Ознакомительная версия.
Вот и эпизод с Баканиным и Мускаевым полковник Михеев рассматривал в разрезе потенциального разоблачения и покрывался холодным потом. Он был слишком многим обязан облпрокурору Нефедову и Ксении Макаровой, чтобы отказать в их просьбах, но просьбы становились все значительнее, все ближе подталкивали удачливого полковника к смертельной черте, похожей на колючую проволоку с пропущенным по ней искрящимся электричеством. Михееву совсем не нравилось то немаловажное обстоятельство, что Баканин и Мускаев — москвичи, пусть даже тесно связанные с Александрбургом. Михеев умел точно рассчитывать свои силы, и для него было ясно, как солнечный день, то, что он обзавелся влиятельными друзьями лишь в Александрбурге; на Москву же их влияние не распространяется. Поэтому если задачу «обработать Мускаева» он скрепя сердце взялся исполнить немедленно после того, как ее получил, то от просьбы припугнуть московских адвокатов почти целый час отнекивался и отбояривался, юлил и крутил, ссылаясь то на личное нездоровье, то на отсутствие в данный момент в уголовном розыске подходящих людей, которые могли бы исполнить данное поручение.
— Хватит тебе прибедняться, Каша! — Наименование Михеева «Кашей» служило у Алексея Романовича Нефедова проявлением дружеских чувств, хотя Михееву такое сокращение его красивого имени «Аркадий» уж никак не улыбалось. — У тебя же, я помню, есть капитан Савин. И еще этот, как его, Боровик, что ли?
— Боровец, — поправил полковник Михеев сквозь стиснутые зубы.
— Ага, ну я же помню — Боровец! Молодцы ребята! Орлы! Работенка нетрудная, как же им не справиться? Отлично они у тебя справятся!
Ага, справились, называется… Михеев гневно скосил глаза на измочаленную физиономию Боровца. Боровец, даже не пытаясь отделаться «суками» и «падлами», тоскливо заскулил.
— Идиоты, — скрежещущим голосом повторил полковник Михеев. — Нет, ну какие же идиоты! Отказываюсь верить собственным глазам.
— Из ресторана мы ведь их хорошо выманили, — не выдержал несправедливых упреков Савин. — Я нарочно для этого братана своего позвал… Как вы приказывали.
— Правильно! — простонал Аркадий Борисович. — Операция в ресторане была полностью рассчитана. Твой брат выманивает адвокатов из ресторана. Вы подстерегаете их в кустах. Кругом темнота. Ваших рож адвокаты не видят и опознать не могут.
Савин и Боровец слегка воспрянули, восприняв описание успешной операции как знак одобрения.
— А на следующий день после ресторана? — безжалостно продолжил гвоздить их полковник Михеев. — Я вам что сказал? Припугнуть! Опять-таки, по возможности, не засвечиваясь. Авы что сделали? Вперлись в гостиницу, оставили там свои данные, перебаламутили приезжих, снесли двери… Я не понимаю, вы что — гориллы? Троглодиты? Уж лучше бы вывесили на грудь таблички: «Да, это сделали мы!» Даже с этими табличками вас было бы труднее узнать…
Боровец снова что-то невнятно забуркотел, пытаясь, очевидно, донести до начальника ценную информацию.
— Он говорит, что адвокаты в случае допроса нас не опознают, — Савин продолжал выступать в качестве переводчика. — У нас типичная славянская внешность.
— Да уж тебя-то, конечно, родная мать теперь не узнает! Зато адвокат, как пить дать, узнает. По этой самой твоей перекошенной физиомордии, которую он тебе расписал. Я одного не могу понять: почему вы принялись за того, который остался в номере? Из этих двоих главный — Гордеев! Тот, который старше. Предупреждал я вас… Вы что, не могли на улице его подловить?
— Он целый день по облпрокуратуре слонялся, — принялся оправдываться Савин, на сей раз не в качестве переводчика, а от себя, не прислушиваясь к своему товарищу. — В облпрокуратуре его бить было как-то… не того…
Полковник Михеев уже приоткрыл было рот, но сейчас же захлопнул его, чуть не прикусив язык. Тратить слова ругательств и поучений на Савина и Боровца было непозволительной роскошью. Следовало продумать, что они должны говорить, если… если колючая проволока с пропущенным по ней электричеством заискрит вблизи.
— Значит, так, слушайте меня. Два раза повторять не стану. Москвичи не просто уехали, они на нас здоровенную бочку катят. Если получится накатить… если станут вас допрашивать, говорите — обознались. Получили ориентировку, что в гостиничном номере скрывается особо опасный бандит-рецидивист. Где у нас списки находящихся в розыске? Ну, подыщем кого-нибудь… Скажите: так и так, ошибочка вышла. Адвокат, скажете, тоже хорош: сначала отказался открывать дверь милиционерам, а потом напал на вас…
— Ага, напал… Костылями всего исколотил…
— Пошли вон!
