– Э, постой! – сказал озадаченный Крячко.
Но Великанов уже мчался прочь, махнув рукой на дефекты своего туалета, на юных прелестниц, греющихся под солнцем, на свои босые ноги и совершенно дикий вид – он только придерживал на бегу непослушные полы мокрого халата, чтобы не выглядеть совсем уж экзотически, и все прибавлял ходу. Потом он спустился по трапу и пропал из поля зрения. Крячко почесал затылок и произнес под нос классическую фразу:
– Е-мое, что же это я сделал-то?
В некоторой растерянности он сделал несколько кругов по пустому бассейну, пытаясь разглядеть, что покоится на его дне, но почему-то ничего не увидел и вылез наверх. Хотелось есть, и Крячко, растершись полотенцем, принялся одеваться. Одна мысль не давала ему сейчас покоя – чего так испугался Великанов? Было просто необходимо как можно скорее обсудить этот вопрос с Гуровым.
В это утро, кажется, все без исключения пассажиры высыпали на палубу и теперь с жадным нетерпением вглядывались в голубую дымку, окутавшую долгожданные берега. «Гермес» входил в пролив Босфор.
Гуров стоял у борта и тоже любовался панорамой, открывавшейся взору. Не так уж долго продолжалось его морское путешествие, но вид суши почему-то несказанно обрадовал Гурова, хотя в голове его при этом непрестанно вертелась одна и та же строчка из старой песни: «Не нужен нам берег турецкий…»
«Видимо, я неисправимо сухопутный человек, – подумал он. – Да и большинство собравшихся тут, наверное, из той же породы. Каких-то три дня прошло, а всем уже хочется ощутить под ногами не зыбкую палубу, а твердь земли – пускай даже турецкой. Конечно, дело не только в этом. Прельщает возможность полюбопытствовать на чужие края, пощелкать друг друга на фоне минаретов, купить какой-нибудь экзотический сувенир… Мне, наверное, тоже стоило бы этим заняться, только есть дела и поважнее. Не исключено, что „компания“ сделает высадку в Стамбуле, и было бы неплохо щелкнуть кого-нибудь из них на фоне минарета. Наверняка Баранов найдет возможность связаться отсюда со своим руководством… Надо же наконец узнать, с кем нам приходится делить эту скорлупку».
Баранов не проявлял пока особой активности. Гурову даже показалось, что подполковник заметно остыл к собственной затее. На теплоходе за эти три дня ровным счетом ничего необычного не произошло, и Баранов, кажется, уверился, что так будет продолжаться и дальше. Гуров после совещания с Крячко все-таки разыскал его и передал ту скудную информацию, которую ему удалось раздобыть в классе «люкс». Баранов, который, как оказалось, действительно плыл с тремя помощниками в тесной и душной каюте третьего класса, только презрительно усмехнулся в ответ. И посоветовал не проявлять инициативы, а ждать. При этом он сослался на какую-то древнюю китайскую мудрость. Однако Гурову показалось, что мудрость тут ни при чем, а просто Баранову все уже надоело и он не очень-то верит в успех предприятия.
Гуров и сам испытывал сомнения. Все-таки следовало ожидать, что за ним с самого начала кто-то наблюдает, и скандал в баре мог сильно повредить делу. Правда, с тех пор в присутствии Гурова никто не вспоминал о недоразумении, никто не обращал на него особенного внимания, а Великанов и его приятель вообще старались держаться подальше и поменьше высовывать нос из своих кают.
Кстати, на этот счет у Крячко было свое мнение. Он сразу заявил, что, сам того не ведая, вспугнул зверя и наверняка с Великановым что-то не в порядке.
– Конечно, я рассчитывал его напугать, – объяснил он Гурову. – Но не до такой же степени, чтобы он бегал от меня без трусов! Точно тебе говорю, у нашего Великанова совесть нечиста!
Гуров попытался образумить друга.
– Остынь! – посоветовал он. – Мы не за Великановым сюда направились. Подумаешь, у Велика совесть нечиста! Открыл Америку! Ты ведь на это и рассчитывал, когда собирался заставить его прикусить язык. Была бы она у него чиста, он бы со спокойной душой послал тебя подальше… Черт с ним, с Великановым! Не бери к сердцу – у нас проблемы поважнее имеются.
В конце концов Крячко согласился с доводами друга, но по хитрому огоньку в его глазах Гуров понял, что он ни за что не откажется от своей идеи – выведать всю подноготную Великанова. В конце концов, Стас тоже был сыщик до мозга костей, и на тихом теплоходе ему уже делалось скучно.
В принципе Гуров ничего не имел против, лишь бы активность друга не помешала главной цели. Пожалуй, если Крячко и Великанов плотно займутся друг другом, Гурову это будет даже выгодно – никто не станет путаться у него под ногами и не вылетит с приветствиями в самый неподходящий момент.
