– Да, тут без погребальной сутры не сдюжишь, – согласился с привычной ситуацией Есаулов.
– Хотел на блок сигарет раскрутить – хренушки! – добавил утробным голосом из-под казенного одеяла Вайсман. На одеяле стояло клеймо «Дом отдыха МВД им. Джузеппе Garibaldi. Инв. № 1807. 1982 год».
– Да ну его… Макс, что с проверяющими? Выяснил? – перешел на пониженную интонацию Махно.
– А мы не ссым с Трезором на границе. Трезор не ссыт, и я не ссу!.. Спектаклю играем сегодня. Посему к десяти всех живых и увечных – ко мне, на генеральный прогон, – скомандовал Есаулов и, разминая спину, удалился в свой кабинет.
Но уже через несколько минут распахнул дверь и зычно бухнул в коридор:
– Олег! Зайди!
– Может, пришла пора научить тебя пользоваться местным телефоном? – поинтересовался Торопов, входя.
– Сапог в бою надежней. Слушай, Олег, щас сюда народ подтянется. Так вот: проведешь с ними последний инструктаж по встрече высоких гостей. Только прошу тебя: толково-конструктивный. Без этих ваших смехуечков. А я отскочу на часик, надо с человеком пообщаться.
– Очумел? А если ЭТИ раньше времени заявятся? Я за всю кодлу отплевываться не собираюсь.
– Не заявятся. У них в десять планерка у Пиотровского.
– Что, тоже инструктаж?
– Ну типа. Потом ланч, туда-сюда… Так что раньше часа едва ли. «Циркуль» с наскальной живописью закончил?
– Еще вчера.
– Отлично. Всё, я ушел. А ты тут доведи людям доходчиво. Но особо не накручивай, а то могут перегореть… Если нормально отыграем сегодня – с меня персональная бутылка, персонально-хорошего коньяку!
– А можно на ту же сумму несколько бутылок нормальной водки? – деловито осведомился Торопов.
Кафе «Барракуда» на Захарьевской было выбрано Есауловым для встречи с Козыревым по двум банальным причинам: не так далеко от «конторы» и, во-вторых, здесь неплохо варили кофе.
– …Цивилизация начинается там, где капучино не из пакетика, – философски произнес Есаулов, зажигая очередную сигарету. – Сие поэзия. А проза, в сухом остатке, такова: информация, которую ты мне поведал, прямо скажу – потрясает и удручает одновременно. А учитывая, что по основным позициям она бьется с нашими данными, удручает гораздо больше. Даже не представляю, каким образом ты умудрился это поднять и раскопать? Без помощников всяко не обошлось?
– Я своих источников не сдаю, – дежурно парировал Козырев.
– А я чужих источников и не принимаю. Скверно другое: именно сегодня у меня практически весь личный состав задействован на премьере мюзикла «Не пойман – не кайф».
– Участвуете в самодеятельности?
– Вроде того.
– Тоже неплохо. Всё веселее, чем Ребусов и Некрасовых ловить, – съязвил Паша.
– Эт-точно. Веселуха полная. Но, сказать по совести, Павел, нам сейчас не до угрызений. Во сколько, говоришь, прилетает Ребус?
– В половину… О, в принципе, уже должны были сесть. Сейчас позвоню своим людям в Пулково, уточню.
– Я смотрю, крутые ребята служат в нашей наружке! «Свои люди» даже на стратегических объектах. Почту, телеграф небось и подавно захватили?
– Это как бы юмор?
– Как бы ирония.
– Извините, Максим… Привет! Ну как там у вас? Встретили?… Почему? Хорошо смотрели?… А что кар… в смысле депутатские?… Понял. Тогда потихонечку выдвигайтесь обратно в город, а я минут через двадцать перезвоню.
– Что-то не так? – уловил интонационное разочарование Есаулов.
– Не было Ребуса с этим рейсом, – мрачно подтвердил Паша. – А других испанских сегодня не будет.
– Хорошо смотрели? Махнуть не могли?
– Нормально смотрели.
– Слушай, а может, он через Москву выдвигался?
– Проверяли. Мимо.
– Что, и в столице «свои люди»?
– Наши люди есть везде.
– Респект. И в Киеве?
– А при чем тут Киев?
– Во-первых, аналогичное регулярное авиасообщение с Испанией. Во-вторых, время в пути до Питера – чуть менее суток поездом. Самолетом – пара часов. Наконец, в-третьих, у Ребуса в Киеве должна была остаться куча связей. Еще с тех времен, когда они с людьми премьера Лазаренко пытались дербанить бюджетные гривны. Так что не грех и проверить.
– Любопытно, конечно. Но ведь Ребус наверняка путешествует с «левым» паспортом, – уныло отбился Козырев. – Как проверить-то?
– Например, Сазан.
– Что «сазан»?
