Грязнов отложил заявление и продолжил:
— Беседовал с ним хоть и молодой, но весьма неглупый парнишка. Мог бы спустить на тормозах, но не стал. Сходил на место, посмотрел, расспросил соседей. В результате дело перекочевало ко мне, и не напрасно. Предлагаю уважаемой аудитории прослушать пленку, на которой запечатлен допрос свидетельницы, кстати, той самой вдовы, из-за которой весь сыр-бор и в квартире которой в тот памятный вечер обосновались злодеи. Кстати, великолепный экземпляр эта вдовушка — блондиночка, нестарая, ножки метра полтора…
Не почувствовав заинтересованности коллег живописанием женских прелестей, Грязнов оборвал себя на полуслове и включил магнитофон.
«Грязнов. Расскажите о насильственных действиях, совершенных в отношении вас.
Нежданова. Вечером четвертого пришли двое, сказали, что они из милиции, когда я открыла, меня оглушили и связали. Примерно через час к нам присоединился Кобазев. Они провели в квартире всю ночь. Утром их спугнул наряд. Это все.
Грязнов. А чем они занимались в вашей квартире?
Нежданова. Смотрели в окно, курили. С непристойными предложениями не лезли, вели себя культурно, насколько это возможно в такой ситуации.
Грязнов. Что, так вот просто смотрели в окно и все?
Нежданова. И все… Правда, через оптический прицел. Насколько я понимаю, снайперской винтовки Драгунова с глушителем.
Грязнов. Вы, кажется, неплохо в этом разбираетесь.
Нежданова. Мой муж был кадровым военным и иногда позволял мне пострелять из настоящего оружия. Когда-то мне это нравилось.
Грязнов. Они что-нибудь говорили?
Нежданова. Не помню дословно, но, кажется, тот, кого они ждали, задерживался.
Грязнов. Как они выглядели?
Нежданова. Один плотный, даже толстый — это капитан и длинный жилистый — старший лейтенант. Они были в масках, так что лиц я не видела, по голосу тоже опознать не смогу: говорили они шепотом.
Грязнов. Может быть, они как-то друг друга называли?
Нежданова. Нет, но капитан показывал мне свое удостоверение. Фамилия его Храпунов. Думаю, это была не подделка, только вот насколько его физиономия соответствует фотографии, не знаю. Я по глупости на фотографию и не взглянула. Хотя, поскольку я не видела лица, опознание все равно невозможно.
Грязнов. Пытались они совершить какое-либо насилие в отношении вас?
Нежданова. Скорее всего, они и не собирались меня убивать, ведь они могли сделать это сразу, как только пришли. Кроме того, их спугнули, и они едва успели разобрать винтовку, возможно, им было не до свидетелей, которые все равно ничего о них рассказать не смогут.
Грязнов. А как они могли выйти на вашу квартиру?
Нежданова. Если вы думаете, что они меня «водили» неделями, ошибаетесь, я бы заметила. Скорее всего, навели справки в ЖЭКе. У меня даже была мысль, что они и в самом деле из милиции. Понимаете, выправка чувствуется, но они не военные. Такая легкая расхлябанность, свойственная даже омоновцам, не говоря уже о простых милиционерах. Не удаль, не ухарство, а именно расхлябанность».
Грязнов выключил магнитофон.
— Кроме знания оружия вдова проявила сознательность и во всем остальном. Избавившись от злодеев, она не бросилась драить спальню, а сохранила все в первозданном виде, и мои ребята еще до криминалистов обнюхали там каждый миллиметр. Отпечатков пальцев, конечно, нет, но есть пепел, правда без окурков, есть следы смазки на подоконнике, есть ворсинки из кителя на двери и, наконец, есть засохший, но вполне пригодный для сравнительного анализа ДНК плевок на полу в сортире.
— Я восхищен твоими успехами, но, может, объяснишь наконец, к чему ты нам это все рассказывал? — Турецкий был зол на Грязнова, хотя словами, пожалуй, не смог бы выразить за что. Он потирал ладонью колкую щетину, которую не успел сбрить. А Славка, сукин сын, как огурчик. Как будто и не было ничего вчера.
— Саша, у тебя умственная недостаточность, — подтвердил мысль Турецкого Грязнов. — Так вот, для ни разу не грамотных объясняю. Эти двое злоумышленников и есть твои пресловутые загадочные менты с Лубянки, которых видели рядом с трупом Невзорова. А из окон квартиры вдовы в аккурат простреливаются окошки — кого бы ты думал? — Невзорова же.
Грязнов умолк и чуть-чуть склонил голову в ожидании заслуженных бурных аплодисментов.
