Марсель и Жан-Жан, прижавшись к стене, метр за метром продвигались вглубь владения. Гром ударил еще раз, ближе, и гигантский зигзаг молнии расколол небо над морем. В воздухе запахло дождем. Гроза приближалась.
В нескольких метрах от них возвышались обгоревшие руины здания. Под большим платаном притулился голубой пикап. Марсель заметил его, только когда чуть не оказался внутри. Внутри было пусто.
Костелло было не по себе. Он не любил сельские просторы. Слишком уж тихо. Не любил ни коров, ни фермерш. Они тоже слишком спокойны. Ему была нужна городская суета, тесные бары, дым выхлопных труб. Деревня для него все равно как кладбище. Он почти что готов к тому, что из этой темноты появится какой-нибудь вампир в сопровождении целого отряда жадных и изможденных существ. Которые хотят жрать — ж-р-а-т-ь — пять букв. К тому же ему так хотелось пить, что в горле начинало саднить каждый раз, когда он сглатывал слюну. Под ногами зловеще похрустывали травинки. И он с наслаждением вспоминал, как пахнет ночью расплавленный асфальт.
Коротышка обильно потел. Момо мутило от этого острого и сильного запаха. Ему было слишком жарко, слишком страшно и очень хотелось пить. Коротышка перестал скрипеть зубами, но дышал он по-прежнему быстро и глубоко, и Момо чувствовал, как под кожей возле его уха бьется о грудную клетку сердце этого человека. Он мысленно твердил: «Сейчас придет легавый и убьет этого, сейчас придет легавый и…» Он представлял себе, как коротышка расквасится под гигантским сапогом Марселя, как расползется зеленым отвратительным желе, словно монстр в мультфильме, и от этого мальчику становилось немного легче.
Коротышка переместился на полметра, волоча за собой Момо. Через пролом в обвалившейся стене он теперь мог видеть подходы к дому. Ветер пронзительно завывал, его короткие порывы трепали деревья, гнули к земле сухую траву.
Повезло, что поднялся ветер, подумал согнувшийся вдвое Марсель, шаг за шагом продвигаясь вперед. В этом грохоте он не может нас услышать. Жан-Жан исчез из виду там, где заканчивалась стена. Марсель обошел старый, наполовину сгнивший почтовый ящик, на котором еще можно было прочесть «Ла Палом…». До ближайших домов было метров пятьсот. Молния где-то внизу выхватила из тьмы бухту. Марсель был весь в поту, как после турецкой бани. Он был уверен, что Паоло скрывается среди этих разрушенных стен. Не один. С Момо. Он наверняка похитил Момо, чтобы воспользоваться им как разменной монетой. Чтобы выкупить себе свободу. Но сколько еще времени его мозг будет работать в пределах логики? Чудовище в любой момент могло одержать верх, и тогда Момо будет растерзан.
Жан-Жан застыл в слепящем свете молнии. Он боялся, что его силуэт слишком заметен в этом белом разряде. Жара стала просто удушающей. Ветер гнал клубы сухой, обжигающей пыли. Южный ветер, подумал Жан-Жан, южный ветер, который несет с собой песок. На его обнаженную руку тяжело упала капля дождя. Жан-Жану нестерпимо захотелось потоков с небес, потопа, все сметающего на своем пути: тогда он, среди грохота и переплетения струй, сумел бы прыгнуть прямо в сердце этих развалин.
Тяжелая капля упала на лицо коротышки, поползла по сведенной судорогой щеке и добралась до то и дело дергавшегося уголка рта. Коротышка от неожиданности заморгал.
Сейчас будет дождь, подумал Момо со смутным облегчением, большая гроза. Момо любил грозу. Любил, зарывшись в мамину постель, слушать, как шумит гроза. Мама. Слезы навернулись ему на глаза, и он икнул. Коротышка нагнулся и зашептал прямо ему в ухо, припав к нему губами:
— Слышишь их? Слышишь? Слышишь этих липких червей: они ползут-ползут, вот они, сейчас ты их увидишь, они будут ползти у тебя по ногам, липнуть к твоим губам, забираться, копошась, в рот… Молчи! Иначе они тебя сожрут. Чувствуешь, как воняет? Видишь, как темно? Кровь капает нам на головы, чувствуешь, как она течет?
Момо заморгал, задыхаясь — рука, зажимала ему рот. Он отчаянно забил ногами по воздуху, тщетно пытаясь освободиться. Гроза разразилась неожиданно и затопила все вокруг.
Дождь! Марсель бросился под потоки воды, которые ветер кидал ему в лицо. Свернул за угол ограды. Остановился как вкопанный. Стены обрушившегося дома, доходившие приблизительно ему до пояса, образовывали нечто вроде лабиринта. За каждой стеной могла притаиться смерть.
Присев на корточки за скрывавшей его каменной стеной, Марсель пытался разглядеть что-либо сквозь потоп. Справа что-то зашуршало. Он тут же развернулся, готовый стрелять. При вспышке молнии от стены отделился согнувшийся вдвое силуэт Жан-Жана. Он добрался до Марселя, приложил палец к губам. Прошептал:
— Нужно окружить эту помойку. Я — направо, вы идете слева. За Костелло — обычные слова предупреждения. Готов?
