— Как дела в отделении реанимации? — раздался веселый голос Сильвера. — Больной матерится, дерется? Тогда полный порядок.
— Оставь репризы на свои похороны, — огрызнулся Классик. — В стакане налито, это доза, которую следует дать в одиннадцать часов.
— В десять сто пятьдесят, — проговорил Капитан.
— В десять можешь получить по шее, — ответил Классик. — Думаю, я вернусь раньше. — Захочет отлить — дашь “утку”, ноги не развязывай. Он хоть и директор, но артист недурственный.
Классик подошел к старинному зеркалу, помутневшему от возраста, поправил фрак, вздохнул, надел старенький плащ, сложил котелок в гармошку, сунул в карман, надвинул на брови клетчатую кепку, покрутил в костлявых узловатых пальцах трость и выдал:
— Я готов, господин мент.
— Коли я мент, то могу запросто врезать кое-кому по шее, — огрызнулся Гуров и вышел на улицу.
Неподалеку маячила фигура оборванца лет двадцати. Сыщик свистнул, махнул рукой дозорному.
— Иди сюда, базар имеется.
Малый, шмурыгая рваными кедами, опасливо приблизился.
— Не боись, деловой, я человек тихий, — улыбнулся Гуров. — Садись в тачку, прокатишься, я уезжаю, тебе за мной не успеть, а так и удовольствие, и при деле.
Малый мялся, смотрел недоверчиво. Классик стеганул его тросточкой.
— Господин полковник сказал — обязан выполнять. Мы вскоре вернемся, ты еще успеешь намерзнуться.
Гуров сел за руль, Классик — рядом, “охранник” разместился на заднем сиденье, вздохнул:
— Братва не видит... Расскажу — оборжутся.
— Я тебе справку дам, — ответил сыщик. — А потом, братва сейчас тебя увидит, мы на базар заскочим, взглянем — может, там погода приличнее.
“Ауди” скользнул по лужам, покачиваясь недовольно на ухабах, двинулся к центру. Вскоре они притормозили у базара, встали рядом с джипом бандитов. Водитель, который находился в машине один, опустил стекло, показал пистолет. Гуров, запирая “Ауди”, погрозил боевику кулаком:
— Будешь размахивать — отниму. — И пошел на базар.
Классик остался в автомобиле, бандит двинулся следом за сыщиком.
Гуров быстрым профессиональным взглядом окинул людскую толпу, выхватил небольшую группу мужчин, стоявших у чебуречной, отметил плечистую стройную фигуру Станислава, перетянутую кожаным ремнем, подошел. Стас травил байки, уголовники похохатывали, лишь один мужичонка, маленький и плешивый, стоял безучастно. Сыщик понял: законник, знакомый законник...
Боковым зрением Гуров заметил шагах в десяти у киоска одетого “не в масть” окружению бритого мужчину, который, доев чебурек, вытирал носовым платком пальцы. Гуров тут же напрягся, отчетливо сказал так, что мужчина слышать не мог:
— Стас, опасность!
Станислав мгновенно пригнулся и шарахнулся в сторону. Когда незнакомец ловко выхватил из внутреннего кармана пистолет и выстрелил в Гурова навскидку, сыщик уже успел переместиться, но неожиданно вскрикнул, схватившись за плечо, один из уголовников. Стрелявший метнулся за палатки.
— Чужак! Взять его! — скомандовал сыщик, становясь за столб.
Гуров быстрым взглядом прощупал публику. На пистолете незнакомца имелся глушитель, поэтому выстрела люди не слышали и мало что поняли. Блатные бросились в погоню, на месте остались раненый и мужичонка, которого Гуров сразу определил как законника. Память сыщика сработала четко, вытолкнув на поверхность его кличку.
— Четвертак! — отчетливо произнес Гуров. — У стрелявшего должен быть напарник, и он здесь. Осмотрись — он Мефодию нужен.
Неподвижная маска авторитета ожила, глаза открылись и зажглись, словно маленькие фонарики, они медленно заскользили по движущейся толпе. Тонкие бледные губы скривились, до сыщика долетел шелест:
— Гляди на мясной павильон. Баба в юбке до земли, корзинка с капустой. Пушка в корзинке, а у меня ствола нет.
Сыщик сразу нашел указанного вором человека, понял тут же, что это не женщина. И точно, юбка мгновенно упала, корзинка покатилась по земле, в руке незнакомца появился пистолет. Гуров прыгнул прямо под ствол, выстрелил и всем телом проехал по грязевой жиже. Ответного выстрела сыщик не слышал, вылетел из лужи и упал на вооруженную руку незнакомца. Произошла короткая, не на жизнь, а на смерть, схватка. Гуров защелкнул на убийце наручники, сорвал с его головы платок, кое-как обтерся, схватил неудачника за шиворот, рывком поставил на землю. Подошел Стас, недовольно сказал:
— Они его замочили, придурки.
— Один живой, я его подранил — перевяжем, допросим, — прохрипел Гуров, дыхание которого еще не восстановилось.
