— Не понимаю, — сказал он.
— Его убили в Корее.
На щите за рекой вспыхнула надпись: «СПРАЙ ЖАРИТ».
За столиком наступила тишина. Клер разглядывала скатерть. Клинг нервно скрестил руки на груди.
— Поэтому не спрашивай, зачем я хожу в «Темп» и дурачусь с юнцами вроде Хада и Томми. Я все время ищу его, Берт, можешь ты это понять? Ищу его лицо, его молодость, его…
Клинг безжалостно оборвал ее:
— Ты его не найдешь.
— Я…
— Не найдешь. И глупо пытаться. Он умер и похоронен в земле. Он…
— Не желаю тебя слушать! — отрезала Клер. — Пожалуйста, отвези меня домой.
— Нет, — возразил он. — Он похоронен мертвым, а ты себя хоронишь заживо, делаешь из себя мученицу, надев в двадцать лет вдовий траур! Что с тобой творится? Ты знаешь, что люди умирают каждый день? Знаешь?
— Заткнись! — крикнула Клер.
— Ты знаешь, что убиваешь себя? Из-за детской любви, из-за…
— Заткнись! — повторила она, и на этот раз ее голос повысился до грани истерики, заставив некоторых посетителей повернуть головы.
— Хорошо! — резко сказал Клинг. — Хорошо, похорони себя! Похорони свою красоту и попытайся скрыть, что ты жива! Носи каждый день траур! Но я думаю, это ложь! Подделка на сорок каратов! — Он помолчал и гневно выпалил: — Уйдем отсюда к чертовой матери — сидим, словно золотые рыбки в аквариуме.
Берт начал подниматься, одновременно подавая знаки официанту. Клер неподвижно сидела напротив. А затем абсолютно внезапно заплакала. Сначала слезы текли медленно, пробиваясь через сжатые ресницы, беззвучно стекая по щекам. Затем ее плечи начали трястись, и она сидела, крепко сжав руки на коленях, тихо всхлипывая, а слезы струились по ее лицу. Клинг никогда раньше не видел такого искреннего страдания. Не желая за этим наблюдать, он отвернулся.
— Готовы сделать заказ, сэр? — спросил официант, бочком подойдя к столику.
— Повторите то же самое, — сказал Берт. Официант начал отходить, но он поймал его за локоть. — Нет. Замените виски с лимонным соком на двойную порцию «Канадиан клаб».
— Да, сэр, — кивнул официант, делая запись в блокноте.
— Я больше не хочу пить, — пробормотала Клер.
— Еще один выпьешь.
— Не хочу ни одного.
У нее снова обильно потекли слезы, и на этот раз Клинг стал за ней наблюдать. Некоторое время она монотонно всхлипывала, а затем слезы остановились так же неожиданно, как начались, оставив ее лицо таким свежим, какими бывают городские улицы после внезапной летней грозы.
— Извини, — сказала она.
— Не нужно извиняться.
— Мне давно нужно было выплакаться.
— Это точно.
Официант принес напитки. Клинг поднял бокал.
— За новое начало, — сказал он.
Клер внимательно на него посмотрела. Прошло довольно много времени, прежде чем она потянулась к своему бокалу, взяла его, подняла и чокнулась с Клингом.
— За новое начало, — повторила она и быстро выпила. — Как крепко, — объявила она.
— Тебе станет лучше.
— Наверное. Прости, Берт. Я не должна была обременять тебя моими горестями.
— А сможешь сразу вспомнить кого-то, кто бы принял их так охотно?
— Нет, — мгновенно ответила она и устало улыбнулась.
— Так-то лучше.
Она смотрела на него, будто видела в первый раз. Слезы придали блеск ее глазам.
— Мне может потребоваться время, Берт, — произнесла она. Ее голос доносился издалека.
— В моем распоряжении все время в мире, — сказал он. И затем, почти испугавшись, что она станет смеяться над ним, добавил: — Я занимаюсь только тем, что убиваю время, Клер, и жду тебя.
Судя по ее виду, она снова была готова расплакаться. Он потянулся через столик и накрыл ее руку своей.
— Ты… ты очень хороший, Берт, — проговорила она, и тон ее голоса повысился, предвещая близкие слезы. — Ты хороший, добрый, мягкий. И довольно красив, известно тебе это? Я считаю, что ты очень красив.
— Видела бы ты меня, когда я причешусь, — улыбнулся он, пожимая ее руку.
— Я не шучу, ты все время думаешь, что я шучу, и совершенно напрасно. Я серьезная девушка.
— Знаю.
— Поэтому…
Вдруг он изменил положение, скорчив гримасу.
— Что-то не так? — беспокойно спросила она.
— Нет. Это все проклятый пистолет. — Он снова подвинулся.
— Пистолет?
