– Нет уж, я лучше возьму умом и хитростью.
Я действительно собирался отказаться от всего этого доисторического багажа, но Джубаль все же убедил меня, что глупо вступать в бой невооруженным и что копье послужит мне не только знаком отличия, но и чем-то вроде знамени или штандарта, палки для ходьбы, шеста для сооружения палатки и так далее. Копье выглядело как-то по-варварски, но стоило моим пальцам сомкнуться на гладко отполированном древке, и я почувствовал себя грозным бойцом. Это было первое принадлежавшее мне оружие со времен Триполи, где я потерял свое ружье, и оно вселяло уверенность, наверное, сродни той, с какой первобытные люди ходили охотиться на покрытых густой шерстью мамонтов. Бывшие рабы, видимо, считали его знаком повышения в чине, а также особого доверия Дессалина ко мне, а потому безоговорочно признали мое лидерство. К чему я был совершенно не готов (как правило, никто никогда ко мне не прислушивался), а потому ощутил прилив сил. Нет, это определенно возбуждает – быть военачальником!
И вот мы дождались сумерек и выступили.
Даже после захода солнца бойцы моего отряда вскоре вспотели и запыхались. Каждый тащил привязанный к спине бочонок с порохом весом в тридцать фунтов – еще одна причина, по которой мы не взяли огнестрельного оружия. Случайный спуск курка, маленькая искра, и бочонок с порохом мог взорваться, и этот взрыв вызвал бы череду взрывов остальных бочонков.
А когда тропинки, протоптанные животными к водопою, становились слишком крутыми и скользкими, нам приходилось цепляться за ветви деревьев. Для утоления жажды мы прихватили с собой калабаши – сосуды, выдолбленные из маленьких тыквочек и наполненные водой с добавлением забродившего сока сладкого картофеля. От этого напитка несколько моих солдат вдруг решили затянуть песню, но Джубаль тут же велел им замолчать, ибо любые проявления веселья совершенно неуместны, если хочешь незаметно подобраться к врагу. Я также прихватил с собой фляжку с ромом и время от времени пускал ее по рукам: каждый солдат отпивал по глотку, что придавало ему бодрости и укрепляло боевой дух.
Мы поднялись в горы, и тут нашим проводником стал Джубаль. Он знал здесь каждую тропинку не хуже пумы и вел нас вдоль извилистой расселины, по дну которой, пробиваясь сквозь мхи, протекал ручей – журчание воды заглушало звуки наших шагов. Под густыми кронами тропических деревьев было так темно, что я с трудом различал широкую спину идущего впереди Джубаля. Поэтому я остановил отряд, попросил одного из бойцов снять изношенную белую рубашку и порвал ее на ленточки, которые велел привязать к бочкам на спинах, чтобы было лучше видно идущего спереди человека. Джубаль снова встал во главе колонны, Антуан замыкал шествие, а я вышагивал в середине.
Все то и дело оскальзывались и спотыкались. К счастью, ругательства на английском, французском, креольском и африканском языках произносились при этом еле слышным шепотом.
Мы поднимались все выше и выше в горы. С деревьев капало после недавнего дождя, над лесом поднимался густой туман, и я слышал, как где-то рядом похрюкивают дикие свиньи, спеша убраться с дороги. Мне вспомнилось преследовавшее меня дьявольское отродье, но сейчас все эти страхи и предрассудки показались мне просто смешными – ведь я был трезв, никакого колдовского снадобья вуду не пил, к тому же рядом были солдаты. Время от времени мы останавливались и прислушивались – не проходит ли поблизости французский патрульный отряд, не блеснет ли где-нибудь в зарослях окуляр бинокля? Но, похоже, весь этот девственный лес принадлежал только нам.
Ни одному из моих солдат не разрешалось курить – опять же из соображений безопасности, ведь бочки с порохом могли взорваться, а запах табака – выдать наше местонахождение. Я видел в темноте яркие белки их глаз, когда они оборачивались взглянуть на своего командира и при этом шепотом уверяли, что от меня исходит свечение, как от призрака.
Казалось, этот подъем длится бесконечно.
– Послушай, я хочу лишь подняться над французскими укреплениями, а не покорять Альпы, – заметил я Джубалю, оттирая пот со лба.
