— Есть, — ответил и второй.
Гус опасался, как бы его не прикрепили в пару к здоровяку, и испытал облегчение, когда услышал его «есть!» и понял, что разделить это общество придется кому-то другому.
Наконец сержант произнес:
— Три-А-Девяносто девять, Кильвинский и Плибсли.
— Есть, — отозвался Кильвинский, и Гус, нервно улыбаясь, обернулся лицом к высокому серебристоволосому полицейскому в заднем ряду, тот не остался в долгу и тоже ответил улыбкой.
— Есть, сэр, — сказал Гус и тут же отругал себя за «сэра». Он ведь не в академии. «Сэры» предназначены для лейтенантов и старших офицеров.
— У нас появилось три новых сотрудника, — сказал сержант, куривший трубку. — Рады приветствовать вас, ребята. Я — сержант Бриджет, а этого розовощекого ирландца справа от меня зовут сержант О'Тул. Точная копия надутого ирландского «фараона» из какой-нибудь старой пустяковой киношки, разве нет?
Сержант О'Тул широко ухмыльнулся и кивнул новичкам.
— Прежде чем зачитать сводки, хочу сказать несколько слов о сегодняшнем собрании инспекторов, — сказал сержант Бриджет, листая бумаги в одной из папок.
Гус внимательно оглядел развешанные по всей комнате карты Университетского округа, исколотые многоцветьем иголок, которые — он был в том почти уверен — обозначали те или иные виды преступлений или арестов по ним. Скоро он будет разбираться в каждой мелочи и непременно станет таким же, как все. Станет одним из них. Или нет, не станет? На лбу у него выступила испарина, взмокли подмышки, в мозгу пронеслось: не буду и думать об этом. Ломать над этим голову — значит уже признать свое поражение и понапрасну взвинчивать себе нервы. Я ничуть не хуже кого-то из них. Я был лучшим в классе по физ-подготовке. У меня нет никакого права недооценивать себя. И я обещал, что больше этого не допущу.
— Первое, о чем говорил капитан на собрании инспекторов, — это контроль за временем и километражем, — сказал Бриджет. — Он пожелал, чтобы мы напомнили вам, ребята: всякий раз, когда в вашей полицейской машине оказывается женщина, независимо от причины, по которой она там оказалась, оповещайте по радио о точном времени, когда она там оказалась, и километраже. Какая-то стерва в Ньютонском округе на прошлой неделе накапала на полицейского. Мол, завез он ее в парк и пытался трахнуть. То, что она врет, доказать было легче легкого: в десять минут двенадцатого, едва покинув ее квартирку, полицейский сообщил в диспетчерскую свой километраж, а уже в одиннадцать двадцать три, подъехав к окружной тюрьме, оповестил о нем снова. Сверка километража со временем показала, что он никак не мог подвезти ее к Елисейскому парку, хоть она то и утверждала.
— Сержант! — откуда-то спереди подал голос тощий смуглый полицейский. — Не удивлюсь, что она говорит чистую правду, если тем полицейским на Ньютон-стрит был Гарри Ферндэйл. Этот грубиян может прополоть и дохлого аллигатора, а коли найдется доброволец и подержит за хвост — тогда он и живого ухайдокает.
— Черт бы тебя побрал, Леони, — ухмыльнулся сержант Бриджет (остальные посмеивались), — к нам ведь сегодня пришло пополнение. По крайней мере в первый вечер мог бы обойтись без своих выходок, лучше постарался бы подать им пример. То, что я сейчас читаю, — это вполне серьезно. Следующее, что по желанию капитана мы обязаны довести до вашего сведения, — это судебное разбирательство по делу о нарушении правил уличного движения, в ходе которого адвокат ответчика поинтересовался у какого-то полицейского с Семьдесят седьмой улицы, что заставило его обратить внимание на автомобиль ответчика и привлечь к суду за поворот в неположенном месте, на что офицер сказал: сидя за рулем, ответчик обнимался с небезызвестной шлюхой-негритянкой.
Комната взорвалась хохотом. Чтобы навести порядок, Бриджету пришлось поднять руку.
— Знаю, это смешно и все такое, но, во-первых, вы можете крепко испортить все дело, если дадите повод предполагать, что пытались не столько следить за соблюдением правил уличного движения, сколько поприжать проституцию. И, во-вторых, то небольшое разъяснение дошло до ушей старухи того парня, и вот он подает жалобу на полицейского. Расследование уже началось.
— Неужто правда? — спросил Мэттьюз.
— Да. Полагаю, что шлюха там все-таки была.
— Что ж, тогда пусть эта задница жалуется, — сказал Мэттьюз, и Гус понял, что здесь, в дивизионах, «задницу» вспоминают ничуть не реже, чем инструктора в академии, и что, похоже, такова любимая присказка полицейских, по крайней мере полицейских Лос-Анджелеса.
