Что касается кражи ожерелья, почему его взяли, а потом вернули, на это я полного ответа дать не могу. Ясно одно: истица, некая Нелл Ламтон, скончавшаяся, вероятно, от нищеты, сразу же после того как ее навестила Сабина Мерсье, к пропаже драгоценности отношения не имела. Ожерелье взяла ваша собственная дочь — из страха, что миссис Мерсье заставить надеть его на бал, который вы устраивали. Каролина ненавидела миссис Мерсье, ибо считала ее виновной в смерти матери — так ли это, я сказать не могу. По этой причине она жутко боялась как ожерелья, так и самой миссис Мерсье.
Прежде чем покинуть Астли, как вы того желаете, я намерен найти подтверждение своим выводам у самого убийцы. Я понимаю, что подвергну себя смертельной опасности, но это я рассматриваю как расплату за свой опрометчивый разговор с вашей дочерью, который стоил ей жизни. Я изложил вам все эти факты, дабы вы, независимо от того, какая судьба меня ждет, знали, что произошло, и решили, как вам быть дальше.
Ваш покорный слуга, Джошуа Поуп.
На следующий день облака рассеялись, ливень прекратился. Без пяти минут девять Джошуа затворил за собой боковую дверь Астли-хаус и зашагал — под ослепительными лучами солнца — через огород к воротам, за которыми минувшим днем оставил на привязи свою лошадь. Проходя мимо оранжереи, он с восхищением отметил, сколь величественно смотрится омытое дождем здание. Стеклянные панели искрились в утреннем свете, растительность в стенах оранжереи казалась более пышной и зеленой, чем всегда. И в самом деле, подумал Джошуа, выходит, порой и растения могут быть достойны внимания художника.
В ананасной теплице трудился Гранджер. Вид у него, как и всегда, был невозмутимый и самодовольный, волосы взъерошены, красоту лица портил только огромный шрам на щеке. Заслышав скрип гравия под башмаками Джошуа, Гранджер поднял голову, но потом, увидев, что это Поуп, сдержанно кивнул ему и продолжил работать. Стараясь не обращать внимание на неприятное ощущение в животе, Джошуа направился к атрию под купольным сводом. Голову он держал высоко. Письмо было написано и отправлено. Теперь, что бы ни случилось, правда станет известна.
Открыв дверь, ведущую из атрия на ананасную плантацию, Джошуа увидел, что Гранджер маленькими ножницами срезает пожухлые листья с крупных ананасных растений.
— Добрый день, мистер Поуп. Как ваше самочувствие? — спросил Гранджер, на минуту отвлекшись от своего занятия, после того как Джошуа поклонился и пожелал ему доброго утра. — Не ожидал, что вы так скоро встанете с постели после вчерашнего...
— Я абсолютно здоров, мистер Гранджер. Вот, возвращаюсь в Лондон. Хотел перед отъездом перемолвиться с вами парой слов.
Гранджер подошел к следующему растению и стал пристально рассматривать листву, поглаживая каждый листик своими тонкими пальцами. Этот его жест заставил Джошуа поежиться, хотя в теплице стояла удушающая жара.
— Слава богу, что мы вовремя нашли вас, а то бы вы так скоро не пришли в себя, — сказал Гранджер.
Джошуа не мог оставить без ответа столь наглое замечание:
— Простите, мистер Гранджер, но если бы не некоторая доля удачи и не мое умение сохранять самообладание, три человека утонули бы. А вас, полагаю, я должен благодарить не за спасение, а за то, что мы чуть не погибли. Собственно, за тем я и пришел.
— Что вы имеете в виду? Разве я не предупреждал, чтобы вы туда не ходили?
Голос у Гранджера был спокойный, но в нем сквозило недоумение.
— Предупреждали, но приготовили ловушку с приманкой, на которую, вы знали, я непременно клюну.
Гранджер, продолжая притворяться озадаченным, покачал головой и растерянно улыбнулся:
— Боюсь, я не совсем понимаю вас, сэр.
— А тут и понимать нечего. Когда Браун приехал вчера в Астли и упомянул, что ждет моего прибытия, вы, должно быть, испугались, что он увидел связь между тем, что недавно произошло здесь, с историей в Бичвуде. Вы знали, что несколько лет назад Браун проектировал парк для того поместья — сами мне об этом рассказывали. Пока он был один в гроте, вы, подкравшись к нему незаметно сзади, ударили его по голове, связали и затащили в пещеру в глубине грота. Вы наверняка знали, что он еще жив, но, вместо того чтобы прикончить его, решили использовать как приманку, чтобы завлечь в грот меня и одним махом разделаться сразу с двумя беспокойными птичками, а потоп, который вы устроили, выдать за несчастный случай.
