— Им не нужно видео, — бесцветно сказала мать. — Только ее фотография.
— Я охотно возьму его.
Сейер взял кассету и поблагодарил.
— Много миль в неделю? — спросил он затем. — Она бегала одна?
— Никто не мог выдержать ее темп, — просто сказал отец.
— Значит, несмотря на школьные занятия, она позволяла себе тратить время на бег. Много миль в неделю. Значит, все-таки не уроки заставили ее бросить гандбол?
— Бегать она могла когда хочет, — сказала мать. — Случалось, что она бегала до завтрака. А во время состязаний ей приходилось подстраиваться, она не могла уже решать сама за себя. Я думаю, ей не нравилось быть связанной. Она очень независимая, Анни.
— Где она бегала?
— Везде. В любую погоду. Вдоль шоссе, в лесу.
— И к Змеиному озеру?
— Да.
— Она никогда не уставала?
— Она была спокойной и уравновешенной, — тихо сказала мать.
Сейер подошел к окну и увидел женщину, которая торопилась перейти дорогу. Маленький мальчик с соской подпрыгивал у нее на сгибе руки.
— Другие интересы? Кроме бега?
— Фильмы, музыка, книги и так далее. И маленькие дети, — ответил отец. — Особенно когда она была младше.
Сейер попросил их составить список всех людей, окружавших Анни. Друзей, соседей, учителей, членов семьи. Парней, если их было несколько. Когда список был готов, Сейер насчитал сорок два имени с более или менее полными адресами возле каждого.
— Вы будете говорить с каждым из списка? — Этот вопрос задала мать.
— Да. И это только начало. Мы дадим о себе знать, — закончил он.
* * *
— Мы должны заглянуть к Торбьёрну Хаугену. Тому парню, который искал Рагнхильд вчера. Он ждет нас.
Автомобиль скользил мимо гаражей, Скарре листал свои заметки.
— Я спросил отца насчет гандбола, — сказал он. — Пока вы были в ее комнате.
— Да?
— Он сказал, что Анни подавала большие надежды. У команды был грандиозный сезон, они ездили в Финляндию и выиграли турнир. Он не понимает, почему она бросила. Ему кажется, что-то случилось.
— Может быть, стоит поговорить с ее тренером? Может быть, причина именно в нем? Или это была женщина?
— Мужчина, — ответил Скарре. — Он звонил каждую неделю, уговаривал ее вернуться. У команды начались большие проблемы, когда она ушла. Никто не мог заменить Анни.
— Мы позвоним в Управление и узнаем, как его зовут.
— Его зовут Кнут Йенсволь, он живет на улице Гнейсвейен, дом восемь. Прямо тут, внизу, по склону.
— Большое спасибо, — сказал Сейер, приподняв брови. — Я вот думаю кое о чем, — продолжал он. — Может быть, Анни схватили днем, пока мы сидели в доме на Гранитвейен, в нескольких минутах ходьбы, и волновались за Рагнхильд. Позвони Пилстреду. Спроси Снуррасона, не может ли он немного ускориться.
Скарре взял мобильный телефон Сейера.
— Просто нажми на четверку.
Скарре нажал на клавишу, спросил Снуррасона, снова подождал… и дал отбой.
— Что он сказал?
— Что холодильник полон. Что каждая смерть трагична, что бы ни явилось ее причиной, и что целая толпа людей ждет возможности похоронить своих любимых, но что он понимает нашу озабоченность и просит тебя прийти через три дня за предварительным устным заключением. Письменного придется подождать.
— Ну-ну, — пробормотал Сейер. — Не самое худшее, что можно услышать от Снуррасона.
* * *
Раймонд размазал масло по лепешке. Он сконцентрировался на том, чтобы она не сломалась, далеко высунув язык изо рта. Сейчас четыре лепешки лежали друг на друге с маслом и сахаром между ними; рекорд у него был шесть.
Кухня была маленькая и очень уютная, но сейчас в ней царил беспорядок после готовки. Еще один бутерброд был приготовлен для отца — батон без корки с топленым салом со сковороды. Когда они поедят, он должен помыть посуду, а потом он, как обычно, подметет пол. Он уже вылил отцовскую бутылку с мочой и наполнил кувшин водой. Сегодня солнца не было видно, все казалось серым, и пейзаж за окном выглядел грустным и плоским. Кофе вскипел три раза, как и положено. Раймонд положил пятый бутерброд наверх и остался очень доволен. Он как раз собирался налить кофе в отцовскую кружку, когда услышал, как перед дверью останавливается автомобиль. К своему ужасу, он увидел, что это полицейский автомобиль. Он остолбенел, отпрянул от окна и забился в угол гостиной. Наверное, они приехали забрать его в тюрьму! А кто тогда будет заботиться об отце?
