— Вы можете поехать вместе со мной. Если сядете впереди, я буду вас держать и не дам вам упасть.
Харада немного подумал и кивнул. Спуск оказался нелегким, но в конце концов они добрались до главной дороги, где их ждали остальные.
Ясабуро набросился на Хараду с обвинениями и потребовал обратно свою лошадь, но его вопли были встречены равнодушием.
Со вторым седоком в седле Акитада ехал медленнее остальных, поэтому оказался в конце кавалькады. А между тем Харада постепенно успокоился и принялся рассказывать о своей жизни. Потеря семьи потрясла его настолько, что он утратил интерес к жизни и находил одно лишь утешение в беспробудном пьянстве.
— И давно вы работаете у Ясабуро? — спросил Акитада.
— Почти год.
— Стало быть, вам мало известно о представлениях, которые у них принято было устраивать?
— Да уж, немного. Я посмотрел как-то раз одно, да с тех пор больше охоты нет видеть, как они дурачатся.
— Значит, вы не принимали участия в семейных трапезах?
Харада обернулся через плечо.
— Что?! Я? Да никогда! Даже если б предложили, не согласился бы. Я работаю в садовом домике, а сплю в конюшне.
Другого Акитада и не ожидал, видя, как неразлучен Харада со своим стеганым одеялом.
К тому времени, когда они достигли столицы, Харада все еще продолжал изливать душу, но теперь по поводу своей работы. Ясабуро сдавал бедным крестьянам земельные наделы в обмен на урожай риса, который он обменивал на серебро или вкладывал в покупку новых земельных угодий. В задачу Харады входило собирать ренту и содержать счета в таком виде, чтобы ежегодные наезды налоговых сборщиков обходились хозяину наименьшим количеством потерь. О незаконных действиях он, конечно, умалчивал, но о них можно было догадаться по его тону. Сам он такого положения дел не одобрял, но выбора у него не было, поэтому приходилось мириться со столь непривлекательной участью, как служба у Ясабуро. К тому же, как он особо отметил, благодаря такой работе у него находилось время на чтение и сочинения и на периодические поездки в столицу.
Передернувшись от холода, он вздохнул.
— Наверное, не надо было мне устраивать эту ужасную скачку из преданности человеку, к которому я не питаю ни малейшего уважения.
Еще задолго до того, как они добрались до западной тюрьмы. Харада начал все больше и больше обмякать в седле и к тому времени, когда они прибыли к месту, уже крепко спал.
— Поместим его в какую-нибудь камеру, — сказал Кобэ, увидев, как они плетутся по тюремному двору — Харада, уткнувшийся носом в шею лошади, и Акитада, сосредоточенно пытающийся удержать старика в седле.
— По-моему, у него жар, так что в камеру ему нельзя, — сказал Акитада. — Ведь нельзя же допустить, чтобы старик умер в тюрьме из-за того, что натворил Ясабуро. Если вы не возражаете, я заберу его к себе домой, и Сэймэй позаботится о нем. К тому же у меня есть ощущение, что он, сам того не ведая, кое-что знает об этих убийствах.
ГЛАВА 19
ХРАМ БЕЗГРАНИЧНОГО МИЛОСЕРДИЯ
Сабуро открыл ворота и помог Акитаде снять с седла бесчувственного Хараду. Уже стоя на дрожащих ногах, он пробормотал:
— Прошу прощения, должно быть, хлебнул лишнего. Голова что-то трещит. — С этими словами он покачнулся и чуть не упал, но Акитада поймал его и взвалил на себя. Весил Харада мало, даже вместе со своим одеялом.
— Сходи за Сэймэем и пригласи его в мою комнату, — сказал Акитада старому Сабуро и потащил Хараду в дом.
Он уложил его в своем кабинете. Харада открыл глаза и, моргая, уставился на него.
— Что это?.. Где я?
— Не волнуйтесь. Мой секретарь знает толк в целебных травах, и жена моя тоже. Они вмиг поставят вас на ноги.
— Какой вы добрый, — пробормотал Харада, глядя на Акитаду с беспокойством. — Э-э… А кто вы? Я что-то подзабыл.
— Сугавара. Вы находитесь в моем доме. Мне показалось, вы были не совсем здоровы, вот я и привез вас сюда.
Харада недоуменно хмыкнул и разразился продолжительным сухим кашлем, сотрясавшим все его нутро. Дверь открылась, и вошел Сэймэй.
— Вот тебе еще один пациент, — сказал Акитада. — Это профессор Харада. Он служил управляющим у тестя Нагаоки Ясабуро, арестованного теперь за убийство Нагаоки. Наш гость проходит по делу свидетелем. А сюда я его привез, потому что он очень болен.
