Парням, что заступили на эту службу сразу после войны, пора будет уходить на пенсию. И попомни мои слова: прежде чем мы сами распрощаемся с полицейским управлением, всем нам успеют нацепить капитанские нашивки.
Гус внимательно оглядел Уилсона. Коротышка, еще меньше меня, и даже волосы короче. Должно быть, тянулся на цыпочках, чтобы ростомер показал необходимые по минимуму пять футов и восемь дюймов, размышлял Гус. Зато крепыш. Мощные бицепсы и борцовские плечи, сломанный нос – колоритная внешность. Как-то на занятиях по самообороне он боролся с Уилсоном и с удивлением обнаружил, что уложить его на лопатки и прижать к земле не так уж и трудно. Уилсон был сильнее, много сильнее, однако Гус оказался проворнее и умел быть упорным.
Он прекрасно усвоил слова Рэндольфа и верил, что, если быть выносливее противника, бояться нечего. Наставление инструктора по физ-подготовке пока что неизменно подтверждалось. Но как поведет себя с ним какой-нибудь Уилсон в настоящей драке? Никогда прежде Гусу не доводилось ударить человека. Никогда! Чего будет стоить его выносливость, когда такой же вот крепыш сунет ему в живот увесистый кулак или, чего доброго, залепит ему в челюсть? Бегать он начал давно, еще в школе входил в команду спринтеров.
Но контактных видов спорта сторонился всегда: не хватало агрессивности.
Какого же черта он вбил себе в голову, что может стать полицейским?
Конечно, платят им совсем неплохо; опять же – страховка и пенсия. В своем банке такое ему и не снилось. Тамошнюю рутинную работу за гроши он просто возненавидел и чуть в голос не хохотал, когда старший кассир принимался его заверять, что лет через пять он будет получать столько же, сколько он, старший кассир, получает сейчас; сумма эта была меньше, чем оклад начинающего полицейского. Потому-то он и пришел сюда. И продержался здесь восемь недель. За восемь недель они его так и не раскусили. Но, может статься, собеседование все расставит на свои места, тогда-то они и поймут, что он из себя представляет...
– Одно только меня и беспокоит, – сказал Уилсон. – Не догадываешься что?
– Нет, – ответил Гус, вытирая о форменные брюки потные ладони.
– Скелеты. Болтают, будто иногда во время собеседования они громыхают костями. Не случайно же эти собеседования