— Заключение экспертизы отрицательное. Я лично располагаю иными сведениями, — ответил Гуров.
— Коррупция? — резко спросил Бодрашов. — Дали взятку?
— Это вряд ли, господин генерал-полковник. Просто дали на анализ чужую кровь, — сказал Гуров.
— Ваши выводы?
— Отец и мать способствовали, что недоказуемо. Но фактически ребят довели до самоубийства, и наркотик в деле не главное. Работу следует продолжать. — Гуров сделал короткую паузу и закончил: — Необходимо работать.
— А что мне докладывать? — Бодрашов прищурился.
— Я знаю только то, что мне докладывать...
— Чушь! — перебил Гурова заместитель министра. — Докладывают, имея факты. Вы же, полковник, высказали немотивированные предположения. Если я повторю ваши слова наверху, меня сочтут дураком.
— Зато мы докажем, что не марионетки...
— Вы ничего никому не докажете! По вашей же просьбе сотрудниками ФСБ задержан человек, который находился в тот момент на крыше. Он не дал признательных показаний, но факт — он там находился.
— Наворовавший миллиарды жулик боится, что общество узнает, что его сын был наркоманом и покончил жизнь самоубийством...
— Полковник, замолчите! Вы же не в пивной, где принято распространять досужие сплетни. — Бодрашов неожиданно успокоился, надел мундир, сел в кресло. — У всех нервы, надеюсь, и разум тоже у всех. Полковник Крячко, раз вы пришли, значит, у вас иная точка зрения. Слушаю.
— Господин генерал-полковник, я сегодня убедился, что мы имеем дело с людьми малопорядочными. Но так как на сегодняшний день мы доказательствами не располагаем и добыть их нам не дадут, считаю разумным пойти на компромисс. Свидетеля, которого разыскали наши коллеги. Лев Иванович подсказал генерал-лейтенанту Кулагину в приватном разговоре. Мы его заберем к себе, прокуратура допросит и установит, что человек видел, как молодые люди сидели у самого края крыши. Возможно, поднимаясь, они поскользнулись и сорвались вниз. Никаких наркотиков, магнат и его друзья успокоятся, для газет это не материал, — закончил Станислав.
— А ваши подвиги в морге? — Бодрашов начал внимательно рассматривать карандаш.
— Трудно что-либо доказать. Имеется один свидетель, мальчик, на которого надавят, он все слова забудет. И, господа, извините за высокопарный слог, сегодня, когда Россия не может выяснить, в штанах она или без штанов, нужен еще один грязный скандал? — Станислав развел руками. — Я не предлагаю забыть и простить, я предлагаю Льву Ивановичу лишь выждать, погасить волну, позже разобраться.
— Понял. Петр Николаевич, слушаю. — Бодрашов отбросил карандаш.
— У меня имеется своя точка зрения, но хотел бы воздержаться, — ответил Орлов.
— Петр Николаевич, вопрос слишком принципиальный, — возразил хозяин и посмотрел на часы. — Сейчас явятся иностранные журналисты, я хочу быть честным перед собой и перед ними.
— Фактического материала так мало, что быть абсолютно честным не составит труда. Факт события действительно имеет место. Разыскали свидетеля, роль которого в происшедшем не установлена. Спросят о наркотиках, так в прокуратуре находится официальное заключение, любопытные могут ознакомиться. Причина падения прорабатывается. Недавно над городом пронесся ураган, возможен внезапный порыв ветра. Кто скажет, что невозможно? Ты? — Генерал уперся пальцем в грудь Гурова. — Нет, ты скажи вслух, чтобы оставшиеся годы не смотрел на меня как на падлу! Простите, Алексей Алексеевич.
— Я это слово однажды уже слышал, — улыбнулся хозяин.
— Лева, так возможен порыв ветра или невозможен?
— Возможен, — Гуров пожал плечами.
— Далее. Возможны иные варианты. По делу работают лучшие сыщики главка под руководством генерал-лейтенанта Орлова. Старший группы — старший оперуполномоченный по особо важным делам полковник Гуров. Кто может сказать лучше, пусть скажет.
— Лев Иванович, если удастся выявить преступников, они понесут наказание?
— На такие вопросы, Алексей Алексеевич, отвечает суд, — сказал Гуров.
— Господа офицеры, спасибо, все свободны, — сказал заместитель министра.
В приемной толпился народ, когда сыщики проходили, кто-то сказал:
— Вот он, Гуров.
Крячко быстро закрыл дверь в приемную и тихо произнес:
— Ты не прав. Лев Иванович, не на все вопросы отвечает суд.