— Как бы то ни было, а капитан больше на эту тему не распространялся, — продолжал Бриджет, — зато старик утверждает, что вы, ребята, вовсе не обязаны пихаться полицейскими машинами. Во время дневного дежурства Снайдер слегка подтолкнул какого-то полунищего автомобилиста, а машина возьми да и вскочи на бампер, на задних фарах у парня живого места не оставила, сделала вмятину на крышке багажника, и теперь этот хрен угрожает подать на город в суд, если его колымагу не приведут в полный порядок. Так что отныне — никаких столкновений.
— А как насчет автострады или тех же заторов? — спросил Леони.
— О'кей, мы-то с тобой знаем, что в нашем деле всегда найдутся исключения, но уж коли это не по крайней нужде — пихаться не сметь, о'кей?
— А капитан когда-нибудь примерял шкуру полицейского, вкалывающего на улице? — спросил Мэттьюз. — Бьюсь об заклад, что не успел он объявиться у нас в департаменте, как его уже ждал тепленький уютный кабинетик.
— Не будем, Майк, переходить на личности, — улыбнулся Бриджет. — Следующий вопрос — предварительное расследование краж и ограблений.
Конечно, вы не детективы, ребята, но ведь и не простые сочинители рапортов. Задача ваша — вести следствие прямо на месте, а не только марать там кипы бланков. — Бриджет выдержал паузу и, перестав вертеть в руках, раскурил свою трубку с длинным черенком. — Всем нам прекрасно известно, что заполучить четкие латентные отпечатки с оружия из-за рифленой поверхности редко удается, но — Боже правый! — пару недель назад один из сотрудников нашего дивизиона даже не побеспокоился о следах на оружии, которое подозреваемый выронил прямо на месте ограбления винного магазина!
А уже назавтра у сыщиков под стражей сидел чертовски подходящий тип, да только вот хозяин винного магазина, эта безмозглая задница, оказался сущим идиотом и заявил, что лишь недавно открыл свой бизнес в этой части города, а потому любой негр для него — все равно что черная клякса. И ничего бы из этого дела не вышло — пушку полицейский держал в руках ровно столько, сколько понадобилось, чтобы испортить на ней все возможные отпечатки, — ничего бы не вышло, если бы не одно обстоятельство: оружие было автоматическим. К великой, должно быть, радости сотрудника, два дня находившегося в состоянии подвешенности за одно место. Еще бы! Едва не превратил в дерьмо такое дело!
— Отпечатки были на обойме? — спросил Лафитт.
— Нет, те полицейский смазал, когда ее вытаскивал. Зато на самих патронах отпечатки уцелели. На нескольких гильзах в тех местах, где преступник их касался, загоняя патроны в обойму, удалось разглядеть фрагмент полустертых бороздок с середины большого пальца правой руки.
Полицейский утверждал, что первым пушку взял в руки хозяин винного магазина, а потому, мол, сам он решил, что снять отпечатки уже нет никакой возможности. Хотел бы я знать, откуда у него появилась такая уверенность.
То, кто держит оружие, не имеет никакого значения. Вы обязаны ухаживать за ним так, словно на нем еще горят следы чьих-то пальчиков, и не забывать ставить в известность криминалистов.
— Расскажи им про тряпки, — сказал сержант О'Тул, не поднимая головы.
— Ах да… Совсем недавно какому-то сержанту, оказавшемуся на месте преступления, пришлось напомнить полицейскому, чтоследует зарегистрировать и тряпье, которым преступник связал жертву. Надо сказать, что тот принес туда тряпки с собой! Господи, да ведь на них могли быть метки из прачечной. Или через какое-то время сыщикам удалось бы найти другие такие же тряпки, будь то на квартире подозреваемого или же в ином месте. Знаю-знаю, вам, ребята, все эти дерьмовые инструкции порядком осточертели, но кое-кто из вас тоже становится порой до ужаса небрежным.
Вот, пожалуй, и все занудство на сегодня. Вопросы имеются?
— Да вроде того… А случается, что вы упоминаете и то хорошее, что нами делается? — поинтересовался Мэттьюз.
— Рад, что ты, Майк, задал этот вопрос, — сказал сержант Бриджет, вонзая зубы в черенок трубки. — Собственно говоря, лейтенант черкнул в приказе объявить тебе благодарность за задержанного на днях угонщика. Иди сюда и подпиши вот тут.
— Через восемнадцать лет у меня наберется сотня подобных штуковин, — проворчал Мэттьюз, большими и тяжелыми шагами двинувшись вперед, — только что-то каждые две недели к тощей моей зарплате веса не прибавляется.
