Бруня хмуро посмотрела на сокамерницу, бросила тощую торбу возле одной из коек.
— Здесь буду.
Сонька никак не отреагировала на такое заявление соседки, дождалась, когда охранник закроет дверь, снова стала ходить из угла в угол.
Бруня прислонилась к койке, окинула взглядом камеру, затем посмотрела на Соньку.
— Чего бегаешь?
Та не ответила, продолжала ходить.
— Остановись, сказала! В глазах ломит!
Когда Сонька оказалась от Бруни совсем близко, ухватила ее за руку, рванула на себя.
— Замри, сказала, сука!
И тут случилось неожиданное. Сонька с такой силой ударила сокамерницу по лицу, что та рухнула на пол как подрезанная, после чего Сонька набросилась на нее и стала душить.
— Акошевка, млеха, мокрица, суконка, чухарка, шмоха, жиронда!
Бруня хрипела, отбивалась, защищалась, что-то бормотала, и в это время в дверь громко постучали, в окошке показалась физиономия надзирателя.
— Эй, дуньки!.. Зараз в карцер отправлю! Хватит ломать рога!
Сонька отпустила воровку, поправила волосы на голове, отступила на несколько шагов, смотрела злобно, с ненавистью.
Бруня тоже поправила волосы, вдруг улыбнулась, глядя на Соньку.
— И правда Сонька.
Та молчала, по-прежнему не сводя с нее разъяренных глаз.
— Не бей меня больше, Соня, — попросила Бруня. — А то пригасишь, и никто не сможет тебе помочь. — И, видя, что та никак не реагирует на ее слова, шепотом добавила: — Я от воров, Соня. От Артура, Улюкая, Резаного…
Сонька отвернулась от нее и стала снова молча ходить по камере.
Бруня с опаской приблизилась к ней.
— Товарищи меня прислали… Чтоб поскорее тебя выдернуть отсюдова.
Та взглянула на нее, коротко бросила:
— Поумнее никого не могли прислать?
Бруня расплылась.
— Это я с виду такая. А так даже писать умею.
* * *
Прапорщик Илья Глазков, одетый в цивильное, вошел в вестибюль здания оперетты, спросил швейцара при входе:
— Позвольте мне кое о чем поинтересоваться.
— Милости просим, интересуйтесь, — вежливо ответил тот.
— У вас служила артистка госпожа Бессмертная.
— Служила и более не служит.
— Не подскажете, как мне ее разыскать?
— Подобных сведений не имею, а обращаться в дирекцию не в моей дозволенности.
— Может, позволите мне пройти в дирекцию? Мне бы адрес проживания.
— Не имею такого права, — развел руками швейцар. — Гаврила Емельянович решительно велели посторонних к нему не пущать.
Глазков потоптался в задумчивости, кивнул швейцару и покинул вестибюль.
Уже шагая прочь от театра, он вдруг увидел подъехавшего к входу графа Кудеярова, на секунду замер и тут же ринулся к нему наперехват.
— Сударь!.. Прошу прощения, сударь! — замахал он руками, спеша к графу.
Тот, привычно теребя бородку, удивленно уставился на молодого человека, тем не менее счел возможным подождать.
— Слушаю вас.
— Вы, разумеется, меня не помните!.. — сбивчиво заговорил Илья. — Я находился в госпитале, куда приезжала госпожа Бессмертная. Вы были также рядом с ней и даже дали мне денег!
— Возможно, — кивнул граф.
— Сейчас мадемуазель Табба в театре не служит. Мне же крайне важно узнать место ее проживания.
— Вы полагаете, я его знаю?
— Я рассчитываю на счастливую случайность, сударь. У меня к ней крайне важное дело.
— Постараюсь вспомнить, уважаемый. — Петр запрокинул глаза вверх, какое-то время припоминал. — Вот, кажется так… Вторая линия Васильевского острова, дом под номером двадцать пять, если не ошибаюсь. Третий этаж. Номера квартиры не помню.
— Благодарю вас.
— Увидите мадемуазель, кланяйтесь от графа Кудеярова.
— Непременно, — ответил прапорщик и бодро зашагал в сторону Невского.
Полицмейстер Круглов Николай Николаевич смотрел на следователя Гришина с привычным недоверием и даже подозрительностью. Тот докладывал.
— …Подсадная получила все рекомендации, обязательства с ее стороны подписаны, теперь остается ждать первых результатов.
— Как встретила ее Сонька?
— Крайне любопытно. Набросилась с кулаками.
— В связи с чем?
— Подозреваю, в связи с вторжением на ее территорию. Дама она жесткая, властная.
— А если сломает подсадную?
— Исключено, Николай Николаевич. Мы будем вести процесс. Нам ведь важно спровоцировать побег Соньки.
