никелевые руды. В Европе главным центром по разработке кобальтовых руд является Саксония…»
Когда через час к Ленуару постучались, он рассеянно водил по бумаге обгрызенным карандашом. На этот раз в палату заглянул сияющий Люсьен де Фижак.
– О, кажется, слухи о твоём предсмертном состоянии весьма преувеличены!
– Привет, дружище! Ни один приличный слух нельзя подтвердить или опровергнуть на сто процентов. – Ленуар встал с кровати и пожал товарищу руку. – Я рад, что ты пришёл проверить верность слухов! Меня ведь и вправду чуть не отправили на тот свет!
– Для без пяти минут покойника ты выглядишь неубедительно. И, кстати, я чрезвычайно этому рад! Держи вот, я принёс тебе…
– Что-нибудь почитать? – с надеждой спросил Ленуар.
– Землянику! Мать вчера принесла целую корзину, представляешь? А куда нам столько? – Де Фижак протянул другу слегка промокший от красного сока кулёчек ягод. К своему удивлению, сыщик достал одну из них, засунул в рот и с удовольствием причмокнул. Всё-таки как хорошо жить! После умственных упражнений уже всё его тело требовало восстановления физических сил, и ягоды прекрасно заместили, казалось бы, ничем не заменяемую мечту о котлете.
– Ого, какой выразительный получился чёрт! – Люсьен без разрешения взял рисунок Габриэля. – Никогда не думал, что тебя привлекают подобные сюжеты!
– Это всё моя чёрная натура! – засмеялся Габриэль, рассматривая вместе с другом плод собственного воображения. На бумаге рука совершенно отчетливо вывела силуэт и лицо кобольда, того самого лживого гнома, который согласно преданиям горняков воровал драгоценные металлы, отравляя людям жизнь…
Тут в бок сыщика что-то кольнуло. Виновницей оказалась деревянная коробка, торчавшая из кармана Люсьена.
– Смотри, что я ещё захватил!
– Шахматы?! А разве ты не думал, что я уже умираю?..
– Да, но я решил, что перед смертью ты не откажешь себе в удовольствии сыграть со своим лучшим другом в эту благородную игру. Ведь не откажешь, правда?
Габриэль ухмыльнулся, и ещё через пять минут они уже оба сидели по-турецки на пружинистой кровати сыщика, склонившись над шахматной доской.
Шахматы всегда упорядочивали мысли сыщика. Многие сравнивают шахматы с реальными сражениями, но на самом деле эта древняя игра была создана для того, чтобы избегать войн в настоящей жизни. К тому же шахматы были справедливее войны. Ведь разве существуют такие войны, в которых противники сходятся с одним и тем же оружием и в которых следуют одним и тем же правилам игры? Разный уровень шахматистов зависит только от подготовки игроков, от их опыта и способности контролировать свои собственные эмоции.
Габриэль начал с ферзевого гамбита. Зная, что игра предстоит против неуверенного в себе Люсьена, он сразу расставил ему ловушку для захвата более сильной позиции. Восприятие шахматиста опирается на память и опыт, а принятие решений зависит от его чувств. Люсьен был труслив, но опыта ему было не занимать, поэтому любезно подставленную Габриэлем белую пешку он брать отказался, предпочитая наступление на флангах.
Сыщик продолжил игру. Люсьен сделал рокировку, поменяв местами своего короля и ладью. Рассматривая новое положение противника, сыщик снова стал размышлять об убийстве Софии фон Шён. Король, который спасается, подставляя вместо себя ладью, то есть Казимира Отто… Сама же София напоминала ему ферзя на шахматной доске. Казалось, этой королевой дорожили все подозреваемые…
Тем временем чёрный король Люсьена был загнан в угол на своей клетке. Теперь исход игры казался Габриэлю предсказуемым и необратимым. Он сделал ход конём – шах! Чёрный король, спасаясь, вышел на белую линию противника. Габриэль отвёл коня в сторону. Люсьену оставалось только одно – принести в жертву своего ферзя. Белый слон съел ферзя и теперь тоже угрожал королю. Шах! Люсьен вернул короля в угол. Габриэль подвёл слона вплотную к королю. Теперь куда бы король ни пошёл, его бы съел либо конь, либо слон. Шах и мат!
Жертва ферзя тоже напоминала о смерти Софии фон Шён. Как и на шахматной доске, в жизни у короля не было выбора, и в страхе за свою тайну и жизнь он решил пожертвовать своей самой сильной фигурой… Но если это так, то скоро ему можно будет поставить шах и мат…
Принимая поздравления Люсьена, Габриэль откинулся на подушку. Если его догадка верна и преступник такой же расчётливый шахматист, как и сам Габриэль, то теперь его нужно было вывести из равновесия. В шахматах это можно сделать двумя способами: напугать противника атакой или спровоцировать его на глупую ошибку и разозлить. Когда игрок испуган, то его внимание фокусируется только на опасности и он не видит возможностей. Когда игрок злится, то он забывает об опасности и допускает ошибку за ошибкой. Значит, ставка будет на гнев… В любом случае его надо было вывести из спокойной системы шахмат в неуправляемый хаос реальности. Ведь ни одна армия не играет с одним и тем же оружием…
Закончив игру, Габриэль проводил де Фижака и отправил нарочного в парижскую префектуру полиции с запиской для Марселя Пизона. Осталось проверить всего пару деталей.
Глава 51
Искусство в деталях
27 мая 1912 г., понедельник
Леон Дюрок поджал губы и громко сопел, пытаясь не сбить на своей «торпеде» невинных прохожих. Впрочем, он был уверен, что, учитывая обстоятельства, смерть регулировщика, который сейчас браво размахивал своей новенькой белой палочкой прямо перед носом банкирского автомобиля, не стала бы непреодолимым препятствием по дороге в рай.
Сзади лежал опухший от напичканных в него бумаг портфель, а рядом невинно сидел дорогой племянничек. И что это Габриэль задумал на этот раз? Ещё вчера он молил только о возвращении домой, а уже сегодня снова начинает манипулировать добрым, отзывчивым, безотказным сердцем своего родного дяди! Заставил сначала тащиться в банк за кипой документов, а теперь они ещё едут к Майерзу. Не сыщик, а сколопендра, способная напасть на змею!
Галерея Роберта Майерза находилась неподалеку от Банка Парижа и Нидерландов. Если бы не самолюбие Леона Дюрока и не тяжёлый портфель, то до неё можно было бы дойти пешком. Снаружи она напоминала английский книжный магазин, украшенный зелёной вывеской в стиле модерн, где большими буквами с изящными завитушками было выведено «Художественная галерея Роберта Майерза».
Владелец галереи встретил незваных гостей с английской вежливостью и самообладанием. По помещению сновали рабочие, и Майерз то и дело покрикивал на них, чтобы они не разбили японскую вазу или не уронили картину ещё никому не известного художника-авангардиста.
– Мы готовимся к новой экспозиции. Будем выставлять японский фарфор провинции Сацума и эстампы 1860-х годов. Вы, наверное, знакомы с их оригинальными мотивами, господин Дюрок, – улыбнулся Майерз банкиру. – Это, конечно, не классическое искусство, но
