После этих слов Торопов почувствовал, что с «политотделом» слегка перегнул.
– Товарищи, осторожнее! – предупредил Махаюр, указывая на аккуратный листок бумаги возле незакрывшихся год назад дверей лифта. Указал манерно, не пальцем. Объявление гласило: «Уважаемые граждане, лифт не работает, первая ступенька – расшатана. Извините за неудобства».
Подполковники понимающе переставили свои ноги через «неудобства» и прошли наверх.
Пружина двери в отдел была снята. Поэтому проверяющие сразу узрели спину в пиджаке, назидающую подчиненным:
– …А ты думаешь, мы одни вкалываем! А анализ статистики, досуг сотрудников, наконец хозяйственное управление! Или ты думаешь, что горюче-смазочные материалы к нам с неба валятся! А финансово-плановое?! Гроши кто насчитывает!
Есаулов, увлекшись, чуть было не поставил правильное ударение.
Перед дверью, на мраморной доске той же площади была приклеена (не отдерешь!) вывеска: «Прием по рабочим вопросам от… до…; прием по личным вопросам от… до…».
Написано было мастерски! Это расстарался состоящий на профилактическом учете профессиональный гравер и «лепила» фальшивых дипломов о высших образованиях недавно освободившийся Циркуль.
– Товарищ Есаулов?! – догадались подполковники, по-лисьи дотрагиваясь до плеча руководителя.
– Здравия желаю! В гости к нам? Или по делу?
– Нам предписано…
– Прошу прощения! Давайте не будем мешать людям работать. Пройдемте ко мне. Прошу… Иванов, чай, печенье ко мне в кабинет!
Справа на стене висела новенькая фанера в рамке. Это означало, что уголок информации в наличии – всё как у людей. Вырезанная статья «Все ли прошли диспансеризацию?» обнадеживала заботой. На фотографии была изображена внимательная докторша, слушающая, очевидно, диспансеризуемого. Вот только интонация фотоэтюда колебалась между осмотром перед космическим стартом и санобработкой в колонии строгого режима. Рядом коробился свежей гуашью лист картона, символизирующий «Молнию». Сегодня та шарахнула по выявленной бреши в дисциплине отдела:
«Вчера начальником отделения тов. Махно было сделано устное замечание одному из сотрудников нашего подразделения за неопрятный внешний вид в районе головы. Специально не упоминая его фамилию (не хотим позорить на первый раз), напоминаем о недопустимости подобных фактов у остальных офицеров».
Подписано – «Актив». Проставленный чуть выше названия листка гриф грозил: «За пределы подразделения не выносить!»
Подполковники притормозили возле стенда. Очевидно, их привлекли переливы гуаши.
– Вши – бич «каналоармейцев»! – озаглавил злободневную тему Есаулов, прикусив нижнюю губу, чтобы вслух не порадоваться своему экспромту.
Но старшие офицера на эту его фразу отчего-то реагировать не стали…
В кабинете Есаулова демонстративно висел план-схема города-на-Неве с немыслимыми, но отменно вырисовыванными обозначениями. Живописцу особенно удались зеленые треугольнички основанием вверх. Ровные стопочки бланков на вытянутых строго в линию полках призывали восхититься порядком. Взгляд невольно натыкался на переплеты журналов, описей, подшивок. Всё это великолепие сияло новым картоном и собранностью, и аромат столярного клея одомашнивал. Да, что умел Циркуль, то умел!.. В довершение, последним, так сказать, штрихом, на рабочем столе Есаулова, как недописанное лермонтовское стихотворение, смущалась разглаженная газета «Санкт-Петербургские милицейские ведомости», на которой красовались пометки синим карандашом. Центральная напоминала: «Взять на вооружение!»
Впрочем, подполковник Гурнов походя все-таки подметил: «Нет шторок на карте города». Но так и не посмел озвучить свое замечание в этом царстве взрослого подхода к делу.
Тем временем Миша Иванов внес на шахматной доске три стакана с чаем и идеально вскрытую пачку импортного печенья.
– Товарищ начальник, я над шестнадцатым ходом подумал, – игриво завершил комбинацию Миша.
Проверяющие ознакомили Есаулова с письменным предписанием, разрешающим осмотреть дела оперативных разработок, проверить статотчетность, режим секретности, а также личные дела агентов и доверенных лиц.
– Давно пора, а то как будто на отшибе мы! – восхитился Есаулов. – Научные методы шагают, а мы все по старинке…
Подполковника Назарова во всём этом немаскируемом подобострастии что-то смущало, а вот подполковника Гурнова, напротив, все радовало. Назаров из УСБ был мерзок и не дурак. А вот глупость штабного Гурнова начиналась с выражения лица.
