты Нефедьев да при таких деньгах! Нанял бы пару негодяев, и те под присягой подтвердили бы, что Мария Силуяновна нарушила с ними святость брака прелюбодеянием. И взашей ее тогда, и с позором, с позором! Хорошо, что не дожила наша ангелица до раскрытия страшной тайны, умерла в убеждении, что венчанная и любимая супруга.
– А сына? Его куда?
– Эй! Дети мрут, как мухи; помер бы и он. При надобности подсобили бы…
Повисла тягостная тишина, затем Листратов продолжил:
– Ну, повенчали их, и поселились молодые на окраине Лыскова в нанятой квартире. Жили они там месяц. Только и выпало счастья на коротком Машенькином веку, что этот месяц… Александр Евгеньевич взял в полку отпуск и почти не расставался со своей молодой женой.