– Вы не возражаете? – услышал вдруг Гуров за своей спиной женский голос, как бы застенчивый и одновременно призывный.
Он обернулся и с неудовольствием узрел длинноногих подружек Великанова, которые прежде неотлучно сопровождали своего покровителя и даже сбрасывали его в бассейн. Теперь они были одни и изо всех сил делали вид, что видят Гурова первый раз в жизни. Однако при этом они изо всех сил старались казаться общительными и непосредственными. Гурова, впрочем, им провести не удалось – он ясно видел, что девушки отчаянно трусят.
– Какой чудесный вид! – сказала одна из них, у которой были голубые глаза и волосы цвета спелой соломы. – Просто волшебный! – и она томно улыбнулась Гурову.
– Не хотите посмотреть подробнее? – тут же льстиво спросила вторая, прическа которой отливала почти свекольным оттенком. – В бинокль видно даже дома на берегу! – она почтительно протянула Гурову бинокль и сказала: – Меня зовут Матильда. Ее – Анжелика. А вас?
Гуров не удивился такому изысканному имени. Он чего-то подобного ожидал – девушки Великанова непременно должны были зваться Матильдами, Мальвинами, на худой конец Анжеликами, даже если при рождении родители дали им совсем другие имена.
Гуров вежливо улыбнулся в ответ и отказался смотреть на берег в бинокль. Он невольно вспомнил подозрения Крячко и подумал, что нюх не подвел друга. Эти девицы не зря крутились вокруг Гурова. Наверняка их направил Великанов – то ли чтобы отвлечь внимание Гурова от своей персоны, то ли чтобы выведать планы оперуполномоченного. Во всяком случае, что-то Великанов затевал – в этом не было никакого сомнения.
Но на роль разведчиц эти красотки совсем не годились. В компании сосредоточенного, серьезного Гурова им явно было не по себе. Они с трудом подбирали слова и, кажется, мечтали только об одном – поскорее удрать и вернуться к своим обычным развлечениям. Гуров подумал, что нелишне будет напомнить им о некоторых заблуждениях, которые зародились с легкой руки Великанова, и в ответ на вопрос красноволосой красотки объяснил, что его имя – Антон Сергеевич Крупенин. Девушки не возражали. Они смотрели на Гурова с таким подобострастием, что, потребуй он называть себя Бонапартом, немедленно согласились бы и на это.
– А вы бывали раньше в Турции, Антон Сергеевич? – собравшись с духом, спросила блондинка.
Гуров в ответ неопределенно пожал плечами, но незадачливые разведчицы удовлетворились и этим. Кажется, для них главным было, чтобы Гуров заговорил, а о чем будет разговор – неважно.
– А я в Турции четвертый раз, – со вздохом призналась блондинка. – Надоело даже… А вы чего такой молчаливый? Такой интересный мужчина и такой неразговорчивый – даже странно… – Она попыталась кокетливо улыбнуться, но улыбка под холодным взглядом Гурова вышла похожей на судорогу и быстро исчезла.
– Знаете, девчонки, – сказал Гуров, которому стало жаль своих собеседниц. – Хватит мне зубы заговаривать. Ступайте к своим приятелям и больше не попадайтесь мне на глаза. Мужчина я действительно не очень разговорчивый, и, если сейчас произнес такую длинную речь, так только для того, чтобы до вас дошло – это не шутки, и я не нуждаюсь в помощниках, чтобы рассматривать виды на берегу… А теперь – брысь отсюда! – ласково закончил он.
Матильда с Анжеликой обменялись напряженными взглядами, разом помрачнели, словно по команде, повернулись кругом и стали молча пробираться через нарядную толпу пассажиров. Гурову было их жаль, но помочь им он ничем не мог. В сущности, сейчас он выступал не от своего имени, а от имени редкостного мерзавца, для которого не было ничего святого. Его поведение было оправданно. Но вот чего хотели эти симпатичные глупышки, на что они рассчитывали, пытаясь войти в доверие? Хотели отвлечь внимание Гурова, хотели увести его с собой осматривать достопримечательности Стамбула или что-то еще?
Гуров поймал себя на мысли, что его больше положенного начинает занимать поведение старого знакомца Великанова. Эдак он скоро окончательно попадет под влияние Крячко и займется разоблачением темных замыслов Великанова и компании. А его сюда подсадили совсем не для этого. Но для чего же? Пребывая в бездействии, Гуров чувствовал себя чрезвычайно глупо. Его даже красоты дальних стран интересовали все меньше и меньше. Он уже начинал тосковать по казенному кабинету и московским улицам, пахнущим торфяным дымом, – там он, по крайней мере, мог чувствовать себя на своем месте.
