очень советую присмотреться: вы ведь знаете, какой в Париже сейчас бум на восточную экзотику. Если этот остолоп так и будет стоять и лыбиться на эту вазу, я вам сейчас головы всем оторву! А ну, за работу!
Ленуар, с любопытством разглядывающий вазу, на которой волосатый японский бог сражался с морским драконом, вздрогнул и только потом понял, что Майерз обращался к грузчикам, толпившимся в противоположном углу зала. Сыщик достал из кармана часы Софии фон Шён и посмотрел, сколько ещё осталось времени до полудня. За работу так за работу! Он хотел было открыть рот, чтобы задать пару вопросов владельцу галереи, но тот его опередил:
– Господин Ленуар, вы не позволите мне поближе взглянуть на ваши часы? Если я не ошибаюсь, это ведь их Рубен Саламанка изобразил на портрете дочери германского посла?
– Вы не ошибаетесь. – Пока Дюрок разглядывал экспонаты будущей выставки, Ленуар протянул Майерзу часы. – Хотите их оценить? Сразу предупреждаю, что они не продаются.
Галерист так аккуратно взял протянутый ему предмет, словно он был усыпан бриллиантами. Осторожно открыв крышку часов, он покрутил их в руках, а затем попробовал нажать и вытянуть заводную головку, но ничего не получилось. Однако вместо досады Майерз закивал и с нежностью посмотрел на часы.
– Так я и думал, – сказал он вслух. – Сколько, вы сказали, за них хотите?
– Эти часы – собственность парижской префектуры полиции, господин Майерз. Они вам знакомы? Вы их уже видели?
– Хм, подобный экземпляр я, пожалуй, видел только на картине Саламанки. У меня в тот вечер возникли кое-какие мыслишки, но тогда я решил, что мы имеем дело с плодом богатого воображения нашего общего знакомого.
– В них есть что-то особенное? Они находились в частной коллекции одного из ваших клиентов? – предположил Ленуар.
– Нет, тут дело не в коллекции, а в механизме этих часов. Видите ли, господин полицейский, моя мать была из благородной английской семьи, а отец – потомственным кабинотье в женевском районе Сен-Жерве… Вы когда-нибудь о нем слышали? – Майерз вскинул бровь и ещё раз погладил пальцами корпус часов.
– Нет, но, полагаю, это как-то связано с работой в кабинете? – спросил Ленуар.
– Они все работали в специальных кабинетах на последних этажах, где было много света. В кабинотье отбирали самых искусных ремесленников, мастеров своего дела. Среди них были и ювелиры, и гравёры, и шлифовальщики, и часовщики… Мой отец как раз работал часовщиком. Под конец жизни он без своей лупы даже меня уже не видел…
Майерз опустил глаза, но звук падающей на пол коробки вернул его к действительности.
– Вот бараны безмозглые! – вскричал галерист, снова обращаясь к грузчикам. – Вам бы только на ярмарках бодаться! Каждый разбитый предмет буду вычитать из вашей зарплаты! Ох… Так о чём это мы?
– Вы говорили о часах, господин Майерз, – напомнил Ленуар.
– Ну да, ну да… Видите эту гравировку на циферблате? Такую делают только в Сен-Жерве. Мотив называется «женевские волны», и только кабинотье исполняют подобные волны идеально ровно, так, чтобы линии вокруг цифры «три» разъезжались чуть в стороны. Вот здесь, видите? – Майерз длинным ногтем мизинца показал на правую часть циферблата. – Это знак. Знак того, что эти часы с секретом.
– С каким секретом? – полушёпотом произнёс Ленуар.
– Ах, это мы узнаем, только когда придёт время, господин полицейский!
– Что вы имеете в виду?
– А то, что внутри часов имеется тайник. Обычно подобные часы заказывали для того, чтобы сложить туда записочку или прядку волос любимого человека… Тайник откроется только тогда, когда запас хода часов обнулится определённое количество раз – по запросу заказчика, – при этом Майерз закрыл часы и с лёгким поклоном протянул их Ленуару.
– Вы хотите сказать, что до этого срока тайник не откроется?
– Нет, если только их не сломать. Но в таких случаях обычно автоматически уничтожается и тайник…
– А ваш отец? Если он кабинотье, разве он не сможет нам помочь? – спросил Ленуар, разглядывая часы на своей ладони.
– Нет. Мой отец давно умер… Впрочем, я всё равно мог бы отправить часы на экспертизу через моего старшего брата. Если вы зайдёте ко мне через пару дней, я смогу вас с ним познакомить. Он как раз приезжает на неделю в Париж, чтобы посмотреть мою выставку.
Ленуар кивнул и собирался сказать что-то ещё, когда к ним подошёл взбудораженный банкир:
– Роберт, оставь мне пару эстампов этого Хо… Хоку…
– Хокусая? Отчего не оставить? Меня, правда, удивляет твой выбор, Леон. Я думал, что ты предпочитаешь фарфор… Всё-таки это классика, а ты всегда любил классику… – сказал Майерз, поглаживая свою бриллиантовую брошь на пиджаке.
– Нет, что я буду делать дома с такой вазой? А вот эти барышни, – ответил Дюрок, показывая на изображения девушек в ярких кимоно, – всегда смогут поднять мне настроение. В общем, запиши их на моё имя.
Пока Майерз делал запись в своей книге заказов и обменивался с Дюроком своими впечатлениями от эстампов японского гравёра, Ленуар вспомнил цель своего визита. Когда дядя уже пошёл садиться обратно в автомобиль, сыщик повернулся к владельцу галереи и спросил его о судьбе картины Рубена Саламанки.
– Ах, господин Ленуар, – ответил Майерз. – Если я покупаю у кого-то картину, то уже знаю, кому её предложить… Картина продана в частную коллекцию.
– В частную коллекцию? И кто же её у вас купил?..
Глава 52
Гости Синей гостиной
Каждого гостя, одного за другим, просили расписаться в списке присутствующих на будущем собрании и провожали в Синюю гостиную, украшенную аллегориями «Времен года». Об историческом цвете гостиной напоминали только синие тона картин Юбера Робера на стенах и мраморная отделка камина. В остальном в белых рамках пилястров и дверей помещались традиционные изображения знаков зодиака. Повсюду сверкала позолота. Особенно ярко выделялись лебеди с широко раскрытыми крыльями.
Хозяин посольства вошёл в гостиную только после того, как здесь собрались все приглашённые гости: члены Клуба кобальта, Николь, Анаис Марино, Дюрок, Пизон, Каби и Ленуар. Лицо Вильгельма фон Шёна не выражало ничего из того, что оно не должно было выражать по дипломатическому протоколу. Однако в первых же его словах проскользнули нотки неудовольствия, причина которого, впрочем, была понятна всем собравшимся:
– Здравствуйте, господин Ленуар! Надеюсь, что у вас есть веские причины собирать в посольстве этих любезных господ.
Вильгельм фон Шён проследовал к единственному, оставшемуся незанятым креслу с мягкими подлокотниками, сел и закинул ногу на ногу.
– Да, Габриэль, надеюсь, что ты не просто так нас собрал, – сказал Пизон. – У господина посла и без того много важных дел, а убийца Софии фон Шён найден и понёс высшую меру
