Они стояли у окна на верхнем этаже, откуда открывался вид на побережье. Прожектора уже установили; Нюберг, который наконец-то прибыл на место, злобно жестикулировал и руководил манипуляциями с полиэтиленовой покрышкой, криво натянутой над лодкой. Внешние ограждения охранялись полицейскими в длиннополых красных пиджаках. Дождь зарядил еще сильнее, и народа за ограждениями было немного.
— Я начинаю думать, что ошибся, — сказал Валландер, глядя, как натягивают полиэтилен. — Никаких следов убийства в доме нет.
— Убийца мог после себя прибраться, — возразила Анн-Бритт.
— Что было на самом деле, мы узнаем только после того, как Нюберг прочешет весь дом, — сказал Валландер. — Скажем так, я испытываю какое-то противоречивое ощущение. И все-таки я думаю, что это произошло за пределами дома.
Они молча вернулись на нижний этаж.
— Почты перед дверью нет, — сказала Анн-Бритт. — Вокруг дома — забор. Где-то должен быть почтовый ящик.
— Разберемся позже, — ответил Валландер.
Войдя в большую гостиную, Валландер встал посередине. Анн-Бритт остановилась в дверях, глядя на него так, словно ожидала, что он устроит импровизированное чтение стихов.
— Я все спрашиваю себя, чего же здесь не хватает, — сказал Валландер. — Вроде бы все как положено. Дом одинокого мужчины, где все на своих местах, никаких тебе неоплаченных счетов, одиночество въелось в стены, как старый дым сигар. В эту логику не вписывается только то, что сам мужчина лежит теперь на побережье мертвый под красной лодкой Йорана Линдгрена.
Тут он сам себя поправил.
— Единственное не вписывается в эту логику, — сказал он. — Лампа у входа в сад выбита.
— Она запросто могла разбиться, — удивленно возразила Анн-Бритт.
— Да, — согласился Валландер. — И все же что-то здесь не так.
В дверь постучали. Валландер открыл, на пороге под дождем стоял Хансон, у которого по лицу стекала вода.
— Ни Нюберг, ни врач не смогут продолжить, пока мы не перевернем лодку, — сказал он.
— Переворачивайте, — распорядился Валландер. — Я скоро приду.
Хансон исчез под дождем.
— Надо начинать с его семьи, — сказал он. — Где-то должна быть записная книжка.
— Кое-что все-таки странно, — сказала Анн-Бритт. — Повсюду сувениры, напоминающие о множестве путешествий, совершенных за долгую жизнь, о бесчисленных встречах. И ни одной семейной фотографии.
Валландер осмотрел гостиную и понял, что Анн-Бритт права. Его огорчило, что он сам этого не заметил.
— Может быть, он не хотел вспоминать о прошлом, — неуверенно предположил Валландер.
— Женщина обязательно развесила бы на стенах фотографии своей семьи, — сказала Анн-Бритт. — Может быть, мне поэтому пришла в голову такая мысль.
На столе возле дивана стоял телефон.
— В кабинете у него тоже есть телефон, — сказал Валландер, кивнув в сторону кабинета. — Поищи там, а я начну здесь.
Он сел на корточки возле низкого телефонного столика. Около телефона лежал пульт от телевизора. «Он мог одновременно разговаривать по телефону и смотреть телевизор, — подумал Валландер. — Прямо как я. В нашем мире люди хотят держать под контролем одновременно телевизор и телефон». Он пролистал телефонные справочники, не найдя каких-либо личных пометок. Затем осторожно выдвинул два ящика из бюро, стоявшего за телефонным столиком. В одном лежал альбом с марками, в другом — тюбик с клеем и коробка с кольцами для салфеток. Только он направился в кабинет, как зазвонил телефон. Валландер вздрогнул. В дверях кабинета тотчас возникла Анн-Бритт. Осторожно присев на край дивана, он снял трубку.
— Алло, — сказал женский голос. — Густав? Почему ты не звонишь?
— Кто говорит? — спросил Валландер.
Женский голос вдруг сделался очень натянутым.
— Это мать Густава Веттерстедта, — сказала женщина. — С кем я разговариваю?
— Меня зовут Курт Валландер. Я полицейский из Истада.
Стало слышно ее дыхание. У него промелькнула мысль, что женщина, должно быть, очень стара, если она мать Веттерстедта. Валландер подал знак смотревшей на него Анн-Бритт.
— Что-нибудь случилось? — спросила женщина.
Валландер не знал, как ему поступить. Это было против всех писанных и неписанных законов — сообщать трагическую весть близким родственникам по телефону. С другой стороны, он уже представился и сказал, что он из полиции.