— Отобьют, ты же не станешь стрелять. — Стас вытирал грязные ладони о свой ватник. — Как я не успел, буквально метр оставался, когда они ломом расплющили ему голову.
— Документы забрал?
— И ксива, и ствол у меня. Готовься! Через ворота группкой выходили уголовники, тащили тело, громко переговаривались.
— Четвертак! — рявкнул на весь базар Гуров. — Ко мне, мужик! Иначе Мефодий из твоей головы приготовит холодец.
— Я здесь! — Маленький человечек вырос буквально из-под земли.
— Молодец. Я доложу о тебе Мефодию Сильверстовичу, — сказал Гуров. — Второго замочили, но я объясню, что ты помогал мне и в смерти той не виноват. Этих людей надо было допросить, потолкуем с одним. Ты проводишь нас до машины, скажешь братве, чтоб ко мне не подходили. Ни-ни! Я мужик горячий.
— Стоп! — Плешивый был ростом мал, но духом крепок. — Ты его в ментовку везешь, а он нам нужен.
— Я его в ментовку не повезу, — ответил сыщик. — Но я его взял, и не тебе решать судьбу этого человека. Доложи кому следует, скажи, полковник будет по известному адресу.
— Ой, темнишь... — начал было Четвертак, но Гуров его перебил:
— А вот и мой охранник! — И указал на молодого парня в кроссовках. — Ты где бегаешь, растяпа? У тебя какая задача? Меня пасти. А ты? Вот бери мужика, он раненый, веди в машину осторожнее.
— Я сам. — Четвертак ухватил раненого за наручники, повел к выходу.
Встречная группа уголовников расступилась. Кто-то сказал, указывая на труп:
— Вот, заловили, не ушел, гад.
— Заткнись, я еще с вами разберусь. — Четвертак нагнул плешивую голову, вывел раненого за ворота, прошептал: — Молись, чтобы я тебя больше не увидел. Классик вылез из машины, оглядел извоженные в грязи фигуры, сказал:
— В такой униформе на манеж не пускают. — Стянул с себя плащ, застелил им заднее сиденье. Снял ватник со Станислава, положил на водительское место, сказал строго: — И не ерзайте, не то высажу на галерку.
— Куда я тебя? — спросил Гуров у задержанного.
— В бедро, — ответил тот.
— Значит, жить будешь. — Сыщик тронул машину.
— Но кровью изойду. — Незнакомец сжал зубы.
— Не успеешь, — успокоил Гуров. — Свечку поставь, что я захватил тебя, а не криминал. Там санпомощь простая: паяльник да плоскогубцы.
— Стой, стереги машину, орел, — сказал Гуров парню в кедах, вытаскивая с помощью Станислава раненого и внося его в подъезд.
— Всю жизнь ты, сукин сын, меня обворовывал, я слова не говорил, — донесся до оперативников несколько окрепший голос Капитана. — Пятнадцать минут осталось. Сашка, будь человеком!
— Обождешь, — укладывая раненого на пол, сказал Гуров. — Сильвер, помоги ребятам, ты у нас по ранениям спец. Снимите с него штаны, взгляните — если выходного отверстия нет, перетяните, повезем в больницу.
Капитан затих, с любопытством выглядывая из-за ширмы. Стас с Сильвером возились с раненым, который, надо сказать, держался как мужик и, когда его ворочали, не проронил ни звука.
Гуров разделся до плавок, свалил мокрую одежду в кучу и примерял различную одежонку, которую Классик вытаскивал из бездонного шифоньера.
— Есть, — удовлетворенно заявил Стас, — выходная дырочка не маленькая, но, главное, она имеется. Сильвер, открой бутылку водки, дай чистую тряпку, рубашку — что найдется.
— Фигурка у вас, господин полковник, хоть на манеж выходи. Лишнего нет, а что есть, содержите в надлежащем порядке, — говорил Классик, кидая Гурову клоунский костюм. — Думаю, в самый раз будет заместо исподнего, а брюки и верх отыщем.
В это время зазвонил телефон.
— Это меня, — сказал Гуров. — Стас, подойди, скажи, сейчас подойду.
— Слушаю, — ответил Станислав. — Здравствуйте, Мефодий Сильверстович, они переодеваются. Извините, не мое собачье дело, однако в вашем городе непорядок. Мало того, что грязь непролазная, так еще посторонние люди палят из пушек, будто они у себя дома. Извините.
— Гуров, — сказал сыщик, прыгая на одной ноге и с трудом усаживаясь на стул.
— Вы чего творите? — сдерживая гнев, произнес Мефодий Сильверстович. — Почему мента к себе забрали? Он наш.
— Во-первых, здравствуйте, Мефодий Сильверстович. Во-вторых, спасибо за профессиональные кадры. Ваш Четвертак — просто высший класс, в толпе стрелка определил. Он точно не мент, наемников было двое, одного взяли ваши, другого — я. Их необходимо допросить. Ты допрашиваешь своего, я — своего. — Гуров выдержал паузу.
