Сонька глянула на нее, засмеялась.
— Тогда зачем спрашиваешь?
— Чтоб не зевнуть чего.
— Про драку скажи.
— Это обязательно! — Бруня вдруг развернулась и изо всей силы саданула рукой по корявой стене.
— Зачем ты? — удивилась Сонька.
— Чтоб виднее было, как ты меня крестила, — ответила та, стараясь губами унять кровотечение, пожаловалась: — Болит. Вава…
— Ты б еще головой, — улыбнулась воровка.
— Могу! Ради тебя все могу! — Подсадная поднялась, нацелилась головой в стену. — Хочешь — морду в лепеху?
Сонька со смехом отвела ее от стены, усадила, серьезно предупредила:
— Гляди, крыска, нагадишь, всю жизнь будешь жрать собственное дерьмо.
— Дерьмо — это что? — удивилась Бруня.
— Вот то самое.
Скандал с Кочубчиком случился далеко не на пустом месте.
Михелина увидела, как тот, разодетый и расфуфыренный, выкручивается перед большим зеркалом в гостиной, явно готовясь к выходу.
Подошла незаметно к нему сзади, ткнула в спину. От неожиданности Володя вздрогнул.
— Куда засобирался, красавец? — спросила девушка насмешливо.
— Желаешь сделать компанию? — кокетливо улыбнулся он и попытался приобнять ее.
Михелина сбросила руку.
— Компанию, чтоб вместе привести хвоста?
— Чтоб вместе пожиганить по Невскому, мамзель! — Вор поправил шляпу, снова оглядел себя в зеркале. — Мечта аглицкой королевы!
— Снимай шмотье, — жестко приказала Михелина.
— Не понял, — удивленно повернулся к ней Кочубчик.
— Раздевайся, никуда не пойдешь!
— Вы желаете меня видеть голым?
— Я желаю, чтоб ты без разрешения не высовывал морду.
— Без какого разрешения?
— Без моего!
— А ты кто такая, босявка?
— Тебе объяснить?
— Попробуй. А то в упор не вижу!
— Сейчас же раздевайся, иначе больше порог не переступишь!
Кочубчик развернулся к девушке и, расставив руки, двинулся на нее.
— Желаешь, чтоб разделся?.. Голенького желаешь? Так это мы, мадам, можем. Причем даже с удовольствием! — Он вдруг крепко обхватил Михелину за талию, стал своими губами искать ее губы. — Бесовка… Маруха… Телка… Сожру хризу, заглочу!
Михелина с силой оттолкнула его и тут же наотмашь заехала ему по физиономии так, что шляпа слетела с его головы.
Володя на секунду замер, приложив ладонь в щеке, прошептал:
— Маманька твоя… Сонька… как-то съездила меня по морде. И это ей брыкнулось… Ой как брыкнулось, мамзель. — Поднял шляпу, надел на голову, погрозил: — А не пустишь в дом, оставишь на улице, так мне есть кой-кому шепнуть, кто за этими стенами ныкается. Запомни это, шмоха. — И, сильно прихрамывая, зашагал к выходу.
Михелина стояла в растерянности посередине гостиной, увидела вдруг перед собой Никанора.
— Не надо было отпускать их, — произнес он тихо. — Могут определенно беду принести.
— Пошел вон! — вдруг закричала девушка. — Пошел вон!.. Что вы все лезете ко мне!.. Пошли все вон!
Она бросилась в сторону своей спальни, ее перехватила по пути княжна, обняла, прижала к себе.
— Спокойно, милая… Спокойно. Все хорошо… Все уладится.
Погода была теплая, солнечная, народа на Невском было предостаточно. Кочубчик франтовато хромал по проспекту, бросая взгляды на встречных, любуясь собой в отражении витрин.
Следом за ним двигались два шпика, отслеживая каждый его шаг, замечая каждую задержку.
В одном месте Кочубчик на какое-то время прилип к витрине с одеждой, в другой раз замер в числе зевак перед пацаном-фокусником, потом зачем-то купил букетик цветов и воткнул его в петлицу сюртука.
Он почти уже дошел до своего на места, на углу Невского и Литейного, уже видел издали Зоську и Сучка, и в это время к нему с двух сторон прилипли филеры.
Володя трепыхнулся, дернулся, но парни держали его крепко, основательно.
— Спокойно, полиция, — сказал один из них и показал соответствующую бляху.
Повозка, в которую должны были погрузить задержанного, уже стояла наготове, шпики подхватили Кочубчика под руки и без шума и скандала повели к извозчику.
Егор Никитич смотрел на Володю внимательно, не мигая. От такого взгляда тот не знал, как себя держать, поэтому елозил на стуле, изредка вертел головой, но натыкался на пустые стены и снова попадал под внимательный и жесткий взгляд следака.
