— Я слышал, у вас возникли определенные трудности с делом Невзорова? — осведомился Попов, приглашая Турецкого за небольшой журнальный столик в углу кабинета, на котором стоял пузатый с синими гжельскими петухами чайник, печенье и нарезанный лимон.
— Почему вы скрыли информацию о Храпунове? — резко спросил Турецкий.
— У меня не было оснований связывать ее с нашим общим расследованием, а значит, не было повода информировать вас о результатах расследования, проводимого моим ведомством.
«Беседа обещает быть неофициальной», — подумал Турецкий. Он уселся в кресло и сразу почувствовал себя неловко. Кресло было слишком низкое (очевидно, подбиралось по габаритам Попова), пришлось сидеть, прижав колени к подбородку, так как под столик ноги не помещались, а вытягивать их на середину комнаты тоже было неудобно. Ко всему прочему, Турецкий ненавидел чай.
Поскольку вопрос был явно риторический, Попов и не ждал ответа, он наполнил чашки и, подвинув гостю тарелочку с печеньем, продолжил:
— Могу вас обрадовать: мы сделали вашу работу за вас.
Турецкий попытался скрыть изумление, но у него вряд ли хорошо получилось.
— Вам известно имя заказчика?!
— Нам известно имя убийцы. Более того, он арестован и полностью признал свою вину.
— Я должен его допросить.
— В этом нет необходимости, вы сможете ознакомиться со всеми материалами, в том числе и с протоколом его допроса, где он подробно излагает все обстоятельства преступления. Кстати, вы даже не поинтересовались, кто он.
Турецкий углубился в чашку, делая вид, что всецело поглощен чаепитием. Все это было слишком неожиданно и слишком неправдоподобно. Что же он такое просмотрел, о чем не догадался, почему его обошли, как сопливого практиканта?
Выдержав эффектную паузу, Попов, насмешливо глядя на Турецкого из-под приспущенных век, произнес:
— Наш с вами убийца, Александр Борисович, как это ни прискорбно, работник органов, можно сказать, коллега… капитан милиции Храпунов.
Турецкий со стуком поставил чашку на стол.
— Капитан Храпунов мертв, и тому есть документальные подтверждения, — осторожно, но веско заявил «важняк», понимая легковесность этих слов: у него есть лишь сведения от Меркулова, получившего их от своего источника в этом же ФСБ. Они или блефуют, не имея на руках вообще ничего, или пытаются запутать следствие, вытащив на свет какой-нибудь хитрый факт.
— Представьте себе, жив и здравствует. Хотя, надо признаться, я восхищен вашей осведомленностью: его якобы гибель не афишировалась и даже не проходила в сводках.
Турецкий невесело усмехнулся. Неужели они устроили эту инсценировку только, чтобы сбить его со следа и остановить на полпути? Если бы Попов не убедил их с Грязновым, что Храпунов мертв, они взяли бы его сами и не пришлось бы сидеть здесь в роли нерадивого школьника. Он же сам видел заключение экспертизы.
Попов поднялся и вынул из сейфа папку, которую с легким поклоном протянул Турецкому:
— Читайте, если будут вопросы — обсудим.
Турецкий в первую очередь отыскал в деле собственноручные показания Храпунова и изучил их самым тщательным образом.
«…В феврале 1999 г. я был внедрен в состав боевой бригады мафиозной группировки «Юго-Запад» с целью получения информации о структуре, руководстве и деятельности этой организации. Понимая рискованность своей миссии, я подготовил себе путь отхода. Если бы мне угрожала опасность, я собирался инсценировать собственную смерть, чтобы избежать мести со стороны группировки. Для этого я изготовил металлический штифт, копию того, что вживлен мне в правую ногу, с такими же номерами.
4 сентября я получил задание убрать адвоката, работающего на конкурирующую группировку. У меня был напарник, некто Самусев Игорь Евгеньевич. Мы проникли в квартиру, из окон которой хорошо простреливались окна квартиры жертвы. Несмотря на то, что напарник снабдил меня фальшивым удостоверением, я предъявил хозяйке квартиры свое настоящее в надежде, что она запомнит мою фамилию и руководство получит дополнительную информацию об этом убийстве. По этой же причине я сделал все возможное, чтобы женщина осталась жива.
Мишень ночью так и не появилась, но вызванный наряд милиции заставил нас прекратить наблюдение. Выйдя из подъезда, мы увидели жертву и начали преследование. На Лубянской площади я застрелил этого человека.
