Он вышел из очередного подъезда, когда его обогнал Нестеренко, обронил:
– Прощу в машину.
Усевшись в «Мерседес», включив печку, Нестеренко категорически заявил:
– Уже восемь часов, темень, у тебя на хвосте сначала один парень болтался, затем второй, третий, сейчас я со счета сбился, двигай, полковник, пока живой.
Крячко и сам чувствовал опасность, включил передачу, нажал на газ, отличная машина мощно приняла с места, когда оперативники услышали выстрел.
Станислав, не включая габаритов, пролетел несколько кварталов, вырулил на магистраль, врубил дальний свет, уперся ногой в педаль газа, и стрелка спидометра завалилась направо.
– «Жигули» хорошая машина, – глядя в зеркало бокового обзора, сказал Нестеренко. – Хорошая, но не лучшая в мире.
Помощник прокурора Федул Иванович Драч допросил третьего свидетеля, сказал:
– Спасибо, подождите в коридоре, – и повернулся к дремавшему на диване Котову. – Я редко хвалю ментов, но вы сработали хорошо. Приметы преступников получены, остался пустяк, сами преступники. Машина, стоявшая в переулке за домом, тоже обнаружена, осталось установить владельца.
Котов не сдержался, глянул насмешливо:
– Владельца установим по телефону и к вам пригласим. Он заявит: «Уважаемый Федул Иванович…» Предложить вам варианты его заявления или сами знаете? После чего вы скажете: ментам лишь бы человека схватить.
– Ладно, ладно, – миролюбиво пробурчал Драч. – Я же не говорю, что ваша работа сладкая. Мы значительно продвинулись, будем пахать дальше. Звонил ваш Гуров, заявил, свидетелей домой не отпускать. Десятый час, люди здесь ночевать будут?
– Я лишь исполнитель, прикажут в темный лес людей отвезти, я отвезу, – ответил Котов.
Первый заместитель министра Шубин, скрывая раздражение, смотрел на присутствующих в его кабинете генерала Орлова и подковника Гурова, говорил:
– Большевики много чего натворили, но при их правлении существовала строгая дисциплина. Я распорядился, чтобы в ХОЗУ выделили путевки в дома отдыха… Никаких путевок нет, чиновники давно разъехались по домам.
Орлов молчал, надувал щеки, вытягивая губы, выпускал воздух и гнев. Накладка произошла по вине самого генерал-полковника. Он распорядился, а выполнение не проверил.
– Я домой людей не отпущу, мы обещали им защиту, обязаны выполнять, – сказал Гуров. – Их трое, и нас трое, возьмем на ночь по одному человеку на ночевку. А правильнее, господин генерал-полковник, позвонить начальнику ХОЗУ, предупредить, что на его дачу сейчас привезут троих свидетелей, пусть обеспечит размещение, ужин и охрану.
– Не царское это, дело. – Шубин взглянул на часы; – Мать его так, мне же попадет дома. Этот жирный мошенник считает, раз он распределяет материальные ценности, он фифа неприкасаемая!
– На Руси издревле довелось, казначей богаче барина, дрожит, но ворует, – хотел сказать Гуров, взглянул на Орлова, промолчал…
– Хорошо, Лев Иванович, везите своих свидетелей сюда, я звоню Александру Матвеевичу, пусть решает.
Оперативники знали, начальник ХОЗУ подчиняется напрямую министру. Дачи, квартиры, машины, все материальные блага министерства находились в его непосредственном ведении. Он стоял по стойке «смирно» на многих коврах, даже вилял хвостом, но волна начальственного гнева проходила, а материальные блага и постоянные нехватки то одного, то другого оставались. Потому и власть «распределителя» оставалась безмерной.
Шубин рисковал, нарывался на неприятности, Гуров смотрел на нового начальника с симпатией.
– Может, не будем связываться, Василий Семенович? – спросил сыщик. – Мы чего-нибудь до завтра придумаем.
– Спасибо за заботу. – Шубин снял трубку «вертушки». – Лев Иванович, везите свидетелей, я решу «гигантский» вопрос самостоятельно.
Гуров вернулся в свой кабинет, где его ждали Крячко и Нестеренко, позвонил в прокуратуру, приказал Котову привезти свидетелей.
– Валентин, смотайся на площадь, купи бутылку и чего-нибудь пожевать. – Гуров достал из сейфа деньги, так называемую «девятку» – средства, выделяемые оперативникам на агентурную работу. Деньги всегда были грошовые, с индексацией постоянно опаздывали, рубли превращались в копейки, оперы молча платили из своего кармана.
В России все время удивляются, откуда берутся воровство и мздоимство.
Да, немец или какой-то швед крону не возьмет, но ему и в голову не придет вынуть эту крону из своего кармана.