В этот вечер Мария была по-особенному красива. В простеньком приталенном длинном платье, как позже Гуров выяснил, от Версаче, как всегда, на высоких каблуках, волосы подняты вверх, обнажая длинную точеную шею, она расхаживала по квартире и зло говорила:
— Я знаю твои недостатки, сыщик, но что ты человек элементарно слабый, даже не подозревала.
Гуров и Станислав пришли с работы. Мария ждала машину, которая должна была отвезти ее в какое-то посольство на прием в честь американского киномагната. Актриса не сомневалась, что отправится на прием с мужем, смокинг которого был тщательно вычищен и висел на плечиках на открытой дверце гардероба.
Гуров в тренировочном костюме сидел в гостиной на диване и пил водку, закусывая черным хлебом с толстыми ломтями непотребной колбасы. На другом конце дивана расположился Станислав и равнодушно просматривал газеты недельной давности. Равнодушное лицо его было скучно и устало, он часто зевал, не обращая на хозяев никакого внимания. В отличие от шефа, Станислав пил чай с печеньем.
— У меня тоже случаются неприятности на работе, но я не взваливаю их на тебя, не устраиваю истерик.
Гуров молча выпил, вытер губы ладонью, пожал плечами.
— Если я тебе нужен, могу помочь, буду готов через две минуты. А сопровождать звезду на кинотусовку я не намерен. — Он снова выпил, повернулся к Станиславу. — Я тебе сказал, уходи, мне противно смотреть на тебя.
— Так не смотри, ты и так знаешь, как я выгляжу.
— Вы эгоисты, себялюбцы, эгоцентристы, я вас не люблю. Не знаю, кого больше, — Мария остановилась в центре комнаты, слегка отставила ногу.
— С твоей фигурой можешь отправляться в бикини. — Гуров снова выпил.
— И без верха, — добавил Станислав, сосредоточенно листая газеты.
— Пошляки. Вы можете хотя бы сказать, что произошло? Убили кого-нибудь? — спросила Мария.
— Не кого-нибудь, а двух влюбленных, — ответил Гуров, наливая себе в стакан. — Христос сказал, что самым большим пороком человечества считается трусость. Сегодня я выяснил, что два моих ближайших друга и совсем не плохой начальник — обыкновенные трусы. И ты, Стас, не надейся, что если вас трое, а я один, то я засомневаюсь в своей правоте.
— Не дурак. — Станислав отбросил газеты. — Мария, по-моему, ты влюбилась и отправляешься на свиданку. На месте Гурова я бы тебя никуда не пустил. Ты вся светишься, а глаза словно... Словно... Черт знает какие красивые.
— Не подлизывайся и разогрей себе второе, ты же наверняка целый день не ел, — сказала Мария.
— Спасибо, обойдусь. У сыщика сейчас бутылка кончится, мы вместе поедим, — ответил Станислав. — И я боюсь вставать с дивана, они могут вышвырнуть меня из квартиры.
В дверь позвонили, Гуров легко поднялся и босиком пошел открывать. Глянув в “глазок”, сыщик сдвинул засовы, отворил дверь. На площадке, переминаясь с ноги на ногу, стояли два молодых прилизанных фрачника.
Мария, не ожидая, прошла мимо мужа, но он успел схватить ее за кисть, развернул, посмотрел в глаза, сказал громко:
— Я люблю тебя, желаю удачи!
Мария вздрогнула, попыталась залепить мужу пощечину, но он легко перехватил ее руку, сказал:
— Не балуйся. А вы, молодые люди, берегите девушку, если жить хотите, — и закрыл входную дверь.
— Очень театрально, — заметил Станислав. — Я-то твои угрозы воспринимаю серьезно, а мальчики могут принять тебя за трепача и позера.
— Плевать я хотел, как они меня воспринимают. Полагаешь, я не поехал из-за гонора, дурного настроения?
— Не держи за дурака, — сказал Станислав. — Марии нужен американский продюсер. Она легче справится с ним одна, ты там не нужен. Никто не струсил, только долбить головой Кремлевскую стену даже вместе с тобой — безумие. Тебя правильно остановили, схлынет волна, работай. Я не знаю, что ты собираешься предпринять, ты молчишь, дело твое, доказать ничего нельзя. Уж на это моих мозгов хватает.
— Я не знаю, что сделали с девушкой, но парня они довели и убили, — приканчивая остатки в бутылке, сказал Гуров. — Свидетель на крыше — мой свидетель, а не их. Убежден. Ты понимаешь, что сбросить двух человек мог только профессионал? А он, убив двух человек, не продолжал бы чинить трубы, а растворился бы в небытии. Раз он остался в доме, значит, случайный свидетель, а не хорошо подготовленный профессионал. А Пашке Кулагину я врежу, на его большие звезды не посмотрю. По моей подсказке выявил человека, задержал, должен был сообщить мне, а не бежать вверх по лестнице.