— Готов.
— Пошли!
Мягкий прыжок, и Жан-Жан уже в высокой траве, стелящейся под деревьями. Марсель последовал за ним. Под ногами зачавкала грязь. Возникло впечатление, что они снимаются в фильме про войну. Когда на небе появилось перекрестие лучей, Марсель уже готов был поверить, что сейчас вмешается авиация. Но с неба по-прежнему падал мелкий теплый дождь.
Неожиданно прогремел голос Костелло: звуки его сносил ветер, тембр был изменен громкоговорителем, но все равно он прозвучал среди этого бесчинства природы до смешного по-человечески:
— Контадини, оставь ребенка и выходи, держа руки на затылке. Ты окружен. Не делай глупостей.
Коротышка резко подпрыгнул, как от укуса. От ярости черты его лица затвердели, тело словно налилось свинцом. Из уголка карминно-красных губ текла струйка слюны. Он поднял бритву. Момо закрыл глаза.
Дождь стегал по лицу коротышки, и он ничего не видел за этой пеленой воды, не мог вытереть себе лоб, не отпустив при этом Момо и не опустив оружия.
Их необходимо держать на расстоянии. И у него есть одно преимущество: здесь нет уголка, которого бы он не знал.
Здесь, вот именно здесь, где я стою, была большая гостиная. За моей спиной — камин, а справа большой телевизор рядом с зеленым диваном из искусственной кожи. Чтобы сюда попасть, надо пройти по коридору, по обе стороны двери в комнаты. Справа от гостиной — папин кабинет: его не открывали с тех пор, как он погиб в Алжире. Слева — ванная. Мой дом. Моя мама. Мамина комната. Ее всю заполнил Зверь. Смех Зверя, запах Зверя. И мама, которая сидит на Пьеро, как будто впаянная в него, как будто они пришиты друг к другу.
Голос, который вещал во тьме, смолк. Коротышка то и дело резко оглядывался. Тишина вдруг разонравилась ему. Дождь, вовсе и не думая заканчиваться, припустил с удвоенной силой. Это была одна из тех летних бурь, что налетают внезапно, обрушиваются как безумие и оказываются столь же разрушительными. Паника с каждым ударом молнии захватывала его все больше и больше. Крещендо — гром…
Он неожиданно ощутил жар огня так же отчетливо, как если бы загорелась стена. Молния ударила сразу же после того, как он свел счеты со Зверем-Пьеро. Безумный бег по объятому пламенем дому. Не занавеси, а живые факелы на окнах. Недосягаемая дверь, коридор, превратившийся в сплошной язык огня из-за красивой льняной обивки стен. Деревянная кухня в деревенском стиле, пылавшая словно костер. Погреб! Поднять крышку, тянуть ее на себя изо всех своих скудных силенок, так что хрустели мускулы.
Мама! Мама, все еще ругавшая его из-за того, что произошло у нее в комнате. Мама с ее гадючьим ртом: на нее свалилось огромное бревно, оно упало с потолка прямо ей в лицо, распространяя вокруг запах паленого мяса. Он тянул ее за ноги, дотащил до самого погреба. Спустил по лестнице. Дым. Дышать невозможно. Кашель разрывает грудную клетку. На руках лопается кожа, на ногах, на лице — хлоп, хлоп, хлоп. Черная тишина в погребе. Цементная крышка с хлопком опустилась у него над головой в тот момент, когда обрушились стены кухни. Ледяные ступени. Такие холодные после этого пламени. Ночь. Полная тьма. На четвереньках спуститься по лестнице, внизу что-то есть. Обожженная кожа. Мама. Мама, проснись! Он наконец оставит нас в покое. Я буду твоим маленьким мужчиной, как раньше. Слышишь? Слышишь? Мамино лицо: липкое, с отваливающимися кусками.
Мама, которая больше не двигается. Совсем не двигается.
Коротышка дрожал, как лист на ветру, и Момо спрашивал себя, неужели ему холодно. Дождь-то ведь теплый. В траве появилось что-то светлое. Момо скосил глаза. Это что-то шевелилось, перемещалось, потом скрылось в куче камней. Привидение, что ли?
Громыхнул громкоговоритель. Теперь голос шел с другой стороны, и коротышка резко повернулся.
— Контадини, выходи. Тебе ничего не будет. Слово офицера полиции. Оставь малыша и выходи, руки на затылок.
Пока Костелло говорил, Марсель и Жан-Жан быстро продвигались вперед. Марселю вдруг пришла в голову мысль: воспользовавшись завываниями ветра и дождем, забраться на оливу. Оттуда можно все разглядеть. Он даже не знал, вооружен ли Паоло. Ему было тяжело, даже про себя, произносить это имя. Он не мог поверить, по-настоящему поверить, что речь шла именно о том Паоло, с которым он каждый день перекидывался шутками.
