Когда Могильщик и Гробовщик вбежали в ресторан, спертый воздух сотрясался от криков и звона холодного оружия.
Не вступая в разговоры, Гробовщик рукояткой пистолета стал бить по голове негра с ножом. Тот, пошатываясь, выбежал из ресторана и, прижимая к груди нож, который он боялся пустить в ход, забормотал:
— У меня голова крепкая — не пробьешь…
Левой рукой Могильщик стал хлестать по лицу нефа с бейсбольной битой, а правой — размахивать пистолетом, разгоняя собравшуюся на тротуаре толпу.
— Разойдись! — кричал он.
— Получай, красноглазый! — кричал Гробовщик. — Чтоб в следующий раз руки не распускал!
Со стороны Могильщик и Гробовщик ничем не отличались от дерущихся и зевак: у них были такие же воспаленные глаза, такие же сальные, потные и злые лица. Как и большинство обитателей Гарлема, оба они были высокие, широкоплечие, подвижные, решительные. Их лица, как и у любого пьянчуги из Гарлема, были испещрены шрамами и рубцами. На лице Могильщика видны были следы от многочисленных ударов тяжелыми предметами, а лицо Гробовщика было покрыто густой сетью шрамов от швов, наложенных после ожога кислотой.
Отличались сыщики, во-первых, тем, что у них было огнестрельное оружие, а во-вторых, потому что в Гарлеме их все знали и называли «хозяевами».
Воспользовавшись всеобщим замешательством, повар юркнул обратно на кухню и спрятал топор за плиту, а негр с железной трубой сунул свое оружие под брючину и быстро, словно участвуя в соревновании инвалидов по бегу, заковылял к выходу.
Вскоре страсти улеглись, и Могильщик и Гробовщик, не сказав ни слова и даже не обернувшись, сели в машину и поехали в полицейский участок.
Перечитав то место в их рапорте, где жена управляющего объясняла, почему Мизинец вызвал пожарных, лейтенант Андерсон недоверчиво спросил:
— И вы этому поверили?
— Да, — ответил Могильщик. — Я буду верить в эту версию, пока не появится другая, более убедительная.
Андерсон покачал головой:
— Хорошенькие же у этих людей мотивы для преступлений.
— Их мотивы ничем не хуже любых других, если вдуматься, — рассудительно сказал Гробовщик.
Лейтенант вытер потный лоб грязным носовым платком.
— Ты рассуждаешь, как будто ты не полицейский, а психиатр, — сказал он. Могильщик подмигнул Гробовщику.
— «Белый — дело делай», — продекламировал он первую строчку школьного стишка.
— «Мулат — сам не рад», — подхватил Гробовщик.
— «Черный — сиди в уборной», — закончил Могильщик.
Лейтенант Андерсон покраснел. Он привык, что его лучшие детективы постоянно над ним подсмеиваются, но каждый раз немного смущался.
— Может, вы и правы, — помолчав, сказал он. — Но эти преступления стоят налогоплательщикам денег, и немалых.
— Что верно, то верно, — согласился Могильщик.
Гробовщик сменил тему:
— Его поймали, не знаешь?
Лейтенант Андерсон покачал головой:
— Кого только за эту ночь не поймали: бродяг, гомиков, шлюх вместе с клиентами. Даже монаха-отшельника одного где-то откопали, а вот Мизинца — нет.
— А ведь такого, как Мизинец, найти не сложно, — сказал Могильщик.
— Да, верзиле-альбиносу трудно превратиться в чернокожего карлика, — улыбнулся Гробовщик.
— Ладно, пошутили — и хватит, — сказал Андерсон. — Что там с этим торговцем наркотиками?
— Это один из основных поставщиков героина цветному населению. Но парень он не глупый и Гарлем старается обходить стороной, — объяснил Могильщик.
— Когда мы увидели, что Джейк задыхается, то сразу сообразили, что он попытался проглотить героин, и приняли меры. Улики налицо, — продолжал Гробовщик.
— В конверте, — уточнил Могильщик, кивком головы показывая на стол. — Он хотел проглотить пять или шесть упаковок героина, эксперты смогут сами в этом убедиться.
Андерсон приоткрыл толстый коричневый конверт, который в качестве вещественного доказательства предъявили сыщики, вытряхнул оттуда сложенный носовой платок и развернул его.
— Бр-р! — воскликнул лейтенант, отшатнувшись от стола. — Ну и вонь!
— Сам торговец воняет еще сильней, — успокоил его Могильщик. — По мне, лучше убийца, чем торговец наркотиками.
— А что там еще? — спросил Андерсон, брезгливо ткнув карандашом в развернутый платок.
Гробовщик хмыкнул:
— Он ведь в тот вечер не одними уликами питался.
Андерсон нахмурился:
— Я, конечно, понимаю, вы хотели как лучше. Но нельзя же людей, даже если это преступники, бить ногой в живот для получения вещественных доказательств. Вам известно, что этого типа увезли в больницу?
