Сергей Бетев - Без права на поражение (сборник)

— Чудеса — да и только!..

17

В списках пропавших без вести бывают и живые, и мертвые. Но в числе живых мертвых

значиться не должно. Анатолий Моисеенко знал, что если человек умирает, то в адресное бюро

сообщается об этом в обязательном порядке, и после этого следы человека можно найти разве

только в книгах записей актов гражданского состояния. Живой, но потерянный Афанасий

Мельник должен был значиться только в списках пропавших без вести, если о его исчезновении

было заявлено. Мертвого его из них исключить также не могли, пока смерть не будет

официально подтверждена. Когда Моисеенко и Суетин объявили всесоюзный розыск, они

надеялись найти Мельника по спискам пропавших без вести в обоих случаях. Розыск ничего не

дал. И теперь это объяснялось: Афанасий Мельник, по данным адресного бюро, был жив и

никуда, как видно, не терялся...

Чьи же останки найдены на Соколовском торфянике? По документам — это Петр

Мельник, сын. По характерной примете и возрасту — Афанасий Мельник, отец. Но адрес,

который Моисеенко держал в руках, говорил о том, что нашел он их обоих, тех самых

Мельников, живших когда-то в Шадринском районе Курганской области... Чепуха!

Мысли каруселили вокруг одной точки.

Анатолию не терпелось сейчас же позвонить Суетину, но он противился своему желанию

как раз из-за того, что оно было первым. Волнение понемногу уступило спокойной

рассудительности. «Коль уж прилетел сюда, так надо разобраться во всем этом до конца»,—

думал он.

И поехал к Мельникам.

Село, название которого Моисеенко и сейчас вспоминает, не иначе как заглянув в блокнот,

охватило полукружием огромный косогор. Отыскав сельский Совет, Моисеенко навел справки.

— Петра Мельника знаем. Хороший и дельный тракторист,— ответили сразу.

А получасом позднее мальчишка, погодившийся у сельсовета, подвел его к большой

обихоженной хате, укрывшейся в глубине поредевшего сада. Анатолия встретила молодая

женщина и провела в дом. Оказалось — жена Петра.

После тревожной беготни и толкотни семья, наконец, собралась и с плохо скрываемым

волнением приготовилась к разговору. И после первого же вопроса облегченно вздохнула.

Скрывать никто ничего не хотел.

Афанасия Мельника дома не было. Еще четыре года назад он уехал. Сказал, что в

Свердловск. Взял с собой пятнадцать каракулевых шкурок, хотя, зная его, домашние не

сомневались, что повез он втрое больше. Надеялся продать их подороже на базаре, а на

вырученные деньги купить либо железа, либо шифера, чтобы заново покрыть хату.

Уехал и не вернулся.

— Искать не захотели, заявлять, что пропал, тоже,— со вздохом сказала сухонькая пожилая

женщина, все время придерживавшая возле себя маленькую девочку, Это была жена старого

Мельника.— Измучил нас отец. По правде, никто и не жалеет, что потерялся он, отпал от дома.

Сын и невестка молча прислушивались к словам матери. Не хотел мешать ее рассказу и

Анатолий, хотя в мыслях сопоставлял и прикидывал каждое слово к известному ему. Вспомнил

золотовский сапог, при упоминании железа и шифера подумал о квитанции свердловской

горсправки с адресом товарного двора. А бесстрастный голос жены Афанасия продолжал:

— И до войны нас лаской не баловал. В войну разбогатеть, нажиться хотел, людей обидел.

Из-за него с ребятишками намучилась, да не в родных краях. Чужим был, чужим и остался.

Внучата и те боялись его. Когда надумал ехать, отговаривать не стали, подумали — отдохнем...

А он ни разу и не написал. Бог с ним....

Она рассказала, видимо, все. Моисеенко молчал, И тогда Петр осторожно осведомился:

— Что-нибудь случилось нехорошее?

— Убит ваш отец,— почему-то сразу открылся этим людям Моисеенко.

— Ой,— вырвалось у невестки.

Мать и сын не промолвили ни одного слова.

— Около Свердловска убит,— уточнил Анатолий.— У него там были знакомые?

— Нет,— твердо ответила жена.

— И еще: нашли при нем удостоверение ДОСААФ на ваше имя,— взглянул Моисеенко на

Петра.

Это сообщение как-то сразу встряхнуло всех, сняло ту скованность, которая сдерживала

весь разговор.

