— С девушкой, говоришь? Хм… — Его ухмылка напомнила мне о лесоповале. — Что за девушка?
— Да так… Познакомились на дискотеке. Машей звать.
— Телефончик не дашь Машин?
— Не запомнил… Можно все-таки узнать, к чему эти вопросы?
— Можно… Вчера как раз рядом с парком на дамочку напали. Кастетом по лицу и сумочку выпотрошили. У дамочки глаз вытек… Тяжкие телесные.
Ага, это он про того орла, который… Меня, что ли, подозревает?
— Поэтому телефончик продиктуй. Машин.
Ксюха спрашивала, как проверяют на причастность. Вот так и проверяют. Сначала словом, потом делом.
Как бы не повесили на меня чужие подвиги. С них станется…
Диалектики, shit… Добролюбовы-Булгаговы-Толстые.
— Командир, матерью клянусь, не я это!
— Не поверишь, чем мне только ни клялись. И матерьми, и детьми, и выкидышами. Не прокатит. Телефончик надежней.
— Слушай, я только работу нашел, на хрена мне девок потрошить? Телефончик дать могу, не вопрос… Но… У меня серьезно с ней. Она пока не знает про изъяны в биографии. Потом сам признаюсь… А пока… Спугнешь. Тогда точно сорвусь. Будь человеком.
Меня выручила Жанна, протянув Булгакову завернутый в салфетку сандвич. (Мышьяк не забыла?)
— Еще что-нибудь желаете? Пепси, чай, кофе?
— Нет, благодарю. — Опер положил на кассу мятый полтинник. — Короче, Паша, я деньков через десять снова заскочу. Прикинь насчет приятелей своих. Весенний призыв в разгаре…
Забрав сандвич и сдачу, он отвалил, не став дальше выпытывать номер телефона. Ха-ха-ха, обманули дурака на четыре кулака! Завтра я снова выйду на охоту! У-у-у!!!
— Кто это? — тут же начала допрос любопытная Жанна.
— Так, коллега.
— Тоже администратор?
— Можно сказать и так.
Не успел я прийти в себя от первого визита, как минут через тридцать последовал второй. И не менее солнечный. Это был Тихоня. Как всегда скромный, как всегда спокойный. Не буду останавливаться на описании его внешности, что, вы смотрящих по району не видели? Сама изысканность. Не знаю даже, кому я был больше рад, ему или Булгакову. Начал Тихоня, как предыдущий визитер. Правда, предварительно жестом пригласив меня за кулисы.
— Здравствуй, Паша.
— Привет, Тихоня… Сандвич, шаверма, попкорн? Комплексный обед?
— Не называй меня Тихоней. Я Федор Андреевич Тихонов. Для тебя, во всяком случае… Что, в халдеи записался?
— Администратором.
— Да как ни назови, всё одно — обслуга… Ты ведь не шестерка по жизни, Паш. Платят-то хоть достойно?
Я назвал сумму с учетом налога на добавленную стоимость. Чего вилять, Тихоня наверняка всё пробил. Это его хлеб. И вода. Всё пробивать.
— Небогато… — вздохнул Тихоня. — Жадный твой гурген.
— Это реальные расценки. Если задрать планку, рынок рухнет. — Я попытался отшутиться, ибо по лицу Тихони понял, что настроение у него не карамельное, и пришел он вовсе не за попкорном.
— Ты про должок не забыл? — не улыбнулся шутке Федор Андреевич. — Или, думаешь, я тебе общественные деньги подарил? Теперь посчитай, когда ты со своим жалованием их отдашь. Минимум через год. А мы вроде побыстрее договаривались…
Что любопытно, о сроках мы вообще не договаривались. «Бери, Паша. Как сможешь, так отдашь». Тихони слова. Отвечать должен. Об этом я ему толсто и намекнул.
— Я от своих слов не отказываюсь, — подтвердил смотрящий. — Только мы не о шестерках базарили, а о нормальных людях. Усекаешь? Нормальным людям здесь делать нечего… А опер-сука чего приползал?
Силён! Уже знает! Ему бы корреспондентом CNN работать. Или «Вестей» на крайняк. Неужели Жанка цинканула? Не исключено, что подслушала нашу с Булгаковым болтовню. Поэтому лукавить смысла нет.
— Про тебя спрашивал. Предлагал сдать в обмен на армию.
— Правильно… Молодец, не обманул. Не совсем, значит, чужой. В общем, Паша, хочешь шестеркой оставаться — гони долг. Или нормальным делом займись. Не для того тебе на зоне помогали, чтоб ты тут двери чертям и петухам открывал.
Про нормальное дело я не уточнял.
Понятно, какое дело. Станок, поле, кульман!
И ведь возразить нечего. Должок на язык давит.
— Когда надо отдать?
— Десять дней. Потом побегут проценты. Сказать, какие?
Они, наверное, с Булгаковым сговорились. В паре работают.
— Догадываюсь. Я отдам.
