— Нам все-таки необходимо знать, Горелов, что за девушка была с вами в машине, — тихо, но твердо произнес Зотов.
— Она ничего не знает, она не причастна к делу, — ответил Горелов, не поднимая головы.
— Это она? — спросил Зотов, показывая фотографию Валентины Амосовой.
Сергей, не дыша, впился глазами в лицо Горелова. Ему казалось, что сейчас решится и его судьба.
Горелов поднял голову, усмехнулся и сказал:
— Ее фото в вашей коллекции нет и не будет. С нами была Варя Белова из моего института. Пригласил покататься на машине, для отвода глаз Кольке.
Допрос продолжался. Горелов отвечал на все вопросы, и чувствовалось, что он говорит правду: злая воля его была сломлена.
Но каждый раз, когда Зотов касался Папаши, лицо Горелова покрывалось красными пятнами, и он грубо, почти истерично отказывался отвечать.
Когда его, наконец, увели, Зотов устало откинулся на спинку кресла и, закурив последнюю за день папиросу (он давно берег ее для этой минуты), сказал:
— Дело закончено, друзья. Преступление раскрыто.
— Но ловок этот барыга, — заметил Сергей усмехаясь. — До чего запугал парня. И вещички получил.
Он был подавлен своей неудачей и не знал, как скрыть это от окружающих.
Зотов исподлобья взглянул на Сергея и резко, с ударением произнес:
— В разговоре с товарищами по работе, Коршунов, а тем более в других местах, не прибегайте к жаргону преступников. Чтобы я больше не слышал от вас этих словечек. Ясно?
— Ясно, товарищ майор, — краснея, ответил Сергей.
— А что касается этого Папаши, — задумчиво продолжал Зотов, — дело тут обстоит не так просто. Как думаете, Гаранин?
— Так и думаю, — пробасил Костя. — Интересный тип.
— Интересный — не то слово, — многозначительным тоном поправил его Зотов.
Поздно вечером Сергей вызвал на последний допрос Валентину Амосову. Он уже собирался приступить к нему, когда в комнату вошел Сандлер. Сергей встал.
— Допрашивайте, Коршунов. Я послушаю, — сказал Сандлер, усаживаясь за стол Гаранина.
Сергей сел, придвинул к себе протокол допроса и строго посмотрел на заплаканное, чуть бледное лицо Валентины.
— Действительные преступники установлены и разоблачены, Амосова, — сказал он. — Объясните, почему вы лгали и мешали следствию.
Валентина в ответ всхлипнула и опустила голову.
— Почему вы солгали, указав мнимых спутников во время поездки в Москву?
— Чтобы вы легче поверили, — тихо ответила Амосова.
— Почему лгали Голиковой насчет ее находки?
— Я этот платок сразу потеряла и боялась признаться.
— Так. А почему лгали насчет вашего зимнего пальто?
— Я его действительно собралась продать. А когда произошло убийство, я подумала, что дяде станет меня жалко и он купит мне новое.
— Вы кругом изолгались, Амосова, — вступил в разговор Сандлер. — Скажите, вы, наверное, и раньше лгали всегда и всем?
Валентина повернулась и вдруг, встретившись с ним глазами, сказала устало и горько:
— Мне всегда казалось, что когда лжешь — легче жить. Я получила хороший урок, на всю жизнь.
— Посмотрим, пойдет ли он вам на пользу, — задумчиво сказал Сандлер и прибавил, обращаясь к Сергею: — Выпишите ей пропуск, Коршунов. Пусть отправляется домой.
Когда Амосова вышла, Сандлер посмотрел на огорченное лицо Сергея и рассмеялся:
— Не унывайте, Коршунов. Вам еще просто недостает опыта. Но у вас есть главное, что нужно людям нашей профессии. И это мне нравится.
Сандлер на минуту умолк, потом уже совсем другим, озабоченным тоном произнес:
— Имейте в виду. Дело это не закончилось арестом Горелова. У нас на горизонте появилась другая, куда более опасная фигура — Папаша. Понимаете? Так запугать этого мерзавца Горелова и толкнуть на убийство — это не шутка. И никаких подходов к нему пока нет. Папаша… — задумчиво повторил он. — Нет, не знаю такой клички. А странно! Ведь преступник он, кажется, старый. Да, очень странно.
ГЛАВА III ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С СОФРОНОМ ЛОЖКИНЫММосква задыхалась от зноя. Под палящими лучами солнца расплавлялся асфальт. С утра до вечера на центральных улицах были видны голубые автополивщики, в веере их хрустальных струй мелькали обрывки радуг. Но ничто не приносило облегчения. Вода, падая на раскаленный асфальт, почти мгновенно превращалась в теплые струйки пара. Около киосков и вагончиков с газированной водой стояли длинные очереди.
