Страдальчески улыбнувшись, Жоэлла направилась к свежевыкрашенному бистро, террасу которого окружали кустики бересклета в ящиках.
— Будь спок, Вэ-Эл, я не прощаюсь! — Она полуобернулась, успокаивающе помахала рукой. — Обещаю тебе, что отвергну всякое гнусное предложение.
Дото пересела с заднего сиденья на переднее, где сидела Жоэлла, и закинула ногу на ногу, обнажив коленки и рискуя тем самым отвлечь внимание водителя.
— Забавно, не правда ли? — заметила она, когда «мерседес» набрал скорость. — Симптомы довольно характерные…
Лежанвье упорно смотрел на дорогу.
— Сколько ей сейчас? Семнадцать?
— Скоро восемнадцать, — буркнул адвокат.
— А на вид все двадцать. Вы и впрямь думаете, что это у нее простое недомогание?
— Ну да. У вас другое мнение?
— Вы неисправимый оптимист, — напоследок уколола его Дото.
В новой соломенной шляпке она впорхнула в кабинет Лежанвье вскоре после шести часов — они договаривались, что она придет в пять, — и они двинулись в обратный путь сквозь клочья вечернего тумана, такие же молчаливые, как и днем, и скрыто враждебные друг другу. Адвокат знай себе нажимал на газ, а если и отводил взгляд от дороги, то лишь для того, чтобы посмотреть на люминесцентный циферблат часов.
Сто, сто десять, сто двадцать…
Какое безумие — оставить Диану наедине с Лазарем! Какая низость! Ведь после вчерашних скандальных откровений в охотничьем домике все стало предельно простым. Субчика надо было взять за шкирку и не раздумывая вышвырнуть за порог со словами: «Вы слишком рано выложили свой главный козырь! Теперь моя жена знает все и по-прежнему мне верит. Подите прочь, или я вызову полицию!»
Неожиданный прыжок раненого льва.
«Правда на вашей стороне, дорогой!»
Схватить субчика за шкирку и вышвырнуть за дверь — как лженищего, как лжеслепца…
Нет, даже и в этом случае не все так просто. Когда Лежанвье высказал опасение, что крах его карьеры будет означать конец их любви, Диана честно ответила: «Пожалуй, да…» Против воли признавая, что сила — на стороне Лазаря.
Белый портал «Боярышника»…
Последний поворот.
«Вязы»…
— Спасибо, Фанхио[9], я пойду оденусь потеплее, — хриплым голосом сказала Дото. (До сих пор она никогда еще так долго не молчала.) Только не говорите Билли, как мы провели время, а то он нас убьет!
Всё те же шутки «по-гамбургски», главное — привыкнуть к ним.
— Диана! — позвал Лежанвье.
На ходу стягивая меховые перчатки, пальто, вязаный шарф, он заглядывал во все комнаты.
Дианы не было ни в гостиной, холодной и враждебной, ни в ее «келье», окно в которую было распахнуто настежь, ни в спальне, где на полу валялась одна туфля.
Не оказалось ее и в комнате Жоэллы, куда Лежанвье бесшумно отворил дверь и где на кровати прямо в одежде лежала Жоэлла, уткнувшись лицом в подушку и время от времени испуская тяжелый вздох. На крохотном столике стоял стакан с остатками воды, замутненной аспирином.
Лежанвье взглянул на часы — как и у автомобильных, циферблат у них был люминесцентный. Без десяти семь. Сабина, должно быть, уже давно успела добраться до деревушки и теперь готовит мужу похлебку. Валантен, старый садовник, тоже покидал «Вязы» с наступлением сумерек, никого об этом не предупреждая.
Лежанвье наступил на что-то мягкое — это оказался Стряпчий, арденнская такса, умудрявшаяся быть невидимой, пока ей не отдавишь лапу; мстительный пес вцепился зубами в край штанины, и его добрых десять метров пришлось протащить за собой.
Лежанвье бросился в парк, бегом устремился к охотничьему домику, толкнул дверь, но та не поддалась, словно была подперта чем-то изнутри. Пришлось высаживать ее плечом. Влетев, адвокат уже во второй раз споткнулся о неожиданное препятствие, ощупью отыскал выключатель. Между двумя оленьими головами слабо светилось бра.
На полу, посреди обломков стула, в задравшейся на бедрах юбке, навзничь лежала Диана и смотрела на него тусклым взглядом, а под левой грудью у нее пламенела какая-то рубиновая брошь.
«Если случится так, что я вас потеряю… — Вы меня еще не потеряли…»
Ошеломленный Лежанвье принялся тихонько окликать Диану. Возможно ли, чтобы она при его появлении продолжала лежать на полу, даже не попытавшись подняться, привести в порядок свой туалет? Пока он задавался этим вопросом, рука его совершенно машинально скользнула к левому карману жилета, достала оттуда пилюлю и поднесла ее ко рту.
— Диана! — повторил он уже настойчивей. — Диана!
Только теперь, поскольку Диана пребывала в прежней необычной отрешенности, истина забрезжила в его мозгу: Диана не слышит его, потому что с ней что-то произошло. Несчастный случай. А может…
Ему в голову пришла мысль о самоубийстве, но он тотчас отбросил ее. Кто будет кончать с собой в темноте и холоде, да так, чтобы под тобой разлетелся стул? А главное: по какой причине? Разве что Диана вдруг лишилась рассудка… Но таких рассудительных, как Диана, еще поискать, а потом, она так любила жизнь…
— Значит, вы все-таки сделали это?
На пороге, держа руки в карманах куртки, полузакрыв правый глаз и вздернув левую бровь, стоял Лазарь.
— Сделал что? — пробормотал опешивший адвокат.
Не удостоив его даже взглядом, Лазарь обошел его, опустился на колено, склонился над телом.
— Гм-м!.. Чистая работенка!.. Одна-единственная пуля, но дел она наделала! Должно быть, разворотила верхушку сердца… Вошла здесь, вышла там… Пуля-малютка из револьвера-игрушки…
Он выпрямился, подкидывая пульку в руке, потом вдруг бросил ее адвокату.
— Ловите!
Но Лежанвье поспешно отступил, словно мертвая пуля еще могла убить. Она покатилась по полу.
Не сводя с адвоката глаз, Лазарь полез в карман, что-то вытащил оттуда, потом между его пальцев вспыхнуло миниатюрное пламя, и по комнате разнесся аромат дорогого табака.
— Ну вы даете, папаша! Ладно бы еще устроили сцену, но в вашем-то возрасте укокошить жену!.. Что случилось? Вы нашли обрывок любовного послания? Подслушивали под дверью, трясли Сабину, наняли частного детектива, чтобы он выследил нас?.. Впрочем, мы и так были не особенно осторожны… Скажите, как вы узнали, что госпожа Лежанвье и ваш покорный слуга…
Адвоката качнуло, и, чтобы не упасть, он оперся о стену.
«Госпожа Лежанвье и ваш покорный слуга…»
Нечаянное признание, вырвавшееся по недоразумению!
За каких-нибудь несколько минут адвокат вторично испытал пронзительное ощущение, что потерял Диану.
— Эй, папуля! — вдруг обеспокоенно воскликнул Лазарь. — Уж не собираетесь ли вы сказать мне, что я открыл вам глаза, что вы про нас ничего не знали?.. — Нахмурясь, он задумчиво помолчал, потом пожал плечами. — Да нет, конечно же знали, иначе бы вы ее не кокнули!
Лежанвье отчаянно хотел сказать что-нибудь — не важно что, лишь бы тот, другой, замолчал. Увы, голос не повиновался ему.
Превратно истолковав его молчание, Лазарь принялся оправдываться:
— Заметьте, папаша, я вовсе не кидался на баб, хоть и вышел из кутузки… Я глубоко уважаю вас, дорогой мэтр, с самого начала, и я — хотите верьте, хотите нет — не тот человек, который обманывает тех, кого уважает, — спросите у кого угодно, но Диа… то есть госпожа Лежанвье подстерегала меня за каждым поворотом, с каждым днем все менее одетая, все более раздетая… Утекаете, папуля? «Коли муж не знает, то его и не печет, — сказал я себе в качестве утешения, когда произошло неизбежное. — К тому же, если учесть, что он на пятнадцать годков ее старше, ему уже, наверно, приходилось прощать ей кое-какие шалости…»
Пот градом лил с Лежанвье. Сердце колотилось в горле, в затылке — везде, вплоть до кончиков пальцев. «Вот он, ад!» — вдруг подумалось ему. Обнаружить, что твоя убитая жена изменяла тебе с преступником, что она и до него наверняка тебя обманывала…
Он находился уже не здесь, а на дороге из Парижа в Шеврез, где выжимал из машины сто десять, сто двадцать километров в час; в суде присяжных, где так настойчиво добивался оправдания Лазаря; в своей конторе, где прижимал к себе Диану, проводя своими лапищами по двойному шелку: ее платья и ее кожи, впиваясь ртом в ее покорные прохладные губы; в их спальне, где смотрел на нее, спящую, подстерегая момент, когда она во сне сбросит с себя простыни, привольно раскинув ноги.
«Вы меня еще не потеряли…»
— Обсудим ситуацию хладнокровно, дорогой мэтр… Что вы намерены предпринять? Чистосердечно признаться?
Лежанвье по-прежнему был неспособен отвечать. Да и слышал ли он, что ему говорили?
Лазарь, помолчав, стал развивать свою версию:
— Госпожа Лежанвье уже довольно давно наставляла вам рога, но у вас только сейчас открылись глаза? Ладно. Благодаря чему? Писульке, неосторожно оставленной в сумочке или в шкафчике? Пусть так. Вы застали ее здесь полуодетой, принялись осыпать упреками. На свою беду, она держалась воинственно, даже заявила: ее личная жизнь вас не касается. Кровь ударила вам в голову, и вы слово за слово перешли к рукопашной. Она пригрозила вам пушкой — вон той пушчонкой, что валяется на полу, — и, похоже, всерьез намеревалась пустить ее в ход… Вы отвернули ее руку в сторону, чтобы она не наделала глупостей… Но вот невезение: она пальнула… Поверьте, в суде присяжных у вас не будет проблем: уж там-то вытащат на свет Божий ваше безупречное прошлое и ее неблаговидные делишки… С новым Лежанвье в качестве защитника вы отделаетесь лишь надоедливыми очередями фотовспышек и вашей физиономией на первых полосах газет — если, конечно, из каких-нибудь загадочных побуждений вы не решите признаться во всем…