– Но ведь горы на Гаити низкие, разве нет? – отозвался тот.
– И покрыты скользкой грязью. И так и кишат ядовитыми тварями, не говоря уже о том, что здесь полно фекалий разных животных и острых шипов.
– Скоро пройдем через перевал и начнем спускаться. Время еще не пришло. Не тревожьтесь, мсье Итан, Джубаль хорошо знает эти горы. Дессалин говорит, что капля пота может сберечь каплю крови.
– Похоже, что он прав. Вот только пот проливаем мы, а кровь сберегается его.
Мой товарищ рассмеялся.
– Уж лучше попотеть, чем выводить его из себя!
Наконец, наша группа достигла гребня горы, и в лица нам подул освежающий ветер с моря. Находились мы прямо над французскими укреплениями, за которыми виднелись темные воды бухты. Я заранее знал, что луны сегодня не будет, и теперь в отдалении виднелись лишь редкие огоньки Кап-Франсуа. Видел я также огни костров к востоку, во французском лагере. Если мои расчеты верны, то находились мы сейчас над лощиной, куда я недавно заходил вместе с полковником Окуэном, чтобы посмотреть редуты и проверить, как налажена доставка воды.
И вот теперь я собирался использовать всю эту географию, чтобы положить конец войне.
Прошло уже полночи, и времени на то, чтобы осуществить мой план, оставалось не так уж и много.
– Нам лучше поторопиться. Ваша армия пойдет в атаку на рассвете, – сказал я.
– Да, но мы уже нависли над французами, как топор, занесенный над куском дерева, – удовлетворенно заметил Джубаль. – И мои ребята – настоящие трудяги, верно я говорю, чучела вы мои?
Негры дружно рассмеялись, и их улыбки сверкнули в темноте дюжиной белых лун.
– Вот и отлично, – сказал я. – Потому как в противном случае мы все умрем.
При спуске ногам приходится куда труднее, чем легким. Тем не менее вскоре мы услышали бормотание еще одного ручья и вышли из джунглей. Затем приблизились к небольшому горному озеру, что находилось в расселине между утесов – с этой высоты и слетали вниз струи водопада, поставляя воду французам. Мы пригнулись и заскользили вдоль ручья, словно пантеры. Затем самый маленький и шустрый из нас, бывший раб по имени Кипр, вызвался пойти на разведку. Мы молча ждали его минут десять, терпеливо снося укусы москитов. Наконец, он бесшумно вынырнул из тьмы и доложил:
– Шесть солдат, четверо спят, двое на карауле, на выступе.
С полдюжины мачете сверкнули лезвиями – солдаты выдернули их из ножен.
– И чтобы ни звука! – напомнил всем нам Джубаль. – Или они нас, или мы их.
Я нервно сглотнул слюну. Война начнется с минуты на минуту, ужасная и жестокая.
Убийцы поползли вперед, а все остальные бесшумно двинулись следом – на тот случай, если им понадобится подкрепление. Я опасался ружейных выстрелов, криков, звуков борьбы, но кругом стояла полнейшая тишина. Мы проползли вдоль озерца и добрались до выступа, с которого открывался вид на укрепления французов. Я ровным счетом ничего не видел и не слышал – а потом вдруг словно прозрел. Шесть отрезанных голов французских солдат выстроились в ряд у ручья: они походили на дыни. Глаза у них были закрыты, словно несчастные испытывали облегчение, что для них, наконец, все закончилось.
Куда делись их тела, я так никогда и не узнал.
– Отличная работа, – заметил Джубаль.
Я долго не мог оторвать глаз от их бледно-желтоватой кожи. В конце концов, я отвернулся и глубоко втянул ртом воздух.
– А теперь будем работать старательно, как бобры. Строить дамбу через ручей, как делал мой сын во Франции.
– Кто такие бобры? – спросил один из моих спутников.
Я растерялся – мне никак не удавалось подобрать африканский эквивалент.
– Ну, нечто вроде слона, – ответил я после паузы. Эти животные тоже что-то сооружали, и Гарри видел это в Триполи.
– А что такое слон? – тут же последовал еще один вопрос. Эти ныне свободные рабы никогда в жизни не видели слонов, – ни здесь, на Гаити, ни в Африке. Надо было подобрать для сравнения какое-то знакомое всем животное.