Вечер не принес прохлады. Душный и горячий воздух, казалось, еще больше сгустился, нечем было дышать.
Сергей, Гаранин и Лобанов устроились в самом далеком и глухом уголке Нескучного сада. Они разлеглись на траве и лениво переговаривались.
— Ох, — простонал Сергей, переворачиваясь на бок, — все мышцы болят!
— Самбо — великая вещь, — нравоучительно произнес Лобанов, жуя травинку. — В нашем деле абсолютно необходимая. Вот, помню, у Воронцова был случай.
При упоминании о Воронцове Сергей невольно нахмурился. За последнее время их отношения еще больше испортились. Сергей болезненно переживал свою первую неудачу. И именно потому, что Воронцов больше других посмеивался в свое время над его версией и в результате оказался прав, Сергей невзлюбил его еще больше. Но главное в этой взаимной неприязни было презрительное мнение Воронцова о новом сотруднике. Поэтому Воронцов в присутствии Сергея становился ядовитым, задиристым и самоуверенным и тем неизменно вызывал негодование у Сергея.
— Ничего хорошего в вашем Воронцове не вижу, — раздраженно произнес он.
— Ну, это ты напрасно, — безмятежным тоном возразил Лобанов. — Виктор в общем неплохой парень, ей-богу!
— Склочник он! Мелкая душонка! — вскипел Сергей. — А вы просто языка его боитесь.
— Ха-ха-ха! — залился Лобанов. — Слыхал, Костька? Склочник… Это Витька-то!..
Молчавший до сих пор Гаранин при последних словах Сергея повернулся со спины на бок и, обращаясь к Лобанову, сердито спросил:
— Чего ты веселишься? — и со сдержанной силой произнес: — Клевета это! В своей личной обиде слишком далеко зашли, Коршунов.
Минуту все молчали. Гаранин тяжело перевалился через плечо я больше не смотрел на Сергея. Лобанов перестал смеяться, лицо его стало серьезным.
От их единодушного отпора Сергею стало не по себе. «Личная обида». Эти слова глубоко задели его, я задели потому, что были правильны. Сергей тут же признался себе в этом. Он привык к крепкой, открытой дружбе, к честным и прямым отношениям с людьми. И ему стало стыдно за свою вспышку, за явную несправедливость своих слов. К этому прибавилось ощущенье своей вины перед людьми, которых он считал своими друзьями и которые действительно были его друзьями.
Сергей встал, прошелся по полянке и остановился перед Гараниным.
— Ну, согласен. Погорячился, — негромко сказал он. — Беру свои слова обратно.
— Вот это другой разговор, — повернулся Костя, с земли протягивая ему руку. — В таких случаях, брат, самолюбие — в карман.
— Похвально, весьма похвально, — с шутливой торжественностью произнес Саша. — А теперь могу рассказать нашему молодому сотруднику еще один случай, в назидание. Из моей практики.
— До чего же ты хвастать любишь, — с досадой произнес Гаранин.
— Ничего подобного, просто люблю рассказывать, — обиделся Лобанов.
Помолчали.
Потом Гаранин встал, отряхнулся и, взглянув на светящийся циферблат часов, сказал:
— Пошли, братцы, а то я все бока уже пролежал. Они прошли парк, и у выхода Костя простился с друзьями.
Сергею вдруг стало грустно.
Интересно, что сейчас делает Лена? У нее теперь каникулы. Уехала, наверное, из Москвы. А может быть, нет?
— Слушай, Саша, — неожиданно обратился он к Лобанову. — Хочешь, и тебя познакомлю с одной очень красивой девушкой?
— А ради чего? — насторожился Лобанов. — Тебе самому хочется ее видеть?
— Нет, так просто, — растерялся Сергей, не ожидавший такой проницательности от своего друга.
— Что ж, можно, — согласился Лобанов.
Они разыскали телефон-автомат и вместе пошли в стеклянную будку, Сергей набрал номер, услышал длинный гудок и вдруг решительно повесил трубку.
— Не буду я ей звонить, — мрачно объявил он.
Лобанов удивленно посмотрел на Сергея и, видно поняв, что творится у него в душе, убежденно сказал:
— И не звони. Чувства, знаешь, не склеивают.
На следующий день около семи часов вечера дежурный по МУРу доложил Зотову:
— В вашей зоне крупная квартирная кража. Запишите адрес. Машина у подъезда.
…В передней большой, хорошо обставленной квартиры в новом доме на Песчаной улице оперативную группу МУРа встретил сотрудник районного отделения милиции. Он отозвал Зотова в сторону и коротко доложил:
