– Есть у него такая хитрая программка, – задумчиво продолжал меж тем Лев, – «пересечение множеств». Впрочем, ты же с ней уже несколько раз сталкивался, и работали вы с Димой исключительно успешно. Загрузите все данные по персоналу «Палестры», покойников двоих – Давиденко и Сарецкого – тоже не забудьте. Все, что можно выудить из личных дел и прочего, а как выуживать – это уж твоя забота, я же сказал, что задание будет не из легких. Хорошо бы еще сходные данные на всех воспитанников получить, но тут уж по возможности. И попроси Петра: пусть свяжется с Министерством обороны, чтобы они перекачали Дмитрию все личные дела офицеров и прапорщиков батальона химзащиты. Да, того самого, где солдатик погиб.
– Согласятся ли? – с ноткой сомнения сказал Станислав. – Данные-то эти закрытые!
– Согласятся! – уверенно ответил Гуров. – Петр Николаевич умеет быть очень убедительным, а допусков и подписок у нас столько, что… И опять же – это твои проблемы, ты профессионал или кто? Ну вот и решай!
– И что дальше?
– Что, неужели еще не понял? – усмехнулся Лев. – Меня интересует – не было ли каких-нибудь пересечений, на любом уровне, вплоть до чисто бытового, у кого-то из «Палестры» и кого-то из батальона химзащиты. Может, командир батальона в один детский садик с истопником «Палестры» в сопливом детстве бегал. Это я, понятно, к примеру, но суть ясна?
– Чего тут неясного, – проворчал весьма недовольный Станислав. – Нам с Димочкой не впервой заниматься подобными делами, но работа ведь адова! Ведь с нуля начинать придется, и это еще если вояки согласятся дать материалы!
– А то у нас когда-нибудь больно сладкая и легкая жизнь была… – философски заметил Гуров. – На то мы с тобой и сыскари. Такая вот романтика.
– Это у кого как, – с непередаваемым ехидством в голосе заметил Крячко. – Мне с Лисицыным корпеть, как проклятым, над громадной грудой сырого материала, который, кстати, еще нарыть надо. А вот некоторые, между прочим, будут беседовать с красивыми женщинами и подрастающим поколением, заниматься психологическими изысками и парить в горнем воздухе высокого сыска. Эркюль, понимаешь, Пуаро! Комиссар, прошу заметить, Мегрэ! И всегда вот так… – Тут Станислав резко посерьезнел: – О! А не пора ли звонить красивой молодой вдове? Держи, вот ее номер.
– Пора, пожалуй, – кивнул Гуров, набирая номер сотового телефона. – Алло? Екатерина Федоровна? Здравствуйте, это вас полковник Лев Иванович Гуров беспокоит. Нам необходимо встретиться и серьезно поговорить. Да, чем раньше, тем лучше. Нет, Екатерина Федоровна, ждать до завтра я никак не могу. Я, знаете ли, занятой человек, причем занимаюсь не детскими играми в песочнице, а расследованием убийств. В частности, вашего мужа, уж как бы вы там к нему ни относились! Нет, это вы меня послушайте! Я ведь легко обижаюсь, а вы представить себе не в состоянии, какие неприятности человеку может доставить обиженный мент моего уровня. Мало того, что полковник, я еще и старший оперуполномоченный по особо важным делам. Минимум – это я уже сегодня организую вам очень строгую и грозную повестку, с обязательным вручением, под расписку. Желаете перенести разговор со мной на завтра? Извольте. Но говорить придется у нас, в управлении, и в то время, которое я укажу в повестке. И тон разговора будет совсем другой. То есть как не явитесь?! Явитесь. Иначе вас приведут. Уж не в наручниках ли, говорите? А хотя бы и в них. Да хоть взвод адвокатов, я же ясно сказал: расследуется дело об убийстве. Теперь уже о двух убийствах. Если не трех! И мне необходимо поговорить с вами, нет, не допросить, а именно поговорить. Получить интересующие меня показания. И я их получу, уж хотите вы того или нет. Так что, выписывать мне повестку на завтра? Ах, не стоит… Я тоже так думаю. Так куда мне подъехать?
По мере того как Гуров выслушивал ответ Екатерины Федоровны, лицо его принимало несколько удивленное выражение.
– Хм-м, – протянул он. – Дача, говорите? Ну, почему бы и нет, в конце-то концов. Пусть будет дача. Битцевский лесопарк, от въезда по центральной дороге направо и по берегу пруда? Отчего же, понял. Ждите меня в течение ближайшего часа. Только не фокусничайте, если я вас там не найду, то действительно очень и очень всерьез рассержусь.