— Ну да. Он лежит у меня в заднем кармане. Мы должны носить их с собой. Даже вне службы.
— Не может быть. Пистолет? У тебя в кармане пистолет?
— Разумеется.
Она наклонилась к нему ближе. Ее глаза были ясными, будто никогда не знали слез и уныния. В них заблестел интерес.
— Можно мне посмотреть.
— Конечно. — Он опустил руку, расстегнул пиджак, вытащил из кармана пистолет вместе с кожаной кобурой и положил на стол. — Не трогай, а то он выпалит тебе в лицо.
— Грозно выглядит.
— Это действительно грозная вещь. Я самый меткий стрелок в 87-м участке.
— Ты серьезно?
— Меня там зовут Король Клинг.
Клер внезапно засмеялась.
— Я могу застрелить любого слона с трех футов, — пояснил Клинг.
Клер засмеялась громче. Он смотрел, как она смеется. Казалось, она не подозревала о своем превращении.
— Знаешь, что мне хотелось бы сделать?
— Что?
— Мне хотелось бы взять этот пистолет и расстрелять чертову рекламу «Спрая» за рекой.
— Берт, — сказал Клер. — Берт. — И положила вторую руку поверх его руки, так что на столе образовалась пирамида. Ее лицо стало заметно серьезнее. — Спасибо, Берт. Спасибо тебе огромное.
Клинг не знал, что сказать. Он смутился, чувствовал себя глупо и понимал, что здорово вырос. Его рост достиг футов восьмидесяти.
— Что… что ты делаешь завтра? — спросил он.
— Ничего. А ты что делаешь завтра?
— Я звоню Молли Белл, чтобы объяснить, почему не могу продолжать расследование. Потом еду к тебе, и мы отправляемся на пикник. Если будет солнце.
— Солнце будет светить вовсю, Берт.
— Знаю.
Неожиданно наклонясь вперед, она его поцеловала. Это был быстрый, мимолетный поцелуй. Через мгновение Клер снова сидела прямо и выглядела очень неуверенно, как испуганная маленькая девочка на первом в ее жизни званом вечере.
— Ты должен быть терпелив, — сказала она.
— Хорошо, — пообещал он.
Внезапно появился официант. Он улыбался. Сдержанно покашливал. Клинг в изумлении уставился на него.
— Я подумал, — мягко произнес официант, — может быть, поставить на столик маленькую свечку, сэр? При свече дама будет выглядеть еще очаровательнее.
— Дама и так выглядит очаровательно, — возразил Клинг.
Официант казался огорченным.
— Но… — начал он.
— Но свечу, конечно, принесите, — сказал Клинг. — Обязательно принесите.
Официант радостно улыбнулся:
— О да, сэр. Да, сэр. И затем мы сделаем заказ, верно? Как только вы приготовитесь, у меня будет несколько предложений. — Он помедлил, святясь улыбкой. — Прекрасный вечер, сэр, не правда ли?
— Замечательный вечер, — ответила Клер.
Иногда они раскалываются, как арахисовые орешки.
Вы бьетесь с делом, которое кажется вам твердым грецким орехом, стремясь добраться до сердцевины, колотите по его скорлупе — и вдруг оказывается, что дело-то не тверже арахисового орешка и имеет хрупкую, чуть толще бумаги кожуру, которая лопается, как только вы на нее надавите.
Именно такое открытие сделали Уиллис с Хевилландом.
В воскресенье, 24 сентября, бар «Три туза» открылся поздно, после полудня. К стойке уже подтянулись несколько любителей выпить, но столики в зале пустовали, бильярдный стол и аппарат для игры в пинбол тоже никто не занял. На зеркале этого захудалого заведения были нарисованы три игральные карты: туз треф, туз червей и туз пик. Четвертого туза обнаружить не удалось. Глядя на бармена, можно было заподозрить, что четвертый туз находится у него в рукаве вместе с пятым.
Уиллис и Хевилланд взгромоздились на сиденья в конце стойки. Бармен задержался на несколько минут рядом с посетителями в другом конце бара, затем прервал разговор, прошел, сутулясь, к Уиллису и Хевилланду и сказал:
— Ага?
Хевилланд бросил на стойку картонку со спичками:
— Ваша?
Бармен изучал ее довольно долго. Название «Три туза» было намалевано на картонке красными буквами размером в полдюйма, а рисунок ничем не отличался от трех тузов на зеркале. Тем не менее с ответом бармен не спешил.
Наконец он сказал:
— Ага.
— Давно у вас появились эти спички? — спросил Уиллис.
— А что?
— Офицеры полиции, — скучным голосом произнес Хевилланд и полез в карман за значком.
— Не надо, — остановил его бармен. — Я чую представителей закона за шестьдесят шагов.
— Поэтому вам и сломали нос? — поинтересовался Хевилланд, сжав кулаки и положив их перед собой на стойку.