Мария сидела в гостиной на диване, поджав ноги, туфли на высоком каблуке стояли на полу, словно капканы. Они, казалось, живые, знали, жертва никуда не денется.
Шел одиннадцатый час, Гуров не возвращался. К данному вопросу Мария относилась спокойно. Она сама приезжала порой лишь под утро. Такая работа, хочешь быть красивым – терпи. Французы говорят «страдай». Мария была женщиной русской, громких слов не любила. Терпи и терпи. Конечно, устаешь, терпишь высокие каблуки и слишком узкую одежду, плохих режиссеров, порой неприятных партнеров. Ей повезло с внешностью и характером, это не ее заслуга, так генетически заложено, можно выразиться языком оперативным «так карта легла». Но раз она так легла и Мария обладала сексуальной внешностью, талантом и твердым характером, к своим неполным сорока пережив множество романов и мимолетных увлечений, она никогда от мужчин не терпела. Дважды от нее уходили, несчетно раз она уходила, но никогда не терпела.
Появление в ее жизни человека из иной галактики – явление уникальное.
Поначалу она не восприняла Гурова всерьез, ну, интересный мужик и с характером, такое проходили. Постепенно она начала чувствовать зависимость от другого человека. И ей такое положение категорически не нравилось. Он никогда не говорил лишнего, не проявлял своей силы, так матерому хищнику и не требуется ее проявлять, он обладает мощным биополем, разумный человек прекрасно знает, тигр только похож на кошку, но за хвост его дергать не рекомендуется. Гуров, безусловно, мощный защитник, но и груз одновременно неподъемный. А она тяжесть таскать не желает. Достаточно того, что она смирилась, детей у нее не будет. Папы, мамы нет, родить и подбросить некому – ребенок не вписывается в темп и ритм ее жизни. Огромная потеря, терпи.
Она так радовалась, что съемки прервались, можно вернуться домой, спрятаться в окопе. Вернулась, хотела спрятаться, выяснилось: по окопу ведется интенсивный огонь. Гуров старается улыбнуться, приласкать, актер он никакой и лучше бы не старался. Ему сейчас тяжко. Когда Мария увидела кровавые тела, ей чуть не стало плохо, а это его повседневная жизнь. И как бы тихо Мария ни вела себя, она чувствовала, ее внезапное появление добавило любимому человеку нагрузки.
Мария поднялась, достала из шкафа большую сумку, покидала туда самое необходимое, вернулась к телефону, набрала номер.
– Катюша, добрый вечер, Маша беспокоит, – сказала она и подумала, что и по телефону стала разговаривать на манер Гурова. – Я к тебе подъеду на несколько дней? Мы никогда не ругаемся, семья не базар и не кухня. Хорошо, беру машину и еду.
Она написала теплую и лживую записку, заперла дверь и вышла из дома.
Нестеренко принес бутылку водки, горячие чебуреки и шоколад. Котов привез троих свидетелей-пенсионеров, двух женщин и хитроватого мужичка. Они не стали отказываться, махнули по стопке водки, съели еще теплые чебуреки, их пригласили в дежурную часть и увезли. Гуров проводил, вернулся в кабинет, отпустил Нестеренко и Котова отдыхать, остался со Станиславом.
Гуров вновь перечитал рапорты Крячко и Нестеренко, спросил:
– Имеете свои предложения или ждете, что решат без вас?
– Извини, Лев Иванович, все работали, все устали, – сказал Станислав. – Ты слезь с пьедестала, встань на землю. Мы не волшебники, предложения наши простые. Сейчас разъехались по домам, если не выспаться, то хотя бы вздремнуть, времени уже два. Часиков с семи пройти по московским адресам, если невод окажется пустым, послезавтра, часиков в пять утра, выехать в деревню.
Нужен «Додж» или джип с цепями, сейчас от шоссе до деревни около двадцати километров, для обычной машины полная непроходимость.
– Вы в районе засветились. – Гуров поднял руки. – Не обвиняю, ходить по домам и квартирам и не засветиться невозможно. Если убийцы в городе, то мы завтра…
– Сегодня, – поправил Станислав.
– Сегодня, – согласился Гуров, – сегодня мы еще успеем. Если они в деревне, то можем опоздать.
– Ты же сам утверждал, молодежная группировка не жесткая структура, – заметил Крячко. – Ликвидация приятелей маловероятна.
– Станислав, я обычный живой человек, сомнения мне не чужды, – ответил Гуров. – Вчера я утверждал одно, сегодня опасаюсь другого. Понимаешь, если мы захватим убийц, имея свидетелей, мы преступников арестуем, поднажмем на психику и развалим группировку Агеева, приструним Капитана.
