Кнышев посерьезнел и разочарованно помотал головой:
— Увы, ничего не могу сказать. Я сам Ларису случайно встретил, когда по просьбе нашего ботаника собирал на лугу цветы для гербария. Лара меня, кстати, не заметила. Шла, покуривая, на работу. И хочу еще отметить — шла с мечтательной улыбкой и, кажется, ничего вокруг не замечала. У меня есть подозрения, на работу к Львовым Лариса вообще ходила, как на праздник — всегда приодетая, подкрашенная. Ну вы же понимаете, у Львовых — общество, бывают приличные молодые люди.
Стас кивнул. Он знал, что на работу в депутатскую семью Ларису приняли по протекции ее дяди председателя сельсовета. Девушка училась в московском колледже на повара, авторитарный отец не захотел, чтоб дочка бестолку шаталась на каникулах, и пристроил ее к Львовым, у которых прежняя помощница по хозяйству легла на операцию в больницу. Лариса работала у Львовых с середины июня.
— Тогда же, — продолжал историк, — я увидел, как Лариса у лодочного сарая свернула на тропинку вдоль забора и появилась уже у главных ворот Львовых. То есть, — сделал интонационный акцент Кнышев, — могу предположить, что у отца Ларисы и Евгении Сергеевны существовал договор: хозяйка должна присматривать, чтоб девушка не шлялась по пустынному берегу, а возвращалась домой по асфальтированной дороге. Спросите об этом Евгению Сергеевну.
— Спрошу, — пообещал майор и мысленно укорил Мартынова: «Да как же ты, дружище, такого дядьку-то проглядел! Свидетель — первый сорт. Не только видит, но и выводы умеет делать». — Давайте-ка, Яков Валентинович, пройдем весь путь Ларисы до Заборья, — предложил следователь и первыми принялся спускаться по невысокому откосу к берегу.
Впереди по курсу, перпендикулярно тропке, начиналась стена из деревьев и кустов, разросшихся по оврагу, где протекал приток, над которым выстроили мост, заставивший асфальтированную дорогу делать крюк. Если взять за образец тупоугольный треугольник, то прибрежная полоса получалась его основанием, приток приобретала значение биссектрисы идущей от верхней точки (моста) к противоположней стороне (реке). Гущина заинтересовал момент: а как здесь перебираются через ручей? Есть ли там хотя б настил из досок?
Но оказалось, надобности в досках — не было. Русло иссохшей речушки напоминало о себе лишь плавным полукруглым углублением. Вода вытащила к берегу достаточно камушков, высохшее русло щедро устилала галька, поверх нее цепью проложили плоские булыжники, служившие мостком для путников, срезавших дорогу до соседнего Заборья.
Проезжая по мосту к Игнатово, Стас ни за что не предположил бы, что тот стоит над высохшим ручьем! Русло скрывали густые заросли деревьев и кустов, дна видно не было.
Добравшись устья, где приток расставался с оврагом и выпрыгивал на берег, Стас увидел, что проход в овраг совершенно закрывают ветви древней раскоряченной ракиты. Накрывают словно шалашом.
Гущин покрутил головой в разные стороны. От Игнатово до устья тропинка была открытой, кусты встречались редко и были низкорослыми, прозрачными. А дальше до Заборья начинался совсем открытый участок, где напасть на девушку и вовсе проблематично. Накрытое ракитой устье получалось наиболее подозрительным.
Попросив Кнышева не двигаться с места, следователь пошел к «шалашу». Раздвинул ветви, проник под купол.
Присесть на корточки и устроиться с удобством не позволила больная нога. Неудобно скорчившись, Стас оперся обеими руками на трость…
Совершенно неожиданно на следователя накатили воспоминания из детства.
Пионерский лагерь. Такая же ракита, которую малолетний Стасик почитал за иву; два мальчика прячутся от воспитательницы, сидят под ветками и стараются не прыскать. Смотрят на озабоченную «воспиталку», что ходит по берегу и разыскивает двух нарушителей лагерного распорядка. Повисшие в безветрии ветви пробивает солнечный свет, в «шалаше» тепло и уютно, мальчишкам уходить не хочется. Им хочется подольше оставаться в «секретном дозоре», на песке, присыпанном прошлогодними скрученными листьями «ивы»…
Стас резко оборвал некстати всплывшие воспоминания. Этот «шалаш» тоже был мирным и уютным, природа словно намеренно выстроила его для детских игр в разведчиков и пряток. Но «пол» его был выстлан жесткой галькой, а прошлогоднюю листву весной смывал поток.