— Не волнуйся, такой, как он, жалобу писать не станет, — сказал Могильщик.
— Это не в его интересах, — поддержал друга Гробовщик.
— Вы забыли, что вы не в Гарлеме. Это здесь вам все сходит с рук, а в других районах у вас могут быть неприятности.
— Могу поручиться, что у этой истории последствий не будет, — сказал Могильщик. — Если я ошибаюсь, то готов съесть содержимое этого платка.
— Кстати о еде, — спохватился Гробовщик. — Мы же с тобой еще не обедали.
Мейми Луиз была больна, а в другие ночные забегаловки и закусочные идти не хотелось. В конце концов решено было пообедать в ночном клубе «Настоящий мужчина» на Сто двадцать пятой улице.
— Люблю рестораны, где пахнет женским потом, — изрек Гробовщик.
На улицу выходил бар, а кабаре находилось сзади и предназначалось только для членов клуба; стоило членство два доллара. Детективы предъявили свои полицейские жетоны и были приняты в члены «Настоящего мужчины» бесплатно.
В кабаре было жарко, шумно, в нос ударил терпкий запах пота. Помещение за плюшевой занавеской было так мало и переполнено, что сидевшие за соседними столиками касались друг друга спинами. Лица плавали в тусклом свете, словно в людоедской похлебке, — видны были только глаза и зубы. На стене, под самым потолком, красовались почерневшие от дыма изображения обнаженных красоток, а ниже, вперемежку с фотографиями великих джазистов с их автографами, были развешаны рисунки многочисленных гарлемских знаменитостей. На задней стене — без особого, впрочем, эффекта — работал вентилятор.
— Ты хотел, чтобы пахло женским потом? — спросил Могильщик. — Пожалуйста.
— Одного запаха мне мало, — усмехнулся Гробовщик.
— Я заплачу только за два виски, слыхали! — истошно кричал какой-то псих. — Больше я ничего не пил. А кто у вас украл еще три — понятия не имею!
За танцплощадкой, на которой могли поместиться, да и то с трудом, две пары ног, лоснящийся от пота негр в белой шелковой рубашке что было сил колотил по клавишам крошечного пианино, а худая, гибкая негритянка в огненно-красном вечернем платье, с голой спиной танцевала между столиками, громким голосом пела: «Мани-мани-мани» — и, извиваясь змеей, то и дело задирала юбку, под которой у нее ничего не было. Всякий раз, когда ей протягивали деньги, она выразительно раскланивалась и вместо «Мани-мани-мани» принималась петь «О, дадда, мани мейкс ми фил со фанни».
Хозяин кабаре усадил детективов за угловой столик в глубине комнаты, убрал грязную посуду и широко улыбнулся, продемонстрировав многочисленные пломбы на все вкусы:
— Мое правило: живи сам и давай жить другим. Что будете заказывать, джентльмены?
В этот вечер можно было заказать жареного цыпленка, ребрышки и рагу по-новоорлеански.
Детективы выбрали рагу по-новоорлеански из свежей свинины, куриных потрохов, вымени и гигантской креветки со стручками бамии и сладким картофелем, с двадцатью семью видами всевозможных приправ, соусов и трав — фирменное блюдо этого заведения.
— Даю гарантию: рагу по-новоорлеански вас как следует остудит, — похвастался хозяин.
— Надеюсь, не до посинения? — буркнул Могильщик.
Хозяин вновь продемонстрировал многочисленные и разнообразные пломбы и коронки.
Покончив с рагу, они заказали по здоровенному ломтю ледяного арбуза с черными косточками.
В это время на танцплощадку вышли четыре упитанные смуглые девицы и начали, повернувшись к залу спиной, в унисон вихлять бедрами; когда они выбрасывали вперед ноги, крепкие лоснящиеся ягодицы под купальниками перекатывались, точно стофунтовые мешки с коричневым сахаром.
— Брось мне ножку — подержаться! — крикнул кто-то.
— Такая ножка не долетит — слишком много весит, — подал голос Гробовщик.
В душном, переполненном кабаре началось форменное безумие.
Искушение было слишком велико, и Гробовщик, не удержавшись, набрал полный рот арбузных косточек и начал ими плеваться, целясь в голые ляжки танцовщиц. До танцплощадки было не меньше пятнадцати футов, и, пока Гробовщик пристрелялся, несколько косточек угодило в затылок сидящих вокруг сцены завсегдатаев, так что с трудом удалось избежать скандала. Некоторые из пострадавших полезли было в драку, но тут Гробовщик наконец пристрелялся, и косточки начали попадать в цель. Девицы, то одна, то другая, словно ужаленные, принялись подпрыгивать на месте и хвататься за голые ляжки. Собравшиеся же решили, что так задумано, и громко зааплодировали.
