— Других? — спросил он.
— О да, естественно. Мне нужна была постоянная поставка сырья для моей работы, видите ли…
— Нет, Орландо — нет — я не хочу слышать об этом. Давай просто остановимся на Генрихе Херве, Артуро Трогвилле, твоем отце и его любовнице. Христа ради, этого достаточно.
— И вы на самом деле и вправду сознаетесь в убийстве всех четырех?
— Да. Я сказал тебе — я умру раньше, чем они посадят меня в тюрьму.
Я спрыгнул с кровати и завопил криком чистой, неприкрытой радости.
— Но послушай меня, Орландо, послушай! Ты должен рассказать мне обо всех деталях того, что ты сделал — в конце концов, они не просто собираются посадить меня в тюрьму, и отпустить тебя просто потому, что я так сказал. Они будут допрашивать меня — и весьма основательно. Я должен давать убедительные ответы. С Трогвиллом будет достаточно просто, ведь это я убил его. Но остальные… тебе придется нагрузить меня как следует, Орландо.
— Они достанут свои грязные маленькие яйца снова, — сказал я.
— Что?
— Они возбуждаются от своих собственных вопросов. Это отвратительно.
— О? Я могу вообще-то немного насладиться этим — ты знаешь, какие сногсшибательные эти итальянские полицейские. Я помню как однажды, когда мы с Артуро были в отпуске в Венеции…
— Вы в своем уме?
— Только счастливые воспоминания…
— Вы неисправимы, Мастер Эгберт.
— А еще я твой спаситель, Орландо. Не забывай об этом.
— Я изложу вам все до последней маленькой детали, — сказал я. — Затем позвольте им спрашивать вас обо всем, что вздумается, это не будет иметь никакого значения. Я вернусь в Il Giardinoв течение месяца.
Он закашлялся.
— Ах. Что касается этого, — сказал он, — я на самом деле не думаю, что это возможно.
— Почему же, скажите на милость, нет?
— Из-за одной вещи, я нанял Генри Батта на твое место. Я был потрясен.
— Генри Батта? Но он идиот, любитель, зубрила…
— Не будь таким критичным, дорогуша, у него есть отличные черты. Он будет работать более чем хорошо, поверь мне — вокруг заведения нет никакого пикантного скандала, чтобы привлечь посетителей. В конце концов, они, конечно же, будут испытывать frisson[195], не будучи уверенными в том, «что» ты ешь, а не «кого», разве не так? Нет, я сожалею, что так произошло, но ты не можешь вернуться в Il Giardino.
— А куда тогда? Куда я пойду?
— Есть еще одно маленькое место, о котором я думаю… — Да?
— Я уверяю тебя, дорогуша, оно восхитительно. А также имеет первоклассную репутацию. Тот самый тип заведения, в котором ты снова можешь оказаться.
— Ваше?
— Конечно же.
— Управляющий или собственник? Мастер Эгберт пожал плечами.
— Ну, — сказал он с небольшим вздохом, — мне оно больше не понадобится. Так что собственник, я полагаю.
— Где оно?
— В Швейцарии — прямо на окраине Женевы. Le Piat d'Argent. Две звезды, но ты увеличишь их число до трех в кратчайшее время.
О, какой у меня был выбор? И, в конце концов, это звучало не так уж плохо, хотя я терял Il Giardino.
Я неожиданно заметил, что Мастер Эгберт хитро смотрит на меня — с тайным ликованием.
— Естественно, я попрошу кое о чем за все это, — сказал он медленно. — Пусть я умираю, но я не глупец.
Так же медленно — и с крайне мрачным предчувствием — я спросил:
— Что именно?
— Ночь любви…
— Ночь любви?
— Да, с тобой. Хорошо, не совсем ночь, но у нас есть час, чтобы сделать это, прежде чем закончится время визита. Я знаю великое множество игр, в которые можно поиграть с тобой за час, поверь мне. Все будет так, как в старые добрые времена.
— Нет! — завопил я. — Ни в коем случае!
— Разве перспектива столь ужасна? — Да.
— И я такой уж непривлекательный?
— И это тоже.
— Жизнь в тюрьме предпочтительнее, чем час страстного секса со мной?
На этот раз я не мог честно сказать «да».
— Послушайте, Мастер Эгберт, те дни прошли, разве вы не понимаете? Вы знаете, почему я спал с вами раньше, и вы непременно должны понимать, что это была не любовь, а не то, чтобы я считал это неотразимо возбуждающим.
— О, Боже! Получается, это было крайне омерзительно?
Он выглядел таким печальным, сидя на краю моей кровати — огромный, рыдающий, трепещущий китенок с выражением благородной боли на жирном лице.