Все еще качая головой и едва заметно улыбаясь, словно обвинения Джошуа были настолько нелепы, что даже не заслуживали опровержения, Гранджер повернулся к нему:
— Простите, сэр, но какое отношение ко всему этому имеет моя служба в Бичвуде. Я и не скрывал, что работал там.
— Бичвуд — ваш мотив, Гранджер. Вы должны были унаследовать это поместье. Ваша мать — злосчастная графиня Берли, некогда хозяйка Бичвуда и владелица ожерелья в форме змейки. Своей неудачной игрой в карты она положила начало целой череде трагических событий. От Брауна я узнал то немногое, что не сумел выяснить сам, а точнее, два важных факта: что графиня жила в Бичвуде и что у нее был ребенок, который пережил ее. Браун не знал ни ее имени, ни имени ребенка, но мне не составило труда заглянуть в справочник по истории графства Бедфордшир. Вскоре я нашел там соответствующую статью, в которой указывается имя предыдущей владелицы поместья. Это Сибил Гранджер, графиня Берли, мать двоих сыновей, один из которых умер.
Гранджер выпрямился и посмотрел на Джошуа с выражением любопытства и превосходства во взгляде, как на случайно заползшего на лист жука, которого ему ничего не стоит раздавить башмаком или зажать в руке. Джошуа кожей ощущал, как воздух звенит от напряжения.
— Почему вы решили, что тот осиротевший ребенок и я — одно и то же лицо?
— Вас узнала миссис Боулз, выросшая в том же селении. Поэтому вы так оживленно беседовали с ней на днях. В гостиной вашего домика висит великолепный портрет знатной дамы. Полагаю, это ваша мать. На чашке, что у нее в руке, вне сомнения, родовой герб Берли.
— Это все?
— Тело Хора обнаружила миссис Мерсье, а почему-то не вы, хотя, как я заметил, именно вы первым приходите в теплицу утром. Тем более что вы сказали мне, будто в тот день рано утром застали дежурного спящим и вам самому пришлось регулировать температуру. Чтобы открыть окна, вы должны были переступить через труп. Во всяком случае, разбитые горшки вы должны были увидеть. Но вы почему-то это скрыли.
Джошуа смотрел на профиль Гранджера и видел, как меняется его лицо. На щеках садовника перекатывались желваки, на шее вздулась вена, лицо превратилось в cryсток непредсказуемой откровенной враждебности. Джошуа замолчал, ожидая реакции Гранджера, но тот отказывался отвечать. А через какое-то время Джошуа понял, что ему необязательно слышать ответ садовника: в его поведении, во внешнем облике все изобличало убийцу.
— Вы также утверждали, будто были слишком заняты растениями и не видели, как Каролина и ее убийца вошли в теплицу. Относительно Каролины вы солгали. А насчет убийцы сказали правду: вы никого не видели, потому что Каролину убили вы.
Снова повисло молчание. Гранджер продолжал деловито срезать длинные узкие листья. И только быстрое чиканье ножниц да еще пот, выступавший у него на лбу и ручейками стекавший по лицу, выдавали его волнение. В конце концов пот стал застилать ему глаза, так что он был вынужден отвлечься от своего занятия и отереть лицо тыльной стороной ладони. После он, казалось, немного успокоился. Он огляделся вокруг со смирением в лице, как состоятельный человек, обозревающий свою вотчину перед тем, как с ней расстаться.
— Вы говорите так, будто вам все известно. Но что вы знаете о моих страданиях? Безрассудство матери, расклад карт в руке легкомысленной женщины загубили мою жизнь. По-вашему, это справедливо?
— Приблизительно то же самое произошло и с Лиззи Маннинг. Но она не поддалась искушению, не опустилась до убийства.
— Зато попыталась вернуть свою собственность другими нетрадиционными способами, верно?
Свою реплику Гранджер сопроводил многозначительной улыбкой. У Джошуа запылали щеки. Неужели садовнику известно, что Лиззи приходила в его спальню глубокой ночью? Уточнить это он не успел, ибо Гранджер продолжил:
— Ожерелье принадлежит мне. Оно фактически само приплыло мне в руки. Когда мистер Бентник нашел себе невесту за тысячи миль отсюда и она прибыла в Астли с ожерельем на шее, я расценил это как знамение судьбы — знак надежды на то, что теперь моя жизнь изменится. Жестокая судьба, что лишила меня наследства, давала мне шанс вновь стать богатым человеком. Сам Бог распорядился так, чтобы фамильная драгоценность вернулась ко мне.
— И конечно же вы по чистой случайности нашли себе работу в том самом поместье, где поселилась женщина, владеющая ожерельем вашей матери?
