К тому времени, когда он достиг Рингштрассе и начал лавировать по лабиринту улиц в направлении кафе, адвокат вспомнил свой разговор с Натали Бауэр-Лехнер на железнодорожном вокзале в прошлую пятницу вечером, когда Малера привезли в Вену полумертвым. Она также подтвердила то, что сказал композитор. Вертен не придал этому должного внимания в тот момент, но эти сведения явно дозревали в том, что невропатологи называют подсознанием.
Натали Бауэр-Лехнер упомянула, что Тор прибыл «вчера». Это означало четверг, а не пятницу. Он услышал это сообщение, запомнил его, но только сейчас понял его истинное значение.
Гросс уже ожидал его в кафе, сидя на том же самом месте, которое они занимали, беседуя с господином Хансликом. Отто, старший официант, приветствовал их со своим обычным хорошим настроением и быстро принес ему мокко, даже не спрашивая заказ.
Вертен не смог удержаться и сразу вывалил все свои подозрения касательно господина Тора.
Гросс просто кивнул:
— Я тоже продумывал эти направления. Чашу весов перевесило обнаружение имени «Вильгельм». Так же как и перевернутое наоборот имя Тор — Ротт. Преступники любят использовать фальшивые имена, как можно более схожие с настоящими, во избежание ошибок.
Вертен почувствовал, как возбуждение возрастает в нем подобно ощутимому давлению.
— Так что Тор может оказаться давно потерянным братом Ганса Ротта, мстящим за то, что он считал плагиатом Малера. У него приблизительно такой возраст, и Малер помнит слухи, что он якобы уехал в Америку. Тор провел какое-то время в Америке, по крайней мере он так сказал Берте. Боже мой, Гросс, ему представились огромные возможности. Ведь он был за городом каждый раз, когда там происходила атака на Малера. Вначале перед аварией с велосипедом, а затем на прошлой неделе перед отравлением.
Адвокат на минуту задумался.
— Но как он может быть связан с событиями в Придворной опере?
— Вот здесь имеет право на рассмотрение теория существования сообщника, — ответил Гросс. — У Тора, или Ротта, есть некто внутри театра, помогающий ему. В конце концов, было бы уже слишком предположить, что он имел доступ за кулисы и что никто не заметил бы слонявшегося там постороннего.
— А как насчет Гюнтера и женщины Паулус?
Гросс помешал свой кофе.
— Эти убийства могли быть совершены либо Тором, либо его сообщником.
— Трудно представить Тора в роли убийцы, — усомнился Вертен, вспомнив робость, замкнутость этого существа, дрожащего от малейшего испуга.
— Человек может менять свою манеру поведения и внешность так же легко, как и свое имя, — просветил его Гросс. — Кротость — идеальная маска для человека, у которого хватает злости, чтобы совершить несколько убийств.
Гроссу пришла в голову новая мысль.
— Возможно, нам стоит еще раз побеседовать с госпожой Игнац, — предложил криминалист. — Как мне помнится, эта дама заявила, что она не видела незнакомцев в здании в день нападения на вас. Если я буду истолковывать это заявление в буквальном смысле, то остается вероятность того, что она могла видеть господина Тора. В конце концов, для нее он не постороннее лицо. Если Тор является Роттом, то это объясняет еще кое-что, не дававшее мне покоя в связи с нападением на вас.
Вертен собрался было спросить, что же это было такое, но Гросс без остановки продолжал:
— Запертая дверь в вашу контору. До сих пор мы руководствовались гипотезой, что это было не совсем обычным действием взломщика, но почему закрытая дверь не могла быть привычным поступком служащего?
— Как я мог быть настолько слеп? — внезапно спросил Вертен.
— Не порицайте себя, друг мой, — утешил его Гросс. — Я тоже не сразу раскусил его. Но для нас это всего-навсего теория. Нам недостает веских доказательств. Однако я уверен, что мы можем собрать кое-какие улики и без необходимости вновь общаться с этой вашей нахальной привратницей.
— Его почерк, — подтвердил Вертен. — Такие красноречивые следы чернил. У нас полно документов, написанных им, в конторе.
Когда они быстро расплатились и направились к двери, их на момент остановил официант Отто.
— Хотел бы сказать вам пару вещей, возможно, полезных для вас, господин адвокат. На прошлой неделе, когда вы ушли, я видел, как за вами следил человек.
— Следил за мной?
