— Слухи о связях политики с прокуратурой столь же преувеличены, что и сплетни о дополнительных источниках доходов варшавских полицейских, — отрезал Шацкий. Он не любил, когда над ним смеялись из-за этого костюма. Какая бы ни была погода, на нем всегда были костюм, сорочка и галстук, потому что он был прокурором, а не подвозил продукты в овощной магазин.
— Что тут у нас? — спросил он, вытаскивая сигарету. Первую из трех, которые разрешал себе ежедневно.
— Труп один, подозреваемых четверо.
— Боже, снова какая-то алкогольная поножовщина. Не думал я, что в этом городе даже в церкви можно найти малину. К тому же, в воскресенье покромсали типа, уважения ни на грош. — Шацкий был по-настоящему оскорблен, а еще он был разъярен тем, что и его семья тоже пала жертвой убийства.
— Тео, ты не совсем прав, — буркнул Кузнецов, поворачиваясь во все стороны, чтобы найти такую позицию, где ветер не мог бы сдуть пламя зажигалки. — В этом здании, помимо костела, имеется куча различных фирм. Помещения сданы в поднаем школе, центру здоровья, различным католическим организациям, есть нечто вроде дома для говений. Различные группы приезжают сюда на уикенд молиться, слушать проповеди и так далее. Как раз сейчас комнаты снял на три дня психотерапевт с четырьмя пациентами. Они работали в пятницу, работали в субботу, после ужина расстались. Сегодня утром на завтрак пришел врач и три пациента. Четвертого нашли чуточку позже. Увидишь, в каком состоянии. Все те помещения находятся в отдельном крыле, туда нельзя попасть, не проходя мимо швейцарской. На окнах решетки. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Никто — до сих пор — пока что не признался. Один труп, четверо подозреваемых — трезвых и нормальных членов общества. И что ты на это?
Шацкий погасил сигарету и отошел на несколько метров, чтобы бросить окурок в мусорную корзину. Кузнецов свой бычок щелчком послал на улицу, прямо под колеса автобуса 171-го маршрута.
— Не верю я, Олег, в подобные истории. Сейчас окажется, что швейцар полночи проспал, тут какой-то жулик заскочил, чтобы свистнуть что-нибудь на бутылку вина, по дороге наткнулся на бедного неврозника, перепугался сильнее, чем тот и воткнул ему заточку. Похвалится кому-нибудь из ваших доносчиков, дело и закроют.
Кузнецов пожал плечами.
Шацкий верил в то, что сказал Олегу, но чувствовал нарастающее любопытство, когда они вошли в дверь и по узкому коридорчику направились в небольшой зал, где лежал покойник. Он сделал глубокий вздох, чтобы проконтролировать возбуждение и страх перед контактом с трупом. Когда он увидел тело, на его лице уже было написано профессиональное безразличие. Теодор Шацкий спрятался за маской чиновника, стоящего на страже правопорядка в Республике Польша.
Мужчина в пепельного цвета костюме, лет около пятидесяти, несколько костлявый, уже прилично седеющий, но без лысины, лежал навзничь на покрытом зеленым линолеумом полу, совершенно не соответствующем низкому крестовому своду.
Рядом с ним стоял серый, старомодный чемодан, запираемый не на молнию, но на два металлических замка, дополнительно запираемый короткими ремешками с пряжками.
Крови было немного, да почти что и не было, только Шацкий, благодаря этому, вовсе не почувствовал себя лучше. Ему потребовалось много сил, чтобы уверенным шагом подойти к жертве и присесть на корточках у ее головы. Желчь подступила к горлу. Теодор проглотил слюну.
— Отпечатки? — безразличным тоном спросил он…
— На орудии преступления никаких, пан прокурор, — ответил начальник техников, присаживаясь с другой стороны тела.
— Мы собрали в других местах, точно так же, как и микроследы. Запаховые пробы взять?
Шацкий отрицательно покачал головой. Если покойный последние пару дней пребывал с лицами, одно из которых его и убило, то запах не поможет. Сколько раз подобную улику не признавали в суде, что просто жалко было беспокоить техников.
— А что это вообще такое? — обратился он к Кузнецову, указывая на законченный пластиковой ручкой штырь, выступающий из правого глаза жертвы. Ему сделалось легче, потому что по причине вопроса можно было отвести взгляд в сторону полицейского, вместо того, чтобы пялиться на серо-бордовую массу, которая когда-то должна была быть глазом мужчины, а теперь застыла на щеке в форме, упрямо наводящую Шацкого на мысль о болиде Формулы 1.
