чтобы не высказать всего, что думает по этому поводу. — Заряды следует немедленно обезвредить. И непременно так, чтобы никто не узнал, что они там были установлены. Что тебе для этого нужно?
— Вновь скрытно поднырнуть под днище крейсера.
— Хорошо, — глядя на море, процедил граф. — Я отвлеку внимание, а ты ныряй. Но действуй быстро и четко, а главное, без ошибок. Если, не дай бог, у нас здесь пойдет на дно этот крейсер… Словом, вспомни, почему началась война между Америкой и Испанией. Мы — не Испания. От нас не останется и следа.
— Разрешите действовать?
— Действуй.
Тарло повернулся и решительно зашагал к противоположному борту.
— Что-то случилось? — подскочил к нему ждавший на палубе Андре.
— Да, случилось.
Он снял фрак и подал его камердинеру.
— Что же?
— Это не важно.
За фраком последовала белая сорочка.
— Надеюсь, что не важно.
— Но что вы задумали? — ошарашенный видом прилюдно раздевающегося графа, спросил Андре.
— Потом все расскажу.
Он расстегнул штаны.
— Граф, что происходит?! Что вы собираетесь делать?!
— Странный вопрос. Мне недосуг, придумай что-нибудь. Скажи, что я разорен. Что мне вдруг стало жарко и потребовалось охладиться. Что я всегда предпочитаю таким манером спускаться на берег. Не важно. Когда Гвидо вновь появится на шхуне, идите к пирсу. А еще я хочу сделать пепельницу из головы Мари де Ле Блан. Я специально начну курить, чтобы стряхивать туда пепел и бросать окурки.
— Ваше сиятельство, вы уверены, что в своем уме?
— Хотелось бы верить, что да.
Владимир подошел к фальшборту, сбросил туфли, затем брюки и, перекрестившись, ловко перемахнул через планшир.
— Человек за бортом! — надсадно закричал вахтенный.
Протяжно взвыл ревун, заскрипели шлюпбалки. Владимир без труда вынырнул на поверхность и поплыл брассом, широко и сильно загребая, надеясь, что прохладная вода несколько остудит его негодование.
«Подумать только, все что сейчас было сделано, оказывается, являлось лишь прикрытием! Отвлекающим маневром!»
Берег был все ближе. На крейсере, убедившись, что пловец полон сил и совершенно не намерен тонуть, отдали приказ вернуть шлюпки на борт.
— Камер-паж Тарло! — послышалось с пирса. — Я, конечно, предполагал, что ты будешь рад меня видеть. Но чтобы до такой степени!
— Камер-паж Ворожеев! — Владимир выкарабкался на берег. — Я действительно чертовски рад тебя видеть.
* * *
Корабельный оркестр играл вальсы Штрауса. Молодцеватые флотские офицеры кружили в танце со светскими барышнями, приглашенными на прием на борту крейсера. Старые друзья, бывшие камер-пажи Тарло и Ворожеев, стояли у фальшборта, с улыбкой разглядывая танцующих.
— Кстати, друг мой, — начал помощник военно-морского атташе, — у меня для тебя подарок. Надеюсь, тебе понравится.
— Какой же?
— Вот, держи.
Он небрежно достал из кармана фрака запечатанный пакет.
— Здесь приказ об отставке штаб-ротмистра Тарло и благодарственный рескрипт за возвращение золота, похищенного из Тифлисского казначейства. Теперь ты — вольная птица. Государство Российское не имеет к тебе претензий, и, разумеется, ты волен распоряжаться имениями по своему усмотрению. Стало быть, можешь отправляться, куда пожелаешь.
— Это что же, правда?!
Владимир быстро распечатал пакет.
— Конечно правда, — улыбнулся его старый приятель. — Если хочешь, можем вместе завтра отправиться в Париж, а оттуда поездом в столицу. Санкт-Петербург сейчас прекрасен. В Петергофе фонтаны… Помнишь, как ты гулял там с великой княжной Ксенией Александровной?
— Как же забыть? — улыбнулся Тарло.
— Впрочем, если желаешь, — не меняя тона, продолжил Ворожеев, — оставайся тут. Здесь, что мудрить, прекрасно всегда. И твоя невеста, — он кивнул на танцующую Женевьеву, — она и впрямь очень мила. Правда ли, что она поразила Николая Викентьевича своими познаниями в астрономии настолько, что тот решил в ее честь назвать звезду?
— Можно сказать и так, — согласно кивнул граф, с досадой вспоминая недавнюю игру. — Впрочем, она и меня ими поразила. Хотя я уже привык, что ничему тут удивляться не стоит.
— Это хорошо. Я уж опасался, что Лепешинцев доберется до казино. Его категорически туда нельзя пускать.
— Что ты, все отлично. Тем более, с сегодняшнего дня людям в военной форме вход туда запрещен.
— Вот и славно. Так что ты решил? Вернешься, или остаешься здесь?
Владимир одарил старого приятеля долгим взглядом.
— Что-то подсказывает мне, что ты хотел бы услышать от меня второй вариант ответа.
— Признаюсь, да. И не только я. В столице высоко ценят твои способности. Господин Рачковский, — верно, слышал о таком? — желал бы в ближайшие недели свидеться с тобой. Он скоро будет в Париже.
— Не знаю, кто это.
— Ну, это не так важно, познакомитесь, — улыбнулся помощник военно-морского атташе.
— Быть может, быть может… — задумчиво протянул Тарло. — А скажи, друг мой — твое имя недавно упоминал один мой старый знакомец. Говорил, что ты объяснишь, отчего вдруг у него взялось право стрелять в людей, как в куропаток. И почему в ответ я не должен пристрелить его?
— Давай попробую угадать, — так, словно речь шла о детской шараде, проговорил Ворожеев. — Ты имеешь в виду Дитриха фон Эберфельда?
— Браво, — похлопал Тарло. — Меня всегда восхищало твое умение разгадывать загадки.
— Ну, этой загадки, строго говоря, и нет. Вчера я видел Эберфельда. Ты его слегка подранил, но это ерунда. Значительно хуже другое — ты сорвал дело, которое готовилось много лет.
— Какое дело, Георгий? Майор убивал людей, будто стирал рисунок с грифельной доски. Ты понимаешь это?
— Эберфельд заигрался, это правда. Можешь не сомневаться, он свое получит. Но послушай меня, — Ворожеев схватил под руку старого друга и перешел на шепот. — Во время Крымской войны государь Александр II очень надеялся, что Австро-Венгрия, которой мы незадолго до того помогли справиться с венгерским мятежом, если и не станет нам помогать, то хотя бы останется нейтральной.
— Но она с нами и не воевала, — напомнил Тарло.
— Да. Но привела в боевую готовность свою армию, чем вынудила нас держать у ее границ полки, которые так нужны были в Крыму. Можем ли мы предполагать, что старая каналья Франц-Иосиф в случае новой войны поведет себя иначе? В столице считают, что нет. Значит, у этого мерзкого старикашки забот должно быть по бакенбарды, а желательно, и выше.
С помощью Эберфельда мы опять зажгли Венгрию. Однако это вызвало определенные подозрения у австрийской контрразведки. И потому фениксу следовало показательно сгореть и возродиться из пепла. И тут появляешься ты.
— Если бы феникс не попытался еще и выплавить из пепла чужое золото, может, и не появился бы. Но подобная алхимия здесь не приветствуется.
— Будь добр, напиши мне об этом подробный отчет.
— С какого перепою я должен перед тобой отчитываться?
— Извини, конечно же, не отчет. Помнишь, как в корпусе мы выпускали альманах? Напиши мне для нового