— Нет, — сказал я, — возможно, и нет. Но я не знаю, могу ли я быть пылким с вами, во всяком случае, не здесь, не сейчас, больше никогда.
— О, не волнуйся насчет этого, — воскликнул он, неожиданно повеселев. — Моей страсти хватит на нас двоих, вот увидишь.
Я долго смотрел на него, прежде чем что-либо сказать. Затем, наконец, промолвил:
— Хорошо, я сделаю это.
— Ты не пожалеешь об этом, обещаю…
— Боже, сколько раз я слышал это.
— Ангел! — вскрикнул он.
Через несколько секунд его штаны и нижнее белье были сброшены, и он держал в руках свой медленно увеличивающийся член, направляя его на меня словно пистолет.
— Вы не думаете, что это пустая трата времени, да? — сказал я.
— Время — это единственное, чего мне не хватает.
В любом случае, это было истинной правдой. Я начал раздеваться. Затем:
— Я готов, — я не смог до конца скрыть героическую нотку в своем голосе.
Однако, в моих обстоятельствах, погружение в эти жирные анальные глубины было словно выходом на свет.
* * *
От Commtndatore Альберто Синьорелли старшему генералу полиция Джанни Каспи 13-е апреля 19?
Каспи,
Я пишу, чтобы подтвердить соглашение на освобождение Орландо Криспа. Коллиани рассказал мне, что признания Эгберта Свейна в убийствах, за которые первоначально был помещен в заключение Крисп, были полностью расследованы, и что не может быть сомнений в их достоверности.
Я уверен, что ошеломлен точно так же, как и вы. Должен сказать, как плохо все это дело отразилось на службе. Я по-стараюсь убедиться, что подход Коллиани к делу стал причиной важной проблемы. Как вам известно, у меня никогда не было полного доверия к способностям этого человека — я был единственным членом коллегии, который проголосовал против его выдвижения. Ну, что я вам говорил — что вы можете ожидать от общепризнанного социалиста?
Если Крисп решит подать в суд за неправомерный арест, дела пойдут несравненно хуже; также мы можем ожидать совместных действий с прессой — я вполне ожидаю заголовков на первой странице воскресных газет. Это невообразимо, какими тупоголовыми был Коллиани и его команда. Я очень разозлен, генерал, всем нам не сносить головы.
Свейн был формально обвинен. Самое лучшее, что мы теперь можем сделать — это видеть, что судебный процесс завершен, и прошел так быстро, как только возможно. Специальный уполномоченный сэр Дигби Страттон-Фиппс был самым полезным — он очень хотел забыть это фиаско, как и все мы; я написал ему от вашего лица, выражая нашу признательность.
Вот все, что я могу сказать. Пожалуйста, передайте мой поклон Сильвии.
Ваш и т. д.,
Синьорелли, commtndatore.
* * * Воссоединение
Le Piat d'Argent, Швейцария
Я пишу эти строчки в маленьком кабинете моего частного жилища над рестораном. Насколько же чище здесь воздух! Вид из моего окна — это обширная зеленая долина, окруженная на расстоянии снежными горными пиками — затем, там тянется пенистая тонкая нить, на которой горизонт целует металлически голубые небеса, более снежные горные пики и так далее. Это больше похоже на жизнь на верхушке охлажденного пирога. Отсюда я также могу видеть огромное озеро. Как же я скучаю по тройственному благоуханию моего дорогого Рима — кофе, чеснок и опьяняющий аромат сексуального аппетита! Здесь я чувствую только тающий снег и тающий сыр. Говоря на языке синэстезии, Швейцария к тому же менее интересна, так как выражает себя во внутреннем взоре и слухе моего сознания как несколько сине-серых параллельных линий, сопровождаемых скучной диатонической триадой на приглушенных мысах. Все же, мне не следует быть неучтивым.
Итак, занавес открывается на последнем акте: Они там были, близнецы, они ждали меня на станции Термини. Я уже не думал, что увижу их снова; к тому же я был не в настроении для трогательного воссоединения. Бросить меня во время ареста, и теперь разыскать меня снова после освобождения — это и была та верная служба, которую они обещали? Я не могу испытывать ничего, кроме глубокого разочарования в этой паре с того самого момента, когда стало ясно, что их молчание продлится также долго, как и мое тюремное заключение. О, я должен воздержаться от неизбежного, я продолжал надеяться, что так или иначе, каким-нибудь образом они свяжутся со мной, не подвергая себя риску — но нет. Они были корыстными, вот и все. А какие еще объяснения могут быть?
