Ван Вейтерен пробудился от своих размышлений и устремил на него суровый взгляд.
– Будь я на вашем месте, я бы очень осторожно обращался со словами, – прорычал он. – К тому же я бы отправился домой и помылся. Отоприте дверь!
Консьерж молча отпер дверь.
– Спасибо, дальше мы вполне справимся без вас, – сказал Ван Вейтерен.
– Не думаю, что мы тут что-нибудь найдем.
Мюнстер огляделся:
– Почему?
– Потому что у убийцы было предостаточно времени, чтобы приехать сюда и убрать все лишнее.
Мюнстер кивнул.
– Ты ведь бывал здесь, правда?
– Один раз, – ответил Мюнстер. – Что мы ищем?
– Рапорт Мельника, само собой, – сказал Ван Вентерей. – Ее экземпляр рапорта Мельника. Но я готов держать пари на сто гульденов, что мы его не найдем.
– Даже так? – удивился Мюнстер. – Почему же?
– Гм… ты сам прекрасно понимаешь. Где он должен находиться, как ты думаешь?
Мюнстер на мгновение задумался.
– В кабинете, – сказал он. – Она разрабатывала собственные версии по поводу этих убийств. У нее было несколько блокнотов с записями.
– Это здесь?
– Да.
– Стоп, – сказал Ван Вейтерен. – Прежде чем мы начнем рыться… ты не видишь ничего необычного? Никаких признаков того, что посторонний побывал здесь и что-то искал?
Мюнстер внимательно оглядел письменный стол – подставка для ручек, блокноты, телефон, бумаги, все в идеальном порядке, все на своих местах. Книжные полки с бамбуковыми жалюзи, репродукции Кандинского и Шафнера на стенах…
– Нет, – сказал он.
– У этой женщины, похоже, во всем порядок, – констатировал комиссар. – Рапорт должен лежать на письменном столе, не так ли?
– Предположительно да, – ответил Мюнстер.
После десятиминутных поисков Ван Вейтерену надоело, и они покинули квартиру, сказав консьержу, что он может запереть дверь. Старик что-то пробурчал под нос, но, видимо, не решился высказывать свое мнение по поводу сомнительной пользы полицейских для общества.
– Существует только два варианта, – пояснил Ван Вейтерен, когда они вышли на Рейдерс-алле, ведущую обратно к центру. – Либо рапорт лежал у нее в машине, либо убийца побывал ночью у нее дома и забрал его.
– Простите мою недогадливость, – проговорил Мюнстер, – но почему это, на ваш взгляд, так важно, господин комиссар?
Ван Вейтерен фыркнул.
– Потому что она наверняка сделала в нем какую-нибудь пометку, – ответил он. – Она написала тебе, что ей пришла в голову какая-то идея в связи с рапортом Мельника. Что бы это ни было, она наверняка оставила заметку на полях. Поставила вопросик, нарисовала крестик, подчеркнула… все что угодно. Возможно, этого вполне достаточно, чтобы засадить его, если только мы будем знать, что привлекло ее внимание. Ты понял?
– Когда вы мне объяснили, господин комиссар, то да, – сказал Мюнстер.
Несколько десятков метров они прошли в полном молчании.
– Так значит, это не Подворский? – спросил Мюнстер.
– Не знаю. Я уже начал в этом сомневаться, но, конечно, это может оказаться и он… честно говоря, меня несколько смущает слово «дикая». Конечно, мало хорошего можно сказать об этом типе, но почему тогда это «дикая идея»?
Мюнстер не ответил. «Надо еще раз перечитать рапорт от корки до корки, как только выпадет возможность. Может быть, что-нибудь и всплывет…»
– Если нам чертовски повезет, может оказаться, что она лежит в машине, – продолжал Ван Вейтерен. – Но это было бы почти невероятным везением. Пошли туда.
– Вы хорошо умеете вскрывать чужие машины, господин интендент? – спросил Ван Вейтерен, когда они приблизились к коптильне.
– Не особо, – ответил Мюнстер.
– Желательно не привлекать внимания. Всё же вокруг люди… обидно будет, если они что-то заподозрят, уж коли мы решили отложить ад до понедельника. – Он достал из кармана моток стальной проволоки: – Это подойдет?
Мюнстер оглядел проволоку:
– Думаю, да.
– Отлично. Я остаюсь здесь. Ты подходишь к машине и открываешь ее. У тебя полминуты, не более.
Мюнстер пошел в сторону парковки. Присел на корточки рядом с красной «маздой», и уже через десять секунд все было сделано.
– Отлично, – сказал комиссар, подходя к нему. – Рука у тебя набита. Садись же, черт побери!
Понадобилось всего несколько минут, чтобы констатировать – в машине Беаты Мёрк, как и в ее квартире, зацепок не наблюдалось. Во всяком случае, было очевидно, что ни она, ни ее предполагаемый убийца не были столь легкомысленны, чтобы оставить важную улику в машине.
Впрочем, инспектор Мёрк могла, конечно, и оставить, если уж соблюдать точность…
Ван Вейтерен вздохнул и вылез из машины.