За отдельным столиком сидел младший полицейский чин Феклистов, готовясь вести запись допроса.
Володя неожиданно улыбнулся Гришину, радостно сообщил:
— Я вас признал. Вы ночью в доме барышни шныркали.
— Молодец, — оскалился следователь и снова уставился на задержанного. — Паспорт имеется? — спросил наконец.
— Никак нет, — почему по-военному ответил Кочубчик. — Потерявши.
— Фамилия.
— Кликуха — Вова Кочубчик.
— Из воров?
— Из бывших.
— Бывших воров не бывает, — оскалился следователь.
— Еще как бывает!.. Вот я, к примеру. Сначала в Одессе марвихером дурку гнал, а потом раз — и в дамках! Помещик Кочубей!
— Это как? — не понял Гришин.
— А так! Полиция земли в награду нарезала — и сразу в помещики!
Феклистов оторвался от писанины, внимательно посмотрел на вора.
— Награду за что?
— Воровку сдал.
— Кликуха воровки?
Володя замялся, глаза его забегали из стороны в сторону.
— Забыл.
— Землю от полиции получил, а кликуху зажученной воровки забыл?
— Пил много, много был битый — голова как решето.
Следователь помолчал, сделал на бумаге какую-то пометку.
— Чем занимаешься в Питере?
— Ничем… Вот гулявши по Невскому, пока не загребли. — Кочубчик старался говорить по-культурному.
— Воруешь?
— Куда там воровать, — горько усмехнулся Володя. — Хворый насквозь. Видите, еле хожу. Чуть было не зарезали насмерть. — Он встал и даже продемонстрировал хромоту. — Только и осталось, что алюсничать.
— Кто чуть не зарезал?
— Воры.
— За воровку?
— За нее, кол ей в хребет!
Егор Никитич сделал еще пометку.
— Откуда костюм?
От этого вопроса Кочубчик вздрогнул.
— Не мой. Чужой.
— Понятно, что чужой. Чей — чужой?
— Подарили.
— Кто?
Володя замялся.
— Человек.
Младший полицейский чин бросил взгляд на допрашиваемого.
Егор Никитич, не скрывая раздражения, спросил:
— Будем темнить или отвечать на вопросы?.. С чьего плеча костюм?
— Барыня дала.
— Брянская?
— Видать, ее папки. Но сидит в самый раз. — Володя с удовольствием бросил на себя взгляд. — Как на меня скроенный.
— Полиции сдал Соньку? — неожиданно спросил следователь.
Глотка Кочубчика сразу пересохла.
— Какую… Соньку?
— Соньку Золотую Ручку.
— Ее, — еле слышно произнес вор.
— Давно с ней виделся?
— Вот только… Перед Крестами.
Егор Никитич черкнул на бумажке.
— Дочку Соньки видел?
— Михелину?
— Да, Михелину.
— Сегодня видел. Даже по морде съездила.
— Правильно сделала.
Следователь брезгливо посмотрел на задержанного, ухмыльнулся.
— Что ж ты так легко всех сдал?
— А чего таить? — пожал плечами Кочубчик. — Сами ведь все знаете.
— Жаль, что тебя воры недорезали.
Володя бросил на него испуганный взгляд.
— А ведь теперь могут дорезать.
— Вполне. — Гришин помолчал, подперев подбородок кулаками, поднял голову на Володю. — В полицейскую форму недавно зачем переодевался?
От такого вопроса тот совсем растерялся.
— Велели.
— Кто?
— Воры.
— Кликухи их знаешь?
— Они мою знают. Бежал от шпиков, а попал на воров. Влип как последний козел!
— Чего от тебя хотели?
— Чтоб свел с барышней.
— Зачем?
— Не знаю. К беседе не был допущен.
— Не шамань.
— Вот вам крест, — перекрестился Володя. — Они мне почему-то не верят.
— Правильно делают. — Следователь снова помолчал, прикидывая что-то, вдруг решил: — Ступай себе. Я отпускаю тебя.
— Куда? — испуганно спросил Кочубчик.
— Домой. К барышне.
— Не, не пойду. А то и правда прирежут.
— Будешь помогать нам, не прирежут.
— Помогать — это как?
— Нам нужна дочка Соньки. Знаешь, где ее в доме прячут?
— Никто не знает, окромя барышни.
— Будешь вести ее.
— Барышню?
— Сонькину дочку. Будешь сообщать агенту все о ней. Где спит, где прячется, часто ли бывает в городе.
— А где ж я его найду, этого агента?
— Он сам тебя найдет. — Глаза Егора Никитича стали жесткими. — Но гляди, паскуда, если киксанешь, башку снесу тут же!.. Ты здесь не был, я тебя не видел!
— Понял, ваше благородие, — севшим голосом ответил Кочубчик, поднялся и задом стал пятиться к выходу.