— Петро! Так ведь он твой старый пиджак надел! — почти радостно воскликнула

невестка.— Удостоверение в пиджаке было, а ты на малых думал!.. В пиджаке было? — с

откровенным любопытством обратилась она к Моисеенко.

— В пиджаке.

— Во! Я и говорю.

Сейчас, когда для этих людей все стало ясным, и они, не замечая своего облегчения,

заговорили свободно, Моисеенко, напротив, внутренне обеспокоился.

— Уезжал он один, вы точно знаете?

— Наш отец всю жизнь все делал один,— объяснила мать.— Не любил он людей.

— Но ведь ехал в незнакомый город да еще хотел железо или шифер достать? — не

отступал Моисеенко.

— Дорогой товарищ,— Петр встал и наклонился через стол к Анатолию.— Наш отец от

своего не отступал всю жизнь: жил — копейке молился и умер, видимо, в погоне за ней. Со

мной он последние годы не разговаривал из-за того же. Мы вот,— он обвел взглядом хату,—

никуда не ездим, знаем работу, дом и ребятишек,— и живы-здоровы не хуже других. А он...— И,

махнув рукой, Петр сел. Сказал: — Какой тут может быть разговор?

Всю дорогу до Кишинева Анатолий Моисеенко провел в раздумьях. Впервые он

столкнулся с тем, что смерть человека, казалось, никого не волнует, кроме следователей. Ведь

надо же до такого дожить!

И еще подумал: будь это несчастный случай — сегодня на деле можно было бы поставить

точку. К удовлетворению следователей и... даже семьи.

Но закон есть закон. Пусть смерть Афанасия Мельника и не огорчила людей. Но жизнь у

него отнял убийца. И он должен предстать перед законом.

Приехав в Кишинев, Моисеенко заказал телефонный разговор со Свердловском.

18

Суетин сразу вызвал Саломахина.

— Василий Тимофеевич! — слышался в трубке его бодрый голос.— Сапожок-то, в

котором мы начали сомневаться, оказался точным, как песочные часы. Четыре года назад

Мельник уехал к нам, в Свердловск. И в той самой одежке. Анатолий все узнал.

— Знаю.

— Чего ты знаешь? Железо и шифер хотел купить здесь. Теперь соображай, зачем

товарным двором интересовался... Видно, не успел. А привозил каракулевые шкурки...

— Знаю. Моисеенко еще не вылетел обратно?

— Завтра.

— Задержи его там на пару дней.

— Ты чего меня путаешь?

— Четыре года назад Мельник был в Шадринске.— И, послушав молчание в трубке,

досказал: — Задерживался милицией на здешнем рынке... с каракулевыми шкурками.

— Вот это кино!

— В Кабаньем не появлялся. Пусть Анатолий как следует поговорит там о его шадринских

знакомых. В гостинице и Доме колхозника Мельник не останавливался, это я уже выяснил.

— Жди звонка.

19

Второй раз семья Мельника встретила Анатолия Моисеенко как знакомого, и рядом с

гостеприимством заметнее было удивление, смешанное с настороженностью: первый разговор с

ним здесь считали последним. И он, поверив им до конца прошлый раз, начал сразу по-

простому. Извинившись, что вынужден надоедать, рассказал о новых обстоятельствах,

выявленных Саломахиным в Шадринске.

— Там он был, это по милицейским документам установлено. А где ночевал —

неизвестно. Ни в гостинице, ни в Доме колхозника не останавливался. И в Кабанье не заезжал.

Люди бы приметили, сами понимаете... Значит, должны быть у него знакомые в Шадринске.

— В Шадринске не знаю,— сказала мать. Но Моисеенко почувствовал в ее голосе

неуверенность.

— Не мог же он, как бродяга, на вокзале?

— Не мог,— согласилась она.

— Постарайтесь все-таки вспомнить...— попросил Моисеенко.— Я могу подождать даже.

Переночую где-нибудь.

— Зачем? — как будто сама себе задала вопрос женщина. Помолчала в раздумье, потом

оглядела своих и попросила робко: — Пойдите, дети, из хаты, а мы посидим чуток...

Сын и невестка молча повиновались.

— На старости лет не хотелось вспоминать плохое,— смущенно призналась она.—

Поэтому и детей отослала. А главное, может, и некстати весь разговор мой. Дело-то давнее...