Снаружи во дворе хлопнули дверцы, и он услышал голоса, сосредоточенное бормотание. Он был не уверен, сделал ли он что-то плохое, не всегда было приятно это знать, так он считал. Он застыл на месте и затаился, пока они стучали в дверь. Они не собирались сдаваться, они стучали и стучали, называя его имя. Отец мог их услышать. Он начал дико кашлять, чтобы заглушить стук. Через некоторое время все смолкло. Он все еще стоял в углу гостиной, рядом с камином, когда увидел лицо в окне гостиной. Высокий седоволосый человек поднимал руки и махал ему. Он это делает, чтобы выманить меня наружу, подумал Раймонд, и сильно замотал головой. Он крепко вцепился в камин и еще сильнее вжался в угол. Мужчина снаружи выглядел милым, но это не означало, что он добрый. Такие вещи Раймонд выяснил для себя давно, он не дурак. Через некоторое время ему стало страшно, он выпрыгнул на кухню, но там в окне оказалось еще одно лицо. У второго полицейского были курчавые волосы и темная униформа. Раймонд чувствовал себя котенком в мешке, на которого только что вылили холодную воду. Сегодня он не выезжал на автомобиле, микроавтобус все еще не хотел заводиться, так что дело было не в этом. Это наверняка связано с теми вещами наверху, у озера, отчаявшись, подумал он. Он еще постоял, раскачиваясь на месте. Через некоторое время вышел в коридор и начал опасливо смотреть на ключ, торчавший из замка.
— Раймонд! — закричал один из приехавших. — Мы хотим с тобой поговорить. Не бойся.
— Я не сделал Рагнхильд ничего плохого! — прокричал в ответ Раймонд.
— Мы знаем. Мы пришли не поэтому. Нам нужна твоя помощь.
Он еще немного поколебался, а потом наконец открыл.
— Мы можем зайти? — спросил тот, что повыше. — Мы только хотим спросить тебя кое о чем.
— Да, конечно. Я просто не знал, чего вы хотите. Я не могу открывать кому попало.
— Нет, конечно, не можешь, — сказал Сейер, поглядев на него с любопытством. — Но будет здорово, если ты будешь открывать полиции.
— Мы можем сесть в гостиной.
Раймонд прошел вперед и показал на диван, который выглядел самодельным. На нем лежал старый плед. Они сели и осмотрели комнату, очень маленькую квадратную комнату с диваном, столом и двумя стульями. На стенах висели картинки зверей и фотография пожилой женщины с мальчиком на коленях. Видимо, мать. У ребенка были ярко выраженные черты монголоида, а судьбу Раймонда наверняка определил возраст женщины. Не было видно ни телевизора, ни телефона. Сейер не мог вспомнить, когда он в последний раз сидел в гостиной без телевизора.
— Твой отец дома? — начал он и обратил внимание на футболку Раймонда. Она была белой, а текст на ней гласил: РЕШАЮ ЗДЕСЬ Я.
— Он лежит в постели. Он больше не встает, не может ходить.
— Значит, ты о нем заботишься?
— Я готовлю еду и убираюсь, ты же знаешь!
— Твой отец должен быть счастлив, что у него есть ты.
Раймонд широко улыбнулся; его улыбка была очаровательной, так обычно улыбаются люди с синдромом Дауна. Неиспорченный ребенок во взрослом теле. У него были сильные руки с необычайно короткими пальцами и широкие плечи.
— Ты был так добр вчера с Рагнхильд, отвел ее домой, — осторожно сказал Сейер. — Она бы не смогла дойти одна. Это ты хорошо придумал.
— Она же не такая большая, знаешь, — ответил он солидно, по-взрослому.
— Действительно. Очень хорошо, что ты проводил ее. И помог с коляской. Но когда она пришла домой, она кое-что рассказала, о чем мы хотим спросить тебя, Раймонд. Я имею в виду то, что вы видели на берегу Змеиного озера.
Раймонд озабоченно поглядел на него и выставил нижнюю губу.
— Вы видели девушку, так? Это не я сделал! — вдруг выпалил он.
— Мы знаем, что не ты. Мы приехали не поэтому. Позволь мне спросить тебя кое о чем другом. Я вижу, у тебя есть часы?
— Да, у меня есть часы. — Он показал наручные часы. — Старые папины.
— Ты часто на них смотришь?
— О нет, почти никогда.
— Почему нет?
— Когда я на работе, за временем следит шеф. А дома следит папа.
— Почему ты сегодня не на работе?
— Я отдыхаю неделю, а потом работаю неделю.
— Точно. А можешь сказать мне, сколько сейчас времени?
Он взглянул на часы.
— Время — чуть больше, чем десять минут двенадцатого.
— Верно. Но ты не так часто глядишь на них?
— Только когда нужно.