Представь себе, – он изумленно покачал головой, положив трубку и повернувшись к Станиславу, – она на их даче, в Битце. Это, кстати, совсем рядом с интернатом, так что мне получается даже удобнее. Н-но… Странное, однако, поведение для женщины, вчера схоронившей мужа. Слишком уж демонстративно она показывает свое равнодушие к покойному! А учитывая то, что у нее на глазах вчера угробили человека, которого Екатерина не могла не знать, получается вовсе странно. Наигрыш, как моя супруга выражается, получается. Нечто ненатуральное и противоестественное!
– Я же говорил тебе, – Крячко сделал некий неопределенный жест рукой, в котором, однако, чувствовалось скрытое удовлетворение, – та еще пичужка! А разговаривал ты с ней отлично, хоть и сблефовал насчет наручников и прочих ужасов. С подобной публикой только так и надо! Но, помяни мое слово, ты с ней намучаешься, это твердый орешек. Возможно, она что-то знает. Почти наверняка о чем-то догадывается. Но вот в том, что она своими догадками захочет поделиться с нами, я очень сильно сомневаюсь. Как планируешь добираться до Битцевского лесопарка, на своем «Пежо»?
– На чем же еще? И тебя попутно в управление заброшу. Вот, кстати, думаю: не стоит ли зайти в кабинет и прихватить из сейфа «штайр»?
– Ну это ты перехлестываешь, – рассмеялся Станислав. – Неужели она показалась тебе настолько опасной за две минуты разговора, что ты на встречу с несчастной вдовицей собираешься приехать вооруженным до зубов? Ты еще взвод ОМОНа для поддержки и страховки возьми! Не смеши меня, дружище!
– Да так, – слабо улыбнулся Гуров, – что-то сердце не на месте. Предчувствия дурацкие. Но ты прав, так скоро собственной тени пугаться начнешь. Нечего народ смешить!
Вот так и получилось, что в свой кабинет полковник Гуров заходить не стал, а, высадив «друга и соратника» на стоянке управления, развернулся и поехал в сторону Битцы. И его десятизарядный полуавтоматический бельгийский пистолет так и остался в сейфе. Через полтора часа Лев Иванович сильно пожалеет об этом! Многое сложилось бы по-иному, проще и яснее, захвати он на встречу с Екатериной Федоровной свой проверенный и пристрелянный «штайр»! Но кто мог предположить тем утром среды, как странно обернутся события?
* * *
…Ни звука шагов, ни шороха, ни какого-либо еще предупреждения не будет! Он знал это твердо, как и то, что его враг куда сильнее и опытнее его. И все же он должен убить этого человека, иначе не сможет жить сам! В темноте спортзала он, казалось, различал блеск глаз врага, оскал его белых зубов. Ему мерещились мягкие нащупывающие шаги: это его враг охотился за ним. Но он понимал, что все это происходит лишь в его воображении, как понимал и то, что вскоре нервы начнут сдавать, и тогда у него не останется вовсе ни единого шанса!
Главная опасность заключалась в том, что он не сможет предугадать, когда его враг нападет, когда сделает решающий бросок. Нет, никаких предупреждений не будет! Враг опытен, он бросится, как только его обнаружит, а это – вопрос времени.
Нужно было очень внимательно следить за дыханием, потому что он всей кожей чувствовал: враг где-то совсем, совсем рядом, возможно – в паре шагов. Пока что его спасала лишь кромешная темнота, но неосторожный вздох мог выдать его врагу! Нет, дыхание должно быть равномерным, иначе враг схватит его, когда его легкие будут пусты.
Он стоял и ждал, и ожидание становилось все более невыносимым! Не за что было зацепиться, не было никакой возможности хоть как-то сориентироваться в полной темноте спортзала. И в этой темноте вокруг него бесшумно, как призрак, кружил его смертельный враг. Человек, убить которого он хотел больше всего на свете! Впрочем, нет! Ее он хотел убить еще сильнее… Но убьют, почти наверняка, как раз его самого! Где сейчас его противник? Спереди? Сбоку? Ведь даже в темноте легче встретить врага лицом к лицу, самое ужасное, если он нападет сзади.
Именно сзади на него и напали! Нет, они не столкнулись, а просто в своем медленном бесшумном кружении по спортзалу сблизились настолько, что подсознание и натянутые нервы послали в его мозг сигнал о резко возросшей опасности. Но поздно! В следующее мгновение противник захватил его горло и подсек колени, прежде чем он успел нанести удар затылком в лицо схватившего его человека. Руки его оставались свободными, и он ухватился за большой палец своего врага, разрывая удушающий захват. Он не собирался умирать так просто, он не желал смириться с поражением и тем более просить пощады. Он был молод, силен, в его груди клокотала безумная ненависть к этому человеку! Они рухнули на пол. Враг ударил ногой. Промахнулся! Ударил снова и на этот раз попал. Ух, до чего же больно!