— Мы спровоцируем, а она возьмет и сбежит, — ухмыльнулся полицмейстер.
— Повторяю, Николай Николаевич, — мягко возразил Егор Никитич, — весь процесс мы держим под контролем.
— Ваш ночной визит в дом Брянских также относится к контролю?
Гришин на мгновение напрягся, затем нашел в себе силы усмехнуться.
— Приятно, что службы вам вовремя докладывают.
— Сожалею, что не вы первым доложили об этом.
— Докладываю, господин полицмейстер. Да, я был в доме Брянских, и визит мой состоял из двух задач. Первая — попытаться что-либо узнать о дочери Соньки…
— Узнали?
— Пока нет.
— И вторая задача? — насмешливо спросил Круглов.
— Вторая задача — максимально войти в доверие княжны.
— Зачем?
— Зачем? — произнес Гришин и повторил: — Зачем… Подсадная — воровка. Ее для нас подготовили воры. И теперь мы может играть в двойную дорожку. Они нам верят, мы им нет.
— Я вас не понимаю, — нахмурился полицмейстер. — Можете объяснить по-людски?
Егор Никитич для чего-то уселся поудобнее, стал разъяснять медленно, едва ли не по слогам:
— Я сумел убедить княжну, что хочу помочь Соньке.
— Ей известно, что арестантка никакая не Дюпон, а Сонька Золотая Ручка?
— Думаю, известно, хотя скрывает. Я предложил мадемуазель свою помощь, она после колебаний согласилась.
— Не могу поверить, что просто так согласилась.
— Не просто так. Во-первых, я потребовал оплату своих услуг. И это склонило чашу в мою пользу. А во-вторых, княжна настолько еще ребенок, что обвести ее вокруг пальца весьма несложно. Тем более при моем опыте.
— Хорошо. — Полицмейстер начинал что-то понимать. — Вы обманули ребенка…
— Убедил, Николай Николаевич.
— Допустим, убедили. А откуда взялась воровка-подсадная? Может, она и не воровка вовсе?!
— Воровка. Определенно воровка. План ее задержания был составлен ворами и продиктован мне мадемуазель Брянской.
— Она знакома с ворами? — искренне удивился полицмейстер.
— Не приведи господи! Мадемуазель — княжна!
— Получается, воры — подельники Соньки?
— Получается так. Не могу только понять, как княжне удалось выйти на них?
— Она из дома отлучалась?
— Нет, не отлучалась. А кто мог выйти на воров, непонятно. Есть, правда, один тип, но это надо еще проверять.
— Кто таков?
— Работник в доме княжны. И мое чутье подсказывает, что с ним можно и нужно работать.
Полицмейстер помолчал, переваривая услышанное, одобрительно кивнул головой.
— Не во все вник, но затея весьма заманчивая.
Был вечер, в Крестах наступило время относительного затишья. Арестантов не вызывали на допрос, не устраивались проверки, не приводили в камеры новых задержанных.
Слышалась только вечерняя молитва арестантов.
Сонька и Бруня сидели на корточках, разговаривали негромко, постоянно прислушиваясь к звукам за дверью.
— Хорошо, — кивнула головой Сонька. — Кого еще назвали тебе Артур и Улюкай?
— Дочку твою, Михелину, — ответила Бруня. — Барыню, у которой она сейчас живет.
— Зовут барыню как?
— Кажись, Анастасия.
— Еще кого?
— Прислугу ихнюю.
— Зовут прислугу как?
— Вот тебе крест, не помню.
— Хорошо, что не помнишь. Помнила бы все, сразу стало бы понятно — куруха.
— Сонь, ты чего?.. Какая я куруха?.. Я ж глазам своим не верю, что вижу тебя живьем. Как на святую гляжу!
Золотая Ручка помолчала, серьезно взглянула на соседку.
— И все равно я тебе не верю.
— Ну, чем хочешь клянусь!.. Хочешь — убей. Слова не пророню!
— Ну и как воры хотят меня отсюда ковырнуть?
— Этого я пока не знаю, — искренне ответила Бруня. — Для начала в меня должен поверить следак.
— Поверить — это как?
— Как? — Подсадная даже удивилась такому вопросу. — И правда — как?.. Не знаю. — Она вцепилась в рукав Соньки. — Мам, подскажи, чего я должна лепить?
— Не называй меня так, — поморщилась та. — Один уже называл.
— Так я от уважения, Сонь… Ну и чего лепить следаку?
— Наверно, что никакая я не Сонька, — пожала плечами воровка.
— Ясное дело. Язык свой раньше откушу!.. А еще чего?
— Про барыню не слыхала, а про Михелину тем более.
— Сонь, ты прямо со мной как с дурой! — почему-то обиделась Бруня. — У меня кумпол тоже чего-то варит!