Стараясь не двигаться, Стас оглядывал «шалаш». Вода почти не занесла под его своды мусор, на вычищенном «полу» лежали лишь несколько оборванных пожухлых листьев. Судя по их состоянию, листья оторвались от ветвей не более пяти-шести дней назад. Сердце следователя гулко забилось, интуиция заволновалась: «Нашел, нашел, нашел!»
Стас утихомирил внутренний голос и внес поправку в виде добавочного вопросительного знака: «Нашел?!»
Приглядевшись к «полу», следователь отметил, что рисунок из плотно прибитой к песчаному дну гальки имел недавние повреждения. Такие, словно несколько дней назад здесь кто-то барахтался, выбивая камни из земли. Гущину показалось, что он даже различил вмятины от локтей (Ларисы?!), отпечатки коленей человека, что налегал на нее…
От предвкушения удачи, от мысли: «Неужели впервые получилось найти место, где Водяной «работал» над жертвой?!» — подвело живот и захотелось покурить.
Сыщик выбрался из природного укрытия, поглядел на нетерпеливо переминающегося краеведа и протянул к нему руку.
— Сигареткой не угостите?
— Да, да, пожалуйста.
Якову Валентиновичу передалось волнение майора, извлекая из кармана пачку сигарет трясущимися пальцами, краевед уронил ее на землю.
А Гущин, закурив, не почувствовал вкуса первой за полгода сигареты. Он медленно допятился до реки и остановился, лишь когда в задники сандалий просочилась вода. Долго, пристально смотрел на почти прямой отрезок берега по обе стороны от «биссектрисы».
Первые триста метров от лодочного сарая до откоса, где тропинка поднималась к лугу, можно в расчет не принимать. Этот участок хоть и закрыт от Игнатово прибрежным обрывом, но деревня слишком близко. Удобных для засады кустов нет, успей девушка вскрикнуть, ее могли услышать. Возле Заборья по этой же причине опасно нападать. Гущин утвердился в мысли: устье высохшего притока — единственное место, где Водяной мог поджидать «русалку»!
Утихомирив сыщицкое ликование, Стас наклонился и, опираясь на трость, пригляделся к земле.
Майор искал на устланном галькой песке следы недавнего волочения. Если предположить, что преступник выволакивал жертву из «шалаша», то ее ноги должны были оставить дорожки. Лариса девушка крупная, тяжелая, ее пятки выбили бы, сдвинули хоть несколько камушков.
Но дорожек не было. Зато на прибитой к земле гальке выделилось несколько глубоко продавленных следов. Как будто от «шалаша» к воде шел тяжело груженый человек.
«Так, так, так… — заволновался Гущин. — В Ларисе не менее семидесяти килограмм… А Водяной взвалил ее на плечо или взял руки и нес к реке метров двадцать… — Стас затянулся, смахнул с лица налипшую паутинку, оставшуюся после лазанья под ветками. — Портрет определяется. Водяной не только обаятельный мужчина, он еще и очень сильный».
Не раздумывая больше ни секунды, Гущин выхватил из брючного кармана телефон. Дозвонившись до Мартынова, закашлялся, поскольку в следовательской эйфории позабыл о зажатой в зубах сигарете. Попросту выплюнув окурок в реку, Стас заговорил:
— Здорово, Игорь. У меня есть новости. Кажется, я нашел место, где Водяной напал на Ларису. Убил и сбросил тело в воду. — Эмоции майор придерживал, старался говорить спокойно. — Бери группу и дуй сюда. Да, и помимо криминалистов людей побольше захвати. Надо одного ценного свидетеля опросить, прогуляться на турбазу и провести повторный опрос Дарьи Селезневой. Есть информация, что она дала неверные показания.
— Неужто?
— Информация верная. Приедешь, сам с человеком поговоришь.
— Угу. С меня поляна, — пообещал Мартынов. — Если, конечно, все в цвет.
— Тьфу, тьфу, сам боюсь сглазить. Но на первый взгляд — все в точку, Игорь. Ты давай там всех в штурмовом порядке обзванивай, а я тут кое-что еще порешаю и перезвоню.
Закончив разговор с Мартыновым сыщик стиснул телефон влажной ладонью и некоторое время слепо смотрел вперед. Он — думал. Суматошно и вразброс, стараясь разом уцепить сразу несколько дельных мыслей.
Рядом негромко кашлянул историк, майор «прозрел» и поглядел на Кнышева.
— Теперь с вами, Яков Валентинович. Скажите, этот ручей, — Стас кивнул на устье, — всегда пересыхает летом?
— Последние лет десять — да. Особенно если лето сухое, как это. Мелиорация, знаете ли, в нашем районе не на высоте, я несколько раз обращался в инстанции…
Вопросы местного землепользования сегодня волновали Гущина меньше всего.