— Славка, ты гений, признаю, — вынужден был согласиться Турецкий, удивляясь, когда он все успел провернуть и почему вчера ни словом не заикнулся об этом. Или заикался, только он, Турецкий, уже не соображал ни черта? — Но как мы, по-твоему, их вычислим? Что нам дали твои изыскания?
— Дело в том, что капитан Храпунов, как это ни парадоксально, действительно существует и, как ни странно, он невысокого роста, пухленький такой мужичок. По словам доверенных соседей, в данный момент он в отъезде, но не далее как завтра вернется в родное гнездо, за которым я не преминул установить наблюдение. И мы имеем реальную возможность слепить его тепленьким. Если в сортире наплевал он, вообще можно готовить дырочки для медалей, а если нет, прижмем его как следует. Главное — начало положено.
— Так поехали брать, — встрепенулся Турецкий.
— Я думаю, торопиться не стоит, — вставил Меркулов.
— Это почему же еще?!
— Капитан наш домой не вернется, и прождем мы его до белых мух.
— Издеваешься? — взвился Турецкий, как ребенок, у которого отбирают единственную конфету.
— Капитан Храпунов мертв, — пояснил Меркулов, спокойно так, без нажима, но достаточно мрачно.
— Что? — не совсем понял Турецкий.
— Убит второго сентября, его расчлененный и сожженный труп обнаружен в лесополосе в районе Чапаевки.
— И давно ты об этом знал? — с обидой спросил Турецкий.
— Вообще не знал, мне это сообщил свой человек из ФСБ.
— И нет никакой ошибки, не могли его убить позже, избавиться от исполнителя?
— Исключено, заключение судмедэкспертизы однозначно утверждает, что в день убийства Невзорова он уже был мертв.
— Приплыли, — сник Турецкий.
— А как все хорошо начиналось, — добавил Грязнов.
Турецкий вернулся к себе хмурый и всклокоченный. Срок, отведенный генеральным на раскрытие дела, истекал, а они, по сути, так и не продвинулись ни на шаг. Можно, конечно, заявить, что ему необходима аудиенция у Президента, только если это убийство уходит корнями в подвалы Лубянки, то и Президент не поможет.
Зазвонил телефон. Турецкий абстрагировался и тупо смотрел в окно, ожидая, пока звонки прекратятся. Это наверняка Меркулов, а сказать ему нечего. Турецкий мучился в поисках гениальной идеи и не находил ее. Попробовал вчера вечером заснуть, начитавшись материалов дела, в безумной надежде, что решение придет во сне. Но не было ни сна, ни решения, провалялся до рассвета, забываясь на несколько минут, но ничего, кроме кошмаров, в голову не приходило. Пробовал отвлечься и подумать о чем-то противоположном, говорят, это тоже иногда помогает, но даже в мысли о Качаловой нагло влезал тайно-секретный интеллектуал Невзоров.
Телефон выдохся на десятом или одиннадцатом звонке, но не прошло и минуты, как зазвонил снова.
«А вдруг у Кости родилась идея?» — подумал Турецкий и поднял трубку.
— Александр Борисович? — это был не Костя, голос был женский, явно какой-то секретарши. — Одну секундочку, — пропищала она.
— Угу, — буркнул Турецкий, — Борисович.
— Попов. Заместитель начальника Следственного управления Федеральной службы безопасности, — отрекомендовался собеседник, словно они были незнакомы. — Нам необходимо срочно обсудить некоторые вопросы в связи с невзоровским делом. Вы не могли бы подъехать ко мне сегодня в одиннадцать?
— Одну минуточку… — Он как бы листал ежедневник, сверяясь со своим расписанием на сегодня. («Неужели они решили расколоться? — промелькнуло в голове. — Неужели всемогущий Меркулов смог найти у них тайный рычаг, на который можно нажать? Или они опять пошлют меня подальше, только теперь открытым текстом?»). — Я смогу подъехать только в одиннадцать тридцать.
— Хорошо, меня это устраивает. — Фээсбэшник дал отбой.
Конечно, ничего важного у Турецкого на одиннадцать запланировано не было, у него вообще сегодня ничего не намечалось. Он банально набивал себе цену. Сейчас только девять двадцать, значит, еще два часа придется ходить из угла в угол и плевать в потолок. Хорошая фамилия для гэбэшника — Попов, что и говорить. Кажется, у них там и Иванов какой-то есть…
— Я слышал, у вас возникли определенные трудности с делом Невзорова? — осведомился Попов, приглашая Турецкого за небольшой журнальный столик в углу кабинета, на котором стоял пузатый с синими гжельскими петухами чайник, печенье и нарезанный лимон.
— Почему вы скрыли информацию о Храпунове? — резко спросил Турецкий.