— Да. Он стоял на углу. Я заметил его, потому что этот тип стоял там все время, пока вы разговаривали с господином Хансликом. Он прикидывался, что разглядывает витрину шляпного магазина, но время от времени бросал быстрый взгляд на окна этого кафе. Затем, когда вы ушли, я увидел, как этот субъект прячет свое лицо от вас, вроде бы опасаясь, что вы можете узнать его. После того как вы ушли на полквартала, он пустился вдогонку за вами, низко надвинув котелок себе на лоб.
— Боже мой, господин Отто, из вас самого вышел бы отличный сыщик. Вы можете описать этого человека?
— Конечно, сударь. Ростом повыше среднего и плотный. Нос скорее круглый, чем острый. Немного такой прибитый вид, ну, как будто из простых, может быть, даже от робости. Но когда он пустился за вами, стало ясно, что ничего такого в нем нет. Мне показалось, вроде бы как ястреб охотится за добычей, если вы понимаете меня.
— Я понимаю вас, господин Отто, очень хорошо, — ответил Вертен. — И благодарю вас.
Официант Отто дал подробное описание Вильгельма Тора.
— Вы упомянули «пару вещей», — заметил Вертен перед уходом.
Официант утвердительно кивнул:
— Верно. На прошлой неделе я упомянул, как господин Ханслик и его друг господин Кальбек оживленно обсуждали что-то.
— Вы, кажется, тогда еще употребили выражение «друзья неразлейвода».
Официант Отто залился краской.
— Да, конечно, это было сказано с оттенком мелодраматичности. Вчера я случайно услышал разговор между ними, который многое объяснил.
Он бросил застенчивый взгляд на Вертена.
— Господа разговаривали довольно громко. Я не соглядатай.
— Я и не предполагал этого.
— Похоже на то, что оба вложили хорошие деньги в золотой прииск в Южной Америке и как раз подтвердилось, что все это оказалось надувательством. Потеряли и деньги, и самоуважение, если им верить. Как раз на прошлой неделе пошли первые слухи о возможных осложнениях. Так что предположительно они обсуждали именно это.
— Значит, тогда никакие они не воры, — промолвил Вертен. — Скорее, жертвы.
Омерзительное зловоние ударило им в нос будто молотком, как только они открыли дверь в контору Вертена. Точно так же как от струи скунса-вонючки, реакция на этот смрад была автоматической и немедленной. Вертен закрыл руками рот и нос, в то время как Гросс полез в карман сюртука за носовым платком, чтобы защитить лицо.
Замешкавшись в коридоре, они вначале не увидели Тора, затем взгляд Вертена наткнулся на пару башмаков, торчащих из-под письменного стола.
Смерть Вильгельма Тора была отталкивающей. Рот перекосила судорога ужаса. Зеленая желчь и рвотные массы покрывали перед его жилета. Из-под тела распространялся неприятный запах по мере того, как лужа мочи растекалась по паркету.
Гросс, не убоявшийся вони и ужаса этой сцены, опустился на одно колено и приложил палец к сонной артерии покойника. Затем наклонился, так что расстояние от его носа до раскрытого рта трупа составляло всего несколько сантиметров, и сделал несколько глубоких вдохов.
— Отравление мышьяком, — сказал он, поднимаясь и отряхивая пыль со своих брюк. — Этот запах чеснока ни с чем не спутаешь.
Они быстро осмотрели стол Тора и увидели небольшой картонный уголок, выступавший из-под стопки бумаг. Подняв бумаги, Вертен обнаружил коробку с рахат-лукумом, обсыпанным сахарной пудрой.
— Означает ли это то, что, как я думаю, оно должно означать? — спросил он.
— Похоже, — ответил Гросс. — Прелестная ирония судьбы. Господин Тор ухитрился отравиться своим собственным творением. Он, должно быть, перепутал отравленные кусочки лакомства с неотравленными, когда его страсть к сладкому взяла верх над ним. — Гросс прямо-таки ликовал.
— Но это нелепо, — запротестовал Вертен. — Столько трудов и расследований, и вдруг человек погибает от несчастного случая.
— Ну, великим стратегом его не назовешь, — изрек Гросс. — В конце концов, вспомните все эти неудавшиеся попытки покушений на жизнь Малера. Нет, я считаю это наиболее подходящим завершением его жалких потуг сделать карьеру в преступном мире.
Гросс вновь наклонился над телом, обшарил все карманы и извлек обтрепанную записную книжку в кожаном переплете вместе с бумажником.
— Так как же насчет соучастника? — допытывался Вертен, ибо они пришли к полному согласию, что таковой должен был быть внутри Придворной оперы при первоначальных покушениях на жизнь Малера. — Возможно, поняв, что мы напали на след, сообщник убил Тора, чтобы спасти себя?