— Алло, — сказала женщина. — Вы меня слышите?
Валландер не ответил. Он беспомощно смотрел на Анн-Бритт.
Затем он сделал нечто, что впоследствии так и не смог себе объяснить.
Он повесил трубку.
— Кто это? — спросила Анн-Бритт.
Валландер молча покачал головой.
Он снова снял трубку и позвонил в полицейский центр Стокгольма на Кунгсхольмене.
В девять часов телефон Густава Веттерстедта зазвонил опять. Коллеги Валландера из Стокгольма сообщили матери Веттерстедта о смерти сына. Теперь звонил криминальный инспектор, представившийся как Ханс Викандер из полиции Эстермальма.
— Мы ей сообщили, — сказал Викандер. — Она очень стара, поэтому я взял с собой священника. Надо сказать, что, несмотря на свои 94 года, она держала себя в руках.
— А может быть, именно поэтому, — ответил Валландер.
— Мы ищем двоих детей Веттерстедта, — продолжал Ханс Викандер. — Старший сын работает в нью-йоркском отделении ООН. Дочь помладше, живет в Уппсале. Мы рассчитываем связаться с ними в течение вечера.
— А что его бывшая жена? — спросил Валландер.
— Которая из них? Он был женат трижды.
— Все три. Мы потом свяжемся с ними.
— У меня есть для тебя кое-что интересное, — продолжал Викандер. — Когда мы разговаривали с матерью, она сказала, что Веттерстедт звонил ей каждый вечер ровно в девять.
Валландер посмотрел на часы. Было три минуты десятого. Он тотчас понял, что имел в виду Викандер.
— Вчера он не позвонил, — сказал тот. — Она ждала до половины десятого. А потом позвонила сама. Никто не брал трубку, хотя она утверждает, что прозвучало по меньшей мере пятнадцать гудков.
— А что было позавчера?
— Она не помнит точно. Говорит, у нее ужасно плохая память на текущие события.
— Больше она ничего не сказала?
— Я толком не знал, о чем ее спрашивать.
— Надо нам еще раз с ней поговорить, — сказал Валландер. — Лучше будет, если ты возьмешь это на себя, потому что с тобой она уже знакома.
— Со второй недели июля у меня отпуск, — ответил Викандер. — До этого я в твоем распоряжении.
Разговор закончился. В коридор вошла Анн-Бритт, которая ходила проверять почтовый ящик.
— Газеты за вчера и сегодня, — сообщила она. — Телефонный счет. Никаких личных писем. Он пролежал под лодкой не особенно долго.
Валландер встал с дивана.
— Пройдись по дому еще разок, — попросил он. — Посмотри, не найдешь ли признаков того, что какие-то вещи украдены. Я пойду спущусь и осмотрю тело.
Дождь заметно усилился. Пробегая по саду, Валландер вспомнил, что обещал навестить отца. Поморщившись, он вернулся в дом.
— Будь другом, — сказал он Анн-Бритт, войдя в коридор. — Позвони моему отцу, передай привет и скажи, что я занят срочным расследованием. Если он спросит, кто ты, можешь сказать, что ты наш новый шеф.
Она кивнула и улыбнулась. Валландер продиктовал номер телефона. Затем он снова выбежал под дождь.
Место преступления, освещенное мощными прожекторами, производило страшное впечатление. С неприятным чувством Валландер зашел под навес. Тело Густава Веттерстедта лежало на спине на подстилке из полиэтилена. Прибывший врач осветил фонариком горло трупа. Увидев Валландера, он прервал осмотр.
— Как вы себя чувствуете? — спросил врач.
И только тут Валландер узнал его. Это был тот самый врач, который несколько лет назад осматривал его ночью в приемной неотложки, когда Валландер думал, что у него сердечный приступ.
— Несмотря на случившееся, хорошо, — ответил Валландер. — Рецидивов не было.
— Выполняете мои рекомендации? — спросил врач.
— Нет, конечно, — уклончиво промямлил Валландер.
Он рассматривал труп, думая о том, что даже теперь, будучи мертвым, Веттерстедт производит то же впечатление, что когда-то с экрана телевизора. В его лице было что-то холодное и категорическое, несмотря на то, что лицо это было покрыто запекшейся кровью. Валландер нагнулся к трупу и осмотрел рану на лбу, тянувшуюся к макушке со срезанным волосяным покровом.
— Отчего наступила смерть? — спросил Валландер.
— Сильный рубленный удар вдоль позвоночника, — ответил врач. — Смерть была мгновенной. Позвоночник разрублен почти до самого основания. Должно быть, он умер прежде, чем упал на землю.
— Вы уверены, что это произошло вне дома? — спросил Валландер.
