Я нашел молодой кабачок на кухне, куда я пошел для того, чтобы ополоснуть стаканы и переместить их на сервант; вернувшись в гостиную, я несколько мгновений постоял неподвижно, пристально глядя вниз на Трогвилла и чувствуя себя похожим на Тоска, созерцающего безжизненное тело Скарпии. Единственное исключение состояло в том, что Трогвилл был далек от безжизненности — на самом деле, он начал храпеть — и я знал, что через несколько часов он придет в сознание. Я толкнул его ногой так, что он перевернулся на живот; затем медленно, с математической точностью, наклонился и засунул кабачок ему в задницу.
— Это должен был быть я, — прошептал я.
Тогда я видел его в последний раз.
Через некоторое время после моего ухода и до того, как он очнулся от действия наркотика, кто-то третий вошел в квартиру и убил Трогвилла. Вопреки тому, что все говорят, вы знаете, что это был не я: я не убивал Трогвилла.
Длинные руки закона
Когда я шел домой по темным римским улицам, мною овладело чувство спокойствия и удовлетворенности. По правде говоря, я бы предпочел самостоятельно изнасиловать Трогвилла, мне казалось более предпочтительным заталкивать в этот тесный зад свой твердый член, а не кабачок — и я бы сделал это не ради сексуального удовольствия, а скорее для сладости мести — но, на самом деле, для этого не было времени и — если быть до конца честным — я не беспокоился, чтобы предоставить ему еще одну причину для продолжения его нападок на меня в ресторанных изданиях. И, безусловно, я не хотел, чтобы у господина Эгберта была причина для того, чтобы приезжать в Рим.
Ровно без четырех минут три — это мгновение запечатлелось на ткани моей души и всегда останется там! — раздались звуки молотящих в дверь ресторана сжатых кулаков. Я оделся и отправился вниз.
— Что такое? — завопил я. — Вы что, не видите, что мы закрыты? Вы знаете, сколько сейчас времени? Как вы можете беспокоить меня в этот час…
— Меня зовут Андре Коллиани, синьор Крисп. Я начальник полиции ctntro storico[189]. Пожалуйста, откройте дверь.
Их было пятеро — Андре Коллиани, его помощник Энрико Марони, и три тяжелых, коренастых бандита, которые были здесь, без сомнения, из-за того, что произошла беда.
Я провел их в ресторан.
— Что такое? Что вам нужно?
— Простите, пожалуйста, за визит в столь поздний час, синьор Крисп, но у нас срочное дело.
— Да? Что же это за срочные дела, если вы будите из-за этого всю семью…
— Вы не один, синьор Крисп? Я помедлил. Затем сказал:
— Там, наверху, мои помощники, они спят.
— Путь отдыхают — некоторое время.
— Хорошо же обстоят ваши дела, синьор Коллиани.
Он был высоким, худым и достаточно привлекательным в своей мрачной манере; он протянул руку и показал мне что-то, что на мгновение блеснуло в ровной ладони.
— Вы когда-нибудь видели это раньше, синьор Крисп?
О, Боже. Это было кольцо Генриха Херве/Это было кольцо, которое он носил — я видел его на его жирном пальце — на том роковом собрании Amici di Germania, когда я впервые встретил Герра Отто фон Штрайх-Шлосса.
— Нет, — соврал я.
— Это кольцо, синьор Крисп.
— Да, я это вижу.
— Кольцо, которое принес нам некто Герр Альберт Ричтенфельд.
— Предполагается, что мне хорошо знакомо это имя?
— Это вы мне скажите, маэстро.
— Хорошо, это имя мне не знакомо.
— Герр Ричтенфельд принадлежит к — частному сообществу — здесь в Риме, которое называется Amici di Germania. Вы, возможно, слышали о нем?
— Да, несколько раз я устраивал ужин для Amici, — сказал я.
Сначала я хотел отрицать это.
— Вы можете предположить, откуда появилось это кольцо?
— Нет.
Он с минуту внимательно изучал кольцо с любопытством и отвращением.
— Простите, что я это говорю, но оно появилось из нижней части…
— Нижней части? Нижней части чего?
— Нижней части Герра Ричтенфельда, Маэстро — sedere, culo[190]. Вы понимаете?
— Да. Прекрасно понимаю, — сказал я.
— Оно появилось из нижней части Герра Ричтенфельда на следующее утро после того, как он отужинал в этом ресторане.
(Черт подери это кровавое кольцо!)
— Не могу себе представить, как это могло произойти, — искренне сказал я — в конце концов, мы с близнецами были крайне осторожны во время расчленения; к тому же, я избавился от ладоней и ступней Генриха. Как тогда?..
— Тем не менее, это произошло.