После этого мы отправились за пределы города якобы для уничтожения машины, оружия и формы. Но в лесополосе напарник сказал мне, что они знают о том, что я «крот», и что я только что убил сотрудника аппарата Президента.
После этого он достал пистолет, чтобы привести в исполнение смертный приговор, вынесенный мне мафией. Мне удалось выбить пистолет, и в ходе рукопашной борьбы я сломал ему шейные позвонки. Через некоторое время я вернулся на место и сжег труп, чтобы уничтожить всякие признаки для опознания. Там же я положил подготовленный штифт, надеясь, что по нему труп опознают как мой и об этом станет известно группировке. Кроме того, я разбросал вокруг сожженного трупа другие предметы, указывающие на то, что тело принадлежит мне, а именно: собственные золотые коронки и обручальное кольцо с надписью на внутренней стороне «Храни!».
Я намеревался отсидеться в безопасном месте и через несколько недель обратиться к своему руководству, понимая, что меня ожидает суровое наказание за содеянное…»
Дальше в деле имелся протокол о проведении следственного эксперимента — Храпунов показал место убийства, и протоколы его допросов, в которых повторялось и пережевывалось уже сказанное в заявлении.
— И все-таки я хотел бы сам его допросить, — сказал Турецкий, закрывая папку.
— Предваряя ваш вопрос о заказчиках: заказчик тоже мертв.
— Давно? — съязвил Турецкий.
— Пережил жертву примерно на сутки, — проигнорировал сарказм Попов. — Вы, наверное, слышали о гибели в автомобильной катастрофе заместителя начальника службы безопасности Президента Свиридова? Но, возможно, вам не известны все подробности. Дело в том, что он оказывал покровительство Юго-Западной группировке, более того: пользуясь своими связями и возможностями, организовал несколько политических убийств. Невзоров случайно или не случайно стал обладателем смертельно опасной информации и, не имея возможности обратиться к Президенту лично, решил поставить в известность свое бывшее начальство, то есть нас. Но не дошел. Информацию мы получили из других рук, и при попытке задержания Свиридов погиб. К сожалению, в этой операции мы потеряли и одного нашего сотрудника, который играл роль водителя встречного грузовика.
О гибели Свиридова Турецкий действительно помнил, но Грязнов был уверен, что это тривиальный несчастный случай, а Славу не так легко провести. Либо они действительно очень квалифицированно заметали следы, либо им просто повезло с этой аварией, и они теперь будут вешать на мертвого Свиридова всех собак.
— И все-таки я бы хотел допросить Храпунова, — настойчиво повторил Турецкий.
— Можете попробовать, но, к сожалению, в данный момент он не может говорить.
Турецкий уже устал изумляться:
— Почему?
— В той памятной драке, когда он убивал своего напарника, Храпунову сломали челюсть, вчера у него началось осложнение и врачи были вынуждены его оперировать. Сейчас он в медсанчасти СИЗО. — Попов прищурился: — Да вы ешьте печенье, Александр Борисович!
Тем не менее Турецкий все-таки отправился в медсанчасть СИЗО. Вдруг этот Храпунов сейчас возьмет и скажет: «Меня подставили, заставили признаться в том, чего я не совершал, меня шантажировали и применяли недозволенные методы допроса». На самом деле ни на что такое Турецкий не надеялся и все же пошел. Чтобы убить в себе всякие сомнения, даже еще не родившиеся. Убить в зародыше!
Его наградили белым халатом и провели в палату к Храпунову, строго предупредив, ЧТО пациент еще очень слаб и его нельзя утомлять.
Больной лежал в полумраке, смотрел в потолок и нервно теребил пальцами простыню. Он действительно был широк в плечах, а голова, укутанная бинтами, казалась огромной и абсолютно шарообразной. Турецкий представился и уселся так, чтобы хорошо видеть глаза Храпунова.
— Если вы хотите сказать да — мигните один раз, если нет — мигните дважды. Понятно?
Храпунов мигнул один раз.
— Вы писали свое признание под диктовку?
Храпунов мигнул.
— Вы действительно убили Невзорова?
Храпунов мигнул снова.
— В ходе следствия на вас оказывали давление?
Храпунов натужно мигнул дважды.
Арестованный смотрел на Турецкого глазами, в которых читалась только боль. Но была она вызвана раной, раскаянием в содеянном или пониманием того, что его жизнь кончена, «важняк» не знал. Он решил использовать последний козырь. Фээсбэшники могли написать все за него, сфальсифицировать вопросы и следственный эксперимент, но могли же они, черт возьми, упустить какую-то мелочь, о которой мог знать только настоящий убийца.