Сэймэй сразу же переключился на больного. Приветствовав Хараду поклоном, он опустился на колени и внимательно заглянул ему в лицо. Харада таращился на него в ответ. Сэймэй еще раз поклонился и пощупал Хараде лоб.
— Жар сжигает ваши жизненные силы, господин, поэтому вам немедленно нужно в постель, — сообщил он больному старику, потом повернулся к Акитаде: — Может, отвести профессора Хараду в комнату госпожи Акико?
— Да. И посмотри, что можно для него сделать. Харада лежал с закрытыми глазами — то ли спал, то ли лишился чувств. Акитада отвел Сэймэя в сторонку и вкратце обрисовал ему историю злоключений Харады, в конце прибавив:
— На его долю выпало страданий больше, чем под силу вынести одному человеку. Такого никто не заслуживает.
Сэймэй сочувственно покачал головой, однако заметил:
— Нам неизвестно, господин, чего он заслуживает, потому что мы не знаем, в чем он провинился в предыдущей жизни. — Сэймэй свято верил в карму как в высшее определение жизненного пути, в наказание за прегрешения и в воздаяние за добродетели в последующих жизнях.
— Ну а как Тора? — поинтересовался Акитада. Сэймэй улыбнулся:
— Гораздо лучше, хотя, конечно, ни за что не признается в этом в присутствии дам.
— Дам?
— О да. Его каждый день навещают.
Акитада снова сгреб в охапку больного старика и отнес его в другое крыло дома, где пустовала бывшая комната Акико. Там Сэймэй достал из сундука постель и расстелил ее. Вдвоем они раздели Хараду и укрыли его одеялами.
В комнатушке, которую Тора делил с Гэнбой, было полно народу. Тора, укрытый одеялами, возлежал, опершись на подлокотник, на циновке посередине. Рядом с ним на перевернутом бочонке, поверх которого кто-то заботливо положил одну из подушек из комнаты Акитады, царственно восседала госпожа Вишневый Цвет. По-видимому, она отказалась сидеть на полу, как все остальные. У нее за спиной приютилась ее служанка, прятавшая исполосованное шрамами лицо за складками веера, а по другую сторону от Торы сидела на коленях очень миловидная девушка со сверкающими глазами. Оставшееся пространство комнатушки занимала глыба Гэнбиного тела. Все они при виде Акитады заулыбались и раскланялись.
— Ну? — Акитада обвел взглядом всю компанию. — Надеюсь, что застал вас всех в добром здравии. Особенно тебя, Тора.
— В самом что ни на есть добром, — отозвался Тора с видом измученного болями страдальца. — Вот гости не дают унывать, а по ночам-то плоховато, каждое движение вызывает боль.
Миловидная девушка взяла его руку и, погладив ее, нежно проговорила:
— Мой бедный Тигр!..
«Вот хитрец!» — подумал Акитада и тоже сел. С самым что ни на есть серьезным лицом он обратился к госпоже Вишневый Цвет:
— Я рад, что между вами установился мир. — Он чувствовал себя немного неловко рядом с этой объемистой дамой, возвышавшейся над ним как гора.
Зато ее такое нарушение пропорций нисколько не смущало.
— Да, мы все четверо пришли к взаимопониманию, — сообщила она Акитаде и с довольным видом улыбнулась, обнажив вычерненные по моде зубы. — Юкио, глупая девчонка, исправит свою вину перед несправедливо обвиненным бедняжкой Торой — она поможет ему найти маньяка-изувера. Мы обязательно поймаем этого ублюдка, даже если это будет наше последнее деяние. — Она энергично закивала, и красные ленты у нее в волосах весело заплясали.
Акитада вопросительно посмотрел на Тору, и тот ответил ему беспокойным взглядом.
— Это все я придумал, господин, — виновато проговорил он. — В общем-то это была одна из причин, почему я пошел к госпоже Вишневый Цвет. Ведь наконец нашлось дело, которое я мог бы расследовать самостоятельно.
Акитада хотел было возразить, напомнить ему о кое-каких мелочах — о том, что Торе пока нужен покой, о делах, которые ждут его, когда он поправится, и о том, что маньяку до сих пор худо-бедно удавалось скрываться от полиции и от бдительного людского глаза. Но, увидев выражение лица Торы, он передумал, оставив эти опасения при себе.
— Вот и отлично! — добродушно сказал он. — Я желаю тебе всяческого успеха! Твои редкие способности и опыт да еще словесные описания Юкио помогут тебе победить там, где потерпел неудачу сам начальник полиции Кобэ.
Тора зарделся от удовольствия, но госпожа Вишневый Цвет сказала:
— Глупая девчонка говорит, что плохо видит в темноте. С уверенностью она может только утверждать, что он был низенький, тощенький, но очень сильный. Вот так-то!..
