Но теперь локтем назад ударил уже он и тоже попал, причем качественно. Враг издал тягучий кашляющий стон, который отозвался в его душе райской музыкой. Нет, мы тоже кое-что умеем! Пусть он моложе врага, пусть он в полтора раза легче его и значительно слабее физически, но… Еще посмотрим, кто кого! Глаза заливала багровая пелена страшной, запредельной, сатанинской злобы. Он был тысячу раз готов умереть прямо сейчас, лишь бы прихватить с собой на тот свет своего смертельного врага и обидчика.
Они катались по полу спортзала в кромешной темноте, не желая расцепить свои объятия. И вдруг его плечо уткнулось во что-то твердое, скорее всего, в стойку спортивного гимнастического бревна. Он мгновенно воспользовался неожиданным упором, поднырнул вниз, оттолкнулся от врага, надеясь вырваться, вновь раствориться в темноте и передохнуть от схватки. А там и продумать новую тактику, потому что лишь один человек выйдет сегодня живым из спортзала интерната «Палестра»! И этим человеком будет он, а не его враг! Ему не хватило долей секунды! Ослабив толчок, противник согнул его буквально пополам особым приемом из арсенала джиу-джитсу, парализуя руки. Теперь врагу оставалось только добить его точным ударом под грудину, в солнечное сплетение.
…И в эту страшную секунду он проснулся. Сердце колотилось так, что грудная клетка, казалось, вот-вот разорвется. Он весь был в холодном, липком поту, буквально плавал в нем. Во рту было сухо, а руки и ноги тряслись противной мелкой дрожью. Словно он действительно, наяву, а не во сне дрался сейчас насмерть.
«Вот так, – со злой тоской подумал он, – я не могу одолеть его даже во сне! Что же наяву-то будет, а?! Впрочем… Наяву я буду вооружен. И у меня есть одно бесценное преимущество: они не знают, что… Что я уже все знаю со вчерашнего вечера. Хоть лучше бы мне никогда этого не узнать, лучше бы мне умереть в неведении. Но они по-прежнему считают меня слепым щенком, своим безмозглым орудием. Им придется убедиться, что это не так! Я буду мстить. И мстить я буду ей, а не ему. Я ненавижу его, но в чем он, собственно, виноват? Самый обычный самец, который вовсе не хотел сделать мне смертельно больно, наплевать ему на меня! Но вот она… Ее я убью. И сделаю это прямо сегодня. Я люблю эту женщину больше жизни, но я ее убью. Потому что после такого черного предательства человек не имеет права жить на свете. Она использовала меня как половую тряпку, из-за нее я убил двоих человек. Я же самого Вожака завалил! Я же против закона Стаи пошел, и все об этом догадываются. А вот когда эти догадки перерастут в уверенность, за мою жизнь и рваного червонца никто не даст. И правильно. И за дело. Так что времени у меня немного. Но прежде я поквитаюсь с ней за ее ложь и подлость! Она обещала через год-другой выйти за меня замуж! Она говорила, что никого не любила и не любит так, как меня! Она ласкала меня, она спала со мной, она – моя первая женщина, ее желания были для меня законом. И я верил ей, верил слепо, как лопоухий щенок… А я ведь знал обо всех тех слухах, которые… Но вчера я видел все собственными глазами, там, на даче!»
И со злой тоской, с закипающими в глазах слезами черного отчаяния он вспомнил, как, вне себя от невыносимого любовного томления, он нарушил их уговор и отправился вчера поздно вечером к ней. Но разве он не заслужил своей награды?! Дверь была не заперта, и он тихонько поднялся по лестнице на второй этаж, к хорошо знакомой спальне, из окошка которой струился мягкий свет ночника. Сюрпризец хотел преподнести, идиот такой! Вот и получил сюрпризец сам, по полной программе…
Сквозь щель неплотно прикрытой двери ее спальни он вдруг услышал такие знакомые стоны и всхлипывания, а затем и финальный восторженный вопль, словно у дикой кошки, который ему тоже уже не раз приходилось слышать! Он сперва не поверил своим ушам и робко, предельно осторожно заглянул в дверную щелку: да что же там такое происходит? Но глазам верить приходилось: два обнаженных тела на смятой простыне кровати, слившиеся воедино. Его Прекрасная Дама в объятиях этого… Этого… В чьих именно объятиях, он понял с первого взгляда. Дыхание у него перехватило, земля под ногами зашаталась. Он опрометью бросился вниз, на улицу, понимая, что еще секунда этого непереносимого зрелища, и его сердце не выдержит и разорвется на кровоточащие куски прямо в груди. Нет, в тот момент он не смог бы сделать им ничего, будь он даже вооружен. Слишком сильна и неожиданна оказалась боль, слишком велико было потрясение и силен шок!