— Ну, гляди…
Придется искать деньги. Против Тихони мои боксерские навыки бессмысленны и бесполезны. Сам он меня на ринг не вызовет. Есть у него теневые «торпеды», которые умеют все. Так зарежут, что и не почувствуешь. Или пристрелят, будь ты хоть Костя Цзю или трижды Валуев.
«Сегодня мы провожаем в последний путь Пашу Угрюмова — замечательного человека без трудовой книжки…»
— Еще один косяк на тебе, кстати.
Неужели про катушечника уже знает? Оперативная память — миллион гигабайт.
— Какой еще косяк?
— Костика зачем обидел? С восьмого дома? Он тебе ничего плохого, а ты ребро ему сломал.
Так… Ксюхин сосед, выходит, под Тихоней, пардон, Федором Андреевичем Тихоновым, ходит. Не Ксюха же смотрящему про мое дознание рассказала… Как бы этот крысеныш ей про меня не брякнул по злому умыслу.
— Крысить не фиг.
— Он не крысил. Он, в отличие от тебя, правильным делом занимается.
Я не стал спорить. Тихоне ничего не докажешь. Он двинулся на своих понятиях, как Ксюха на китайской поэзии, как правительство на национальных проектах.
На самом деле понятия Тихоню не сильно колышут. Просто если их не будет, он перестанет быть Тихоней. Вот и выдумывает всякую пургу про нормальных и не нормальных людей. Можно подумать, сам он все эти понятия блюдет.
— Мне что, перед ним извиниться?
— Извиняться не надо, он не той масти. Просто не мешай.
— Передай, что, где живут, не гадят. Пусть завязывает.
Тихоня ничего не ответил. Поднял брошенный китайцами на землю молоток и переложил на деревянный настил. Сразу видно: заботливый и порядок любит. Как там Веселова говорила? Достоинства человека — это хорошо замаскированные недостатки.
— Десять дней, Паша… Десять дней!
Думаю, что даже если я уйду от Керима, срок не увеличится. Это плата за отступления от правил. Стало быть, надо искать деньги. Единственный реальный кредитор — Керим, но он скажет, что налички в обороте нет, все ушло на стройку летней площадки. У матери тоже ничего. Хоть иди и грабь. Да, это вам не Канада.
Сам виноват, нечего было деньги брать. Но кто в моем положении не взял бы? Человек слаб. Очень слаб.
И что делать? Есть вариант! Надо сдать Булгакову Тихоню и убить этим двух зайчиков. Пускай между собой разбираются.
Жаль, не получится. Про Тихоню ничего конкретного не знаю, кроме того, что он Тихонов Федор Андреевич. А ментам нужна конкретика.
Или уснуть. А проснуться, когда кончится сентябрь, и все само собой рассосется. Или спровоцировать войну с Канадой, а начнется война, Тихоне и Булгакову будет не до меня. Они по призыву на фронт уйдут.
Подобные, несомненно, конструктивные идеи я прокручивал в голове до трех дня. А в три позвонила Веселова. Я не хотел отвечать, увидев ее номер. Опять куда-нибудь впутает. Но она не сдавалась. Пришлось снимать.
— Привет, Ксюх. Что-то случилось?
— Нет, Пашенька! Наоборот! Представляешь, позвонил тот клиент и попросил прощения!
— Да ладно… А зачем?
— Наверное, увидел тебя и испугался!
Отличный комплимент! Спасибо.
— Значит, за мной все-таки следили, представляешь! Спасибо, что проводил!
Может, у нее денег стрельнуть? Вдруг, занык есть на черное завтра? По уху-то не ударит. Тем более я ей когда-то место уступил.
— Да не за что… Слушай, Ксюх, у меня тут проблемы… Я деньги казенные проворонил. В смысле: потерял в метро. Не верну, возбудят дело по халатности и уволят.
— Ой, беда-то какая… Сколько, Пашенька?
Я назвал сумму.
— Ой, у меня столько нет… Но я могу спросить. Когда нужно отдать?
— Через десять дней.
— Я попробую у Сергея Геннадьевича в колледже занять. Он меня уже как-то выручал. Правда, не такой суммой, но я попытаюсь.
— Я рассчитаюсь до декабря. Зуб даю. То есть честное слово.
— Я обязательно поговорю и завтра перезвоню. Не расстраивайся. Я тоже как-то казенные деньги потеряла, чуть с ума не сошла.
Это не удивительно, что потеряла.
— Спасибо, Ксюх.
— Ой, да не за что!
Голосок у нее бодрый. Может, и правда найдет?
Керим, как я и предполагал, с кредитом не помог, хотя морально поддержал. А это гораздо важнее денег. Что деньги — бумага! А доброе слово помогает смотреть на мир с улыбкой. Вот и певица Макsим про это поет…
Сволочи, весь день испортили. И даже ноги Жанны не помогают. Не пойти ли вечером к Гере, на его ноги посмотреть. Он, наверное, обижается, что вчера обещал прийти, а не пришел. Нет, как-то не тянет…