Переглядываясь, по-приятельски притираясь друг к другу плечами, Савин и Боровец покинули кабинет полковника Михеева. Подобные назидания были им не впервой, и по этому поводу они не особо беспокоились. Гораздо сильнее волновало их то, что, если полковника Михеева возьмут за жопу, он их сдаст. Сдаст с костями! Эх, жизнь подчиненная, не живешь, а трясешься…
Полковник Михеев, отправив прочь Савина и Боровца, не трясся. Он с ледяной отстраненностью размышлял на тему, что в первобытной тупости этих двоих есть какая-то рациональная струя. Эх, не надо было выпускать адвокатов из Александрбурга! Может, стоило, в самом деле, арестовать из-за нападения на сотрудника милиции? Пока суд да дело, Мускаева и Баканина удалось бы тихо выпустить. Или ликвидировать, тоже тихо… А значит, делать в Александрбурге московским адвокатам было бы нечего. Нет клиента — нет проблемы. Адвокаты — они же всегда за деньги стараются. «Зевс» — крупный концерн, много можно поиметь с его главы. Если бы не Баканин и Мускаев, москвичам не было бы никакого интереса приезжать в Александрбург и внушать беспокойство начальнику местного уголовного розыска.
Все так, но опасно… Поди знай, кого адвокаты предупредили в Москве, прежде чем лететь в Александрбург? Баканин, Мускаев, Гордеев, Васильев — не слишком ли много лиц, поглощенных этим городом на Урале? Александрбургский треугольник, заколдованное место, черная дыра… Вот обеспокоятся этим в Москве и напустят прокурорскую проверку. Страшно? Страшно!
И так плохо, и по-другому не лучше. Куда ни кинь, всюду клин. А началось все с просьбы Нефедова и Макаровой. Эх, лучше бы не заводил Аркадий Борисович столько нужных знакомых…
Москва, 31 марта 2006 года, 13.10.
Юрий Гордеев — Константин Меркулов
Много есть в России обиженных людей, чьи права нарушаются чиновниками различных ведомств. Много на ее холодных просторах обитает граждан, пострадавших от рук недобросовестных сотрудников прокуратуры. Много таких, для которых правосудие превратилось в кривосудие. И в такой страшной ситуации люди ведут себя по-разному. Одни, смиряясь с тем, что произошло, навсегда теряют веру в справедливость, говоря себе, что правосудия в России нет, а значит, и управы на тех, кто злоупотребляет служебным положением, искать бесполезно. Другие — их меньшинство — не теряют надежды, пытаясь снова и снова прорваться сквозь кордон беззакония и отстоять свои права. Иногда им везет — в соответствии с притчей о лягушке, упавшей в кувшин с молоком, которая барахталась до тех пор, пока своими лапками не сбила масло. Но бывает и так, что лапки лягушки слишком слабые, а молока слишком много, и в таком случае неизбежна смерть…
Государственный советник юстиции первого класса Константин Дмитриевич Меркулов щепетильно относился к тому, что называется честью мундирa. В отличие от некоторых коллег эту честь он усматривал не в том, чтобы выгораживать негодяев, носящих мундир, а в том, чтобы таких негодяев своевременно изобличать и наказывать, не позволяя им бросать тень на остальных работников прокуратуры. К сожалению, он просто физически не в состоянии был бы ознакомиться со всеми жалобами, поступавшими на его имя из разных концов страны… Однако две жалобы, принесенные ему хорошим знакомцем, адвокатом Гордеевым, Меркулов прочитал. Методом замедленного чтения — с чувством, с толком, с расстановкой. И — который раз в своей жизни! — поразился подлости, корыстности, злобности отдельных представителей прокурорской и милицейской профессий. Трудно поверить, что такое возможно!
— Неужели все действительно так и обстоит? — обратился Константин Дмитриевич к адвокату. Вместо ответа Юра Гордеев повернулся к собеседнику в полупрофиль, указывая пальцем на едва схватившийся грубым кровавым струпом, просвечивающий под волосами шрам.
— Ну не сам же это я развлекался, — лаконично прокомментировал адвокат Гордеев.
— Покушение?
— Избили меня. И Роберта, моего помощника, тоже. С откровенными приказаниями: оставьте это дело в покое, не то хуже будет. Другие следы избиений демонстрировать не стану: в справке из травмопункта они зафиксированы.
Ознакомительная версия.