— На что вы намекаете? — завопил я, теперь уже не на шутку взволнованный.
— Я намекаю, Синьор Крисп, — сказал Андре Коллиани, — на то, что кольцо было в чем-то, что Герр Ричтенфельд съел в этом ресторане.
— Это просто чудовищно!
— Да, синьор, именно так. Само кольцо принадлежит Герру Генриху Херве, также члену общества. В настоящее время мы не можем определить его местонахождение.
— Он певец — так сказать, — сказал я, насколько мог, более будничным тоном. — Он часто уезжает на гастроли.
— Но не в это время, Синьор Крисп.
— Да? Почему вы так в этом уверены?
— Мы проверили, поверьте. Агент Герра Херве заверил нас, что у него не было никаких дел за пределами города последние шесть месяцев.
— Я ничего не знаю о перемещениях Генриха Херве, — сказал я.
— Конечно. Но вы ведь знаете Герра Херве?
— Да. У него была привычка — петь здесь, в моем ресторане, каждый вечер.
— Была?
— Есть такая привычка. В последнее время он не появлялся.
— Каждый вечер?
— До недавнего времени это было так.
— Вы можете предложить какие-нибудь объяснения в отношении того, как кольцо Герра Херве могло оказаться в нижней части Герра Ричтенфельда?
— Конечно, нет. Хотя… члены Amici di Germania являются приверженцами некоего вида удовольствий, знаете ли…
— Да, знаем.
— Я полагаю, вполне возможно, что в дикости и смятении их маленьких игр… мне нужно уточнять?
— Эта мысль пришла и мне на ум, синьор, но Генрих Херве отсутствовал на протяжении немалого времени; Герр Ричтенфельд хранил кольцо несколько недель, прежде чем принести его нам, вы понимаете — это необъяснимо, как оно могло оставаться в его нижней части с момента исчезновения Герра Херве.
— Почему он так долго хранил кольцо, прежде чем принести его вам? — спросил я, мое сознание отчаянно изыскивало путь к бегству из сети, в которую, я видел, меня медленно заманивали.
Андре Коллиани пожал плечами.
— Он действительно был озадачен его неожиданным появлением — это все, что он уже рассказал нам — но замешательство должно было перерасти в подозрение только после того, как отсутствие Герра Херве затянулось. Сам по себе факт исчезновения Герра Херве и необычная материализация кольца кое-откуда был, возможно, недостаточен для того, чтобы пробудить его любопытство, так как каждый факт можно объяснить как отдельный инцидент — но если взять их вместе, любое возможное объяснение становится гораздо запутаннее, принимает более зловещий аспект, синьор.
— Вы знаете, что это за случай?
— Герр Ричтенфельд, несомненно, сделает заявление об этом позже.
— Позже?
— В настоящее время он — как бы сказать? — Герр Ричтенфельд sta con le spine sotto i piedi[191]. Он больше всего беспокоится о том, чтобы братство, которое он представляет, не было вовлечено в какой-нибудь публичный скандал. Я рассчитываю, что его чувство долга поборет страх скандала, как только появится возможность — на самом деле, полная вероятность — немедленного личного вовлечения не просто в публичный скандал, а в уголовное преследование. У Герра Ричтенфельда душа лежит к содействию работе правосудия, синьор Крисп, иначе он бы не принес кольцо нам.
— Я вижу, вы все это методично проработали.
— Спасибо, синьор, — сказал Андре Коллиани, совершенно не обратив внимания на мой сарказм.
— Сожалею, что не могу дать вам столь же научное объяснение.
Начальник полиции вздохнул.
— Видите ли, синьор Крисп, в каком бы направлении мы ни поворачивались, какую бы версию мы ни рассматривали, мы всегда возвращались к вашему ресторану.
— Да?
— Да, синьор. Это словно паутина, вы понимаете? Так много нитей, так много витков и изворотов, так много замысловатых узоров — но все сходится в центре. Il Giardino di Piaceri — это центр моего расследования, я нашел его. Центр паутины обстоятельств и событий.
— И что вы собираетесь предпринять в связи с этим?
— Я собираюсь, Маэстро, искать эти упомянутые выше вещи.
— Но только не без ордера, — решительно сказал я.
— У меня есть ордер. — Ах!
— Сделайте одолжение, следуйте за мной, синьор.
И мы вместе поднялись, рука Андре Коллиани на моей руке.
Они не нашил ничего от Генриха Херве, так как он был полностью пущен на котлеты, но они обнаружили отбеленную берцовую кость моего отца, из которой я давно сделал очень мощную рукоятку, и которую я хранил вроде как на память. Они также обнаружили голову мисс Лидии Малоун — замаринованную в банке. Во имя всего святого, почему я не выкинул ее?