«Но сегодня все будет по-другому, – угрюмо, но уже спокойнее думал он. – Я ее привычки неплохо изучил, если с утра погода не испортится, то я знаю, где ее искать. И теперь уже я поступлю несколько неожиданно! Выстрел у меня будет только один. И если они будут вдвоем, то достанется он именно ей. Пусть отправляется за Вожаком, в страну Вечной Охоты. Любил он это выражение… А что будет после этого со мной, не имеет большого значения. Хотя… Почему не имеет? Не стоит умирать раньше смерти, может быть, мой сегодняшний сон, – странно, как мне вообще удалось заснуть! – и сбудется. Только с несколько иным финалом. Может быть, я вообще смогу вытравить ее из сердца. Если смою боль и унижение предательства ее кровью. Я должен это сделать. И я это сделаю!»
За окном уже серел мутноватый рассвет, а дел было невпроворот: необходимо серьезно подготовиться. Он встал с кровати, быстро оделся, стараясь не разбудить своих соседей по комнате. Затем проскользнул в дверь и спустился в подвал, к одному из тайников Стаи. Привычно перебирая холодные металлические детали, части своего оружия, он мрачно усмехнулся. На душе становилось все спокойнее, только вот странный холод сковывал ее сильнее и сильнее, точно заработала какая-то внутренняя заморозка, анестезия.
«Вот и хорошо, – подумал он. – Я должен быть спокоен и хладнокровен, чтобы руки не тряслись и в глазах слезы не стояли. Как тогда. Как в пятницу. И все у меня получится. Как получалось до сих пор. Теперь нужно срочно унять дрожь от туго натянутых нервов, не обращать внимания на холодок страха, отбросить мысль о возможном поражении. К черту все рассуждения, не относящиеся к предельно ясной цели – отомстить. Надо хотя бы попытаться! И не трусить! Милиция? Ой, держите меня трое! Да не верю я в тупорылых ментов. Они хороши в тех случаях, когда Васька пырнул кухонным ножичком Ваньку „на почве совместного распития спиртных напитков“. В моем случае они спасуют, я их не боюсь. Если я вообще кого боюсь, так только самого себя».
…Вот здесь он был прав безоговорочно! Таких людей стоит бояться. В любом возрасте.
До Битцевского лесопарка Гуров доехал, что называется, с ветерком, даже не попав ни разу в ставшие привычными для столицы пробки. А по дороге не переставал размышлять, вспоминая некоторые подробности их с Крячко ночного разговора и события последних суток. Кому, а главное – зачем могла потребоваться смерть Анджея Марковича Сарецкого? Причем убитого столь странным, нетрадиционным способом? Что это, месть? Или ему просто заткнули рот, чтобы не рассказал Гурову при следующей встрече чего-то такого, что представляет для кого-то нешуточную опасность? Вообще говоря, убийство заместителя Давиденко имело ряд признаков классической «заказухи». Если бы не странная, совершенно непонятная и загадочная фигура исполнителя, убийцы… Кто же это мог быть? Неужели впрямь подросток?
«А что, – угрюмо рассуждал сам с собой полковник Гуров, автоматически перестраиваясь из ряда в ряд, – будто бы не случалось прецедентов… Случались, и не только у нас, но и на Западе. Подросток-киллер имеет ряд бесспорных преимуществ перед взрослым наемным убийцей. Главное из них в том, что ничего подобного от такого вот паренька не ожидают, ему легче подобраться к жертве. И скрыться тоже легче. А если попадется, так наказание будет не таким строгим, как в случае взрослого дядечки, и это он прекрасно понимает. Профессионализм? Хм-хм… Ну, колымское изобретение, „убиеньку“, этот „кто-то“ метнул оч-чень даже грамотно, хоть такому недолго научиться. У меня нет никаких разумных причин предполагать, что убийца Алексея Давиденко и убийца Анджея Сарецкого – это один и тот же человек. Никаких рациональных доводов в пользу подобного допущения. Но вот не оставляет меня мысль, что так оно и есть, и стоит раскрыть одно убийство, как мы автоматически получим убийцу из второго дела. Или из первого. И вот, кстати. Еще одна любопытная мысль о преимуществе арбалета в некоторых случаях перед обычным огнестрельным оружием.
Вот, допустим, проводится досмотр. Мало ли, по каким причинам он проводится, время сейчас неспокойное. И при досмотре в сумке у некоего юноши или подростка обнаруживают разобранный на части автомат Калашникова или, скажем, „макарку“. Словом, обычное огнестрельное стрелковое оружие, пусть даже, повторим, разобранное на части. Любой самый тупой и зеленый пэпээсник с ходу и безошибочно определит, что это такое! Чай, не бином Ньютона! А определив, нашего юношу немедленно арестует, и совершенно правильно сделает. Даже если ствол чист, как поцелуй младенца, юноше весьма не поздоровится, что опять-таки правильно: нечего расхаживать по Москве, равно как и по любому другому российскому городу, с таким забавным содержимым сумки! Все правильно в моих теоретических построениях? Все правильно, так бы оно и было. А теперь представим себе, что при том самом досмотре в сумке нашего гипотетического юноши обнаруживается разобранный на части же арбалет.