— Вертел, — ответил Олег. — Или нечто подобное. В столовой имеется целый комплект в том же самом стиле: ножи, тесак, вилки-ложки…
Шацкий понимающе кивнул. Орудие преступление взято отсюда. Тогда, какой остается шанс, что убийца пришел с улицы? Практически, никакого; теоретически же суд может признать, что здесь прохаживалась толпа, как на Маршалковской,[15] которую никто не заметил. А всяческие сомнения… и так далее.
Он размышлял, как разыграть все со свидетелями, а вообще-то — подозреваемыми, когда в зал заглянул полицейский.
— Пан комиссар, там жена покойного приехала. Повстречаетесь с ней?
Прокурор вышел с Олегом во двор здания.
— Как там его звали? — шепнул Шацкий Кузнецову.
— Хенрик Теляк. Жену зовут Ядвигой.
У патрульного автомобиля стояла женщина из разряда тех, о которых мужчины говорят: а ничего. Довольно высокая, худощавая, в очках, со слегка седеющими темными волосами, с решительным выражением на лице. На ней было светло-зеленое легкое платье и сандалии. Когда-то она должна была быть красоткой, сегодня же гордо несла уходящую внешность.
Кузнецов подошел к ней, отдал уважительный поклон.
— Добрый день, меня зовут Олег Кузнецов, я комиссар полиции. Это вот прокурор Теодор Шацкий, который будет вести следствие. Прошу принять глубочайшие выражения соболезнования. Обещаем сделать все, что в наших силах, чтобы найти и наказать убийцу вашего мужа.
Женщина кивнула. Выглядела она какой-то отсутствующей, похоже, уже приняла что-то успокоительное. А может она еще не вполне осознавала того, что случилось. Шацкий знал, что первой реакций на смерть близкого человека всегда бывает неверие. Боль приходит потом.
— Как это случилось? — спросила супруга покойного.
— Нападение с целью ограбления. — Шацкий умел лгать так гладко и с такой уверенностью, что ему не раз советовали заняться адвокатурой. — Пока что все указывает на то, что ночью взломщик случайно столкнулся с вашим мужем, вполне возможно, что пан Хенрик даже пытался его задержать. Вор его убил.
— Как? — спросила та.
Мужчины обменялись взглядами.
— Вашего мужа ударили в голову острым предметом. — Шацкий терпеть не мог криминалистического новояза, но он лучше всего подходил для того, чтобы ободрать смерть от всяческой драматургии. Это звучало мягче, чем: кто-то вонзил ему вертел в мозг через глазное отверстие». — Скончался он мгновенно. Врач утверждает, что смерть наступила настолько быстро, что он даже не успел почувствовать боли.
— По крайней мере, хоть это, — сказала жена Теляка, помолчав, после чего впервые подняла голову. — Могу ли я его увидеть? — спросила она, глядя на Шацкого, у которого перед глазами тут же встало серое пятно в форме гоночного автомобиля.
— Такой потребности нет.
— Мне бы хотелось попрощаться с ним.
— Пока что продолжается сбор следов, — вмешался Кузнецов. — Обстановка не слишком интимная, опять же, прошу мне поверить, вид весьма неприятный.
— Как хотите, господа, — разочарованно согласилась та, а Шацкий еле сдержал облегченный вздох. — Я могу идти?
— Да, конечно же. Только оставьте координаты. Мне еще нужно будет с вами переговорить.
Женщина продиктовала Кузнецову адрес и телефон.
— А как с телом? — спросила она.
— Ничего не поделаешь, придется провести вскрытие. Но, самое позднее, в пятницу похоронное бюро сможет его забрать.
— Это хорошо. Быть может, удастся устроить похороны на субботу. Человека необходимо похоронить до воскресенья, иначе в тот же год умрет кто-то из близких.
— Ну, это всего лишь суеверие, — ответил на это Шацкий. Он вынул из кармана две визитки и вручил вдове. — На одной мои телефоны, а на другой — центра, занимающегося помощью семьям жертв преступлений. Рекомендую вам позвонить туда. Может помочь.
— Они занимаются воскрешением мужей?
Шацкому не хотелось, чтобы беседа пошла в подобном направлении. Сюрреалистические замечания, как правило, служили предвестниками истерии.
— Скорее уж, воскрешением живых. Возвращением к жизни, к которой те частенько не желают возвращаться. Понятное дело, пани сделаете то, считаете нужным. Лично я утверждаю лишь то, что это люди, которые способны помочь.
Та согласно покачала головой и спрятала обе визитки в сумочку. Полицейский и прокурор попрощались с ней, после чего вернулись в здание.