– Личный телохранитель Ребуса. Сазан. Он же – Валера Сазонов, начинавший еще в бригаде «великолукских». Последние несколько лет появление Ребуса на людях без Сазана немыслимо. А уж в такой рисковой поездке – тем более.
– Ох, ёлки! А ведь он так и сказал: «Сазан объяснит, он Питер хорошо знает».
– Кто сказал? – насторожился Есаулов.
– Да неважно… Максим, а твои могут это дело оперативно проверить? Чтоб уж наверняка?
– Не вопрос. У меня в ихнем Харькове, он же Харкiв, в местном управлении оперативной службы хороший знакомый служит, Юра Пастушенко – мировой мужик! Кстати, твой коллега, из ВН.
– Откуда?
– Да у них там наружку, наружное наблюдение, переименовали в «наблюдение визуальное». Сиречь в «визуалку».
– А на фига?
– А я почём знаю? Наверное, в целях борьбы с засильем москализмов. Сейчас вернусь в отдел, наберу Юрку и, как только обозначится результат, отзвонюсь. Вот тогда и решим, как нам с тобой сей хлопотный день лучше выстроить. Идет?
– Идет. Максим, можно последний вопрос?
– Валяй.
– Почему вы не раскусили эту сволочь сразу? Еще когда она работала у вас в отделе? Я имею в виду Некрасова.
– Я понял, кого ты имеешь… – Есаулов задумался, подбирая слова. – Понимаешь, Павел, сволочь – это ведь состояние души, не более. Раскусить такую душу, в принципе, можно влёт. Но вот тщательно пережевать – сие процесс трудоемкий, длительный.
– А просто зажмуриться и проглотить с потрохами не пробовали?
– Противно…
Большой дом, Литейный пр., 4
Специалист выбрал из мобильной записной книжки нужный телефон. Нажал. Ждать пришлось не долго:
– Да?!!
Обращение показалась гавканьем. «Попал», – подумал Специалист и выкрикнул в ответ:
– Да здравствует советская милиция!
– Чего надо?
– Шоколада! Жора, это я. Спокойненько приходим в норму.
На другом мобильнике начальник криминальной милиции Петроградского района Смехов смекнул и поудобнее уселся на столе:
– Здорово! А при чем здесь советская?
– Сейчас на радио «Балтика» идет акция: «Когда тебе позвонят неизвестные, ты можешь встретить их слоганом: „Да здравствует „Балтика“!“»
– И чего?
– И получаешь бонус.
– Да здравствует пиво «Балтика»!
– Жора, табань. Стирай файл. Я по делу.
– Жаль. А то у меня здесь бомж поджег туалет. Вонища! Сам-то убежал, а мы его отлупить не смогли. Теперь грустим.
– Извини, друг, но я не по поводу туалета.
– Я понимаю.
– Я за бонусом.
– Не понял?
– Всё, Жора, удаляй из корзины стертый файл.
– Иди ты! По-русски можешь разговаривать?
– Так! Стоять, Зорька. Начинаем разговор по новой.
В этот момент Смехов с трудом, не привставая, выдернул из-под жопы какой-то документ. При этом угол бумаженции остался под телом. Смехов грустно взглянул на остаток и прочитал на нем часть резолюции:
«…доложить. Какого дьявола „Коля-бес“ сбежал из травмпункта?!!»
– Водкин! – заорал в трубку Смехов.
– Н-да, Зазеркалье какое-то, – также в трубку произнес Специалист.
– Водкин, сука! Ты «Беса» нашел? Или опять двадцать пять?!
Чем парировал Водкин, слышно не было. Но, судя по всему, традиционным «бла-бла-бла».
– Что?! Какая ты гадина все-таки!
В этот момент Водкин, похоже, доскакал до кабинета начальника КМ. По крайней мере, его речь сделалась слышна: «Я не гадина, Георгий Никифорович! Гадина – не я! Я три часа на черной лестнице просидел. На подоконнике, между прочим. Я не виноват, что дежурка дала не тот адрес. Я не виноват, что помдеж – олигофрен. Мне вообще „спасибо“ никто не сказал. И не извинился. А вы, Георгий Никифорович…»
– Нет, Водкин, ты самая натуральная свинья! И еще какая!! Свинее всех свинных!!! Я вам сколько лет твержу – не таскайте бомжей!
Специалист не выдержал:
– Жора! Миленький! Я все прощу! Можно слово вставить?
– Я тебя спокойно и внимательно слушаю, – безропотно ответил Смехов.
– Жора, я тебя как русский офицер русского офицера прошу: уединись со мной – притвори свою калитку.
– Брат, я весь одно криминальное ухо.
– Жора, мне очень нужна твоя помощь. У тебя такой, как этот Водкин, один?
– Друг, у меня есть Ахмедсаджиев – племянник прокурора Кроликова. У меня есть Абдуллаев Абдуллай – брат участкового Абдуллаева… У меня нет людей. Есть, правда, Петров – из следователей. Толковый мужик, но пьет. Продолжать?