– С чего прикажете начать? – услужливо насторожился Есаулов.
– Разумеется, с дел оперучета! – бывало ответил Гурнов. Уголовников он видел только в фильмах, исповедующих жанр соцреализма. Следователи там, если и пьют, то лимонад «Буратино», а расхитители народной собственности сознаются при обысках.
– Прекрасно. Вот сейчас чайку горяченького, адмиральского, попьем и отправимся…
Невский проспект, где-то в районе «Пассажа»
– Кать, привет!
– Привет! Тебя очень плохо слышно.
– Ясен пень – я на Невском,
– Что? Не слышу?
– Ладно, проехали. Что Смолов? Отпускает тебя?
– В принципе, да. Сейчас передам трубочку – он хотел с тобой переговорить…
– Слушаю внимательно, Виктор Васильевич!
– Я, безусловно, все понимаю: юношеский задор, эпохальное событие, адреналин и все такое. Я и сам, будь такая возможность, подтянулся бы. Хотя, поверь, в своей жизни и не такие кина крутили. Но сейчас не об этом.
– А о чем?
– Очень тебя прошу, Паша! Настаиваю, требую и прошу! Хотите пойти – идите. Но!.. Никуда и ни во что не лезьте! Постояли в сторонке, забились мышкой в уголок, посмотрели – всё! Столь же тихо и незаметно свалили.
– Само собой.
– Само собой, к твоему сведению, никогда и ничего не делается. А поскольку от Катерины я наслышан о ваших былых военно-морских историях, настоятельно прошу – никаких денискиных рассказов. Всех этих: «ребята, поможем нашим». За Катьку головой отвечаешь! Равно как другими, не менее важными для мужчины частями тела. Ты меня услышал?
– Вполне.
– Паш, я серьезно. Без пафоса и бравады. Если с Катькой, по скудоумию твоему, что-нибудь случится…
– Я понял, Виктор Васильевич. Клятвенно заверяю: все будет в порядке.
– Не клянись – могут проклясть.
– Хорошо, тогда просто обещаю… Виктор Васильевич, там по радиоперехватам за сегодня что-нить интересное было?
– Особливого ничего. Несколько раз Некрасову звонили со службы. В том числе следак, ведущий дело Ладонина.
– И что следак?
– Матерился почём зря. Так что, похоже, завтра вашего Игоря действительно выпустят.
– Здорово! Виктор Васильевич, передайте Полине, что я буду ждать ее в два часа на выходе с «Горьковской».
– Хорошо, передам. И запомни еще одно, напоследок: при расхождении в море уступает не меньший, а умнейший. Морской закон! Арбитраж далеко, а море глубоко… Всё. И будьте постоянно на связи…
10-й, «заказной» отдел УУР ГУВД СПб и ЛО
Одуревший от запаха масляной краски Егор молчаливо и усердно докрашивал свою дверь в кабинет. На его голове был наполеоновски нахлобучен большой треугольный кораблик, сложенный из газеты «МК в Питере». На поясе висел передник с рюшечками и эмблемой ресторана «Корюшка». На ногах ядовито-желтым цветом отсвечивали резиновые сапоги.
– Почему в рабочее время? – сурово поинтересовался Есаулов.
– Я после суток, – пробурчал Егор.
– Откройте кабинет, – скомандовал Назаров.
– Есть, товарищи подполковники! – козырнул Егор. Он толкнул свежевыкрашенную дверь и отошел на шаг в сторону.
«Мягше, потерпи», – прошептал Есаулов подчиненному.
Высокие чины ахнули: пол был залит сантиметровым слоем малиновой краски, которая красиво колыхалась метровой рябью от подоконника до порога.
– Это как?! – сформулировал Назаров.
– Вы же не предупредили! А перед подчиненными стыдно. Пол, как в конюшне, – принялся «оправдываться» Максим.
– А дела в сейфах?! – догадался счастливый Гурнов.
– Разумеется. Секретное делопроизводство, даже во время ремонта, я не позволю вынимать! – оскорбился Есаулов.
За десять минут возмущений, плохо скрытого раздражения и извинений порешили устроить контрольную встречу с наугад выбранным агентом. Есаулову было «монопенисуально», кого те угадают. Ведь при любом раскладе за агента мужского пола выступал тесть Миши Иванова – Остроганский-Свердлов. А за доверенное лицо пола женского – его лучшая ученица Аврора Чуйкина.
Пока дожидались, Максим «невзначай» протестировал Вайсмана, который зашел в кабинет с вопросом о толковании последнего решения Пленума Верховного суда.