– Пошли, – сказал он. – Пройдем еще раз по беговой тропе. На этот раз и по пляжу тоже.
Мюнстер кивнул.
– И смотрите в оба, господин интендент! Она исчезла где-то здесь вчера вечером, это неоспоримый факт. Один из немногочисленных неоспоримых фактов в данном расследовании.
– Да уж, – проговорил Мюнстер. – Не могу не согласиться.
Ван Вейтерен порылся в карманах в поисках сигарет и, к своей величайшей радости, нащупал пачку Баусена.
– Где-то там… – сказал он, указывая рукой, – где-то там он сидел, спрятавшись, вчера вечером и поджидал ее. И потом…
– И потом – что? – спросил Мюнстер.
Ван Вейтерен поджег кончик сигареты и некоторое время рассматривал сгоревшую спичку, прежде чем швырнуть ее через плечо.
– Не знаю, – сказал он. – Разрази меня гром, если я знаю. Ясно одно. На этот раз он не воспользовался топором… во всяком случае, здесь, на дорожке. Такую лужу крови мы не могли пропустить.
– Очень утешительно, – пробормотал Мюнстер.
– Конечно, – сказал комиссар. – Ну что, пойдем?
36– Как идут дела? – спросил Хиллер.
Ван Вейтерен с отвращением посмотрел на телефон.
– Хорошо, – сказал он.
– Хорошо? Ты возишься там уже почти месяц… есть люди, которые считают, что уже пора раскрыть это дело.
– Пусть приедут сюда и помогут, – ответил Ван Вентерей.
– Ты мог бы, по крайней мере, послать нечто вроде отчета. Некоторые хотят знать, чем вы там занимаетесь…
– Некоторые пусть поцелуют собственную задницу.
Хиллер проворчал нечто нечленораздельное.
– Тебе нужно подкрепление?
– Нет, – ответил Ван Вейтерен. – Но Мюнстер наверняка захочет уехать на пару дней домой.
– Почему?
– Жена и дети. Слыхал о таком?
Хиллер снова что-то проворчал.
– Ты хочешь, чтобы его сменил Рейнхарт?
– Возможно, – проговорил Ван Вейтерен. – Поговорю с Мюнстером, но мы подождем до вечера понедельника.
– До вечера понедельника? Почему именно до вечера понедельника?
– В понедельник почитай газеты, и ты сразу все поймешь.
– Какого че…
– Или посмотри телевизор. Дело примет, мягко говоря, совершенно неожиданный оборот.
В трубке послышались странные звуки, но Ван Вейтерен не понял, объяснялись ли они плохой связью на линии или тем, что начальник полиции чуть не задохнулся от такой наглости.
– С каких это пор рапорты подаются через СМИ? Какого дьявола… – удалось ему выговорить через некоторое время, но тут Ван Вейтерен прервал его:
– Сожалею. Мне пора идти выслеживать отвратительного бандита. Позвоню позже.
В трубке снова раздался скрежет. Комиссар положил трубку и выдернул штепсель из розетки.
Поставив три бутылки темного пива в ведро с холодной водой и расположив в пределах досягаемости вазочку с оливками, он забрался в ванну и погасил свет.
Поудобнее устроив голову на краю ванны и закрыв глаза, он протянув руку, достал предварительно открытую бутылку и сделал несколько больших глотков.
«Не вылезу, пока не приду к разгадке», – подумал он, но вскоре осознал, что планку придется опустить пониже. Что скажут остальные в понедельник утром, когда помимо пропавшего инспектора им к тому же придется возиться с утонувшим комиссаром?
«Хватит клятв и пустой болтовни, – решил он. – Вернемся к отправной точке. К Палачу. Полная концентрация внимания».
Существовало старое правило, всплывавшее время от времени в сознании и унаследованное им от Боркманна – одного из немногих полицейских, к кому он испытывал неподдельное уважение. Собственно, единственного, если подумать… хотя тут, конечно, сказывается и временной аспект: Боркманн дослуживал свои последние годы в качестве комиссара во Фригге, когда молодой Ван Вейтерен лишь приступил к своим обязанностям ассистента полиции. Как бы там ни было, уважение и доверие остались, а анализировать их истоки у него не было никакого желания. «Даже тертому старому полицейскому нужна какая-то точка опоры в жизни, свой спасательный круг», – подумал он. Правило Боркманна, собственно говоря, и не являлось правилом – лишь утверждение, наблюдение, отлично подходящее к трудным, запутанным случаям.
В каждом расследовании, утверждал Боркманн, существует точка, пройдя которую мы уже не нуждаемся в дополнительной информации. Когда мы достигаем ее, нам уже известно достаточно, чтобы найти разгадку одними только мыслительными усилиями. Хороший следователь должен научиться чувствовать эту точку, вернее, тот момент, когда она уже пройдена. В своих мемуарах Боркманн утверждал, что именно это умение – или его отсутствие – отличает хорошего детектива от плохого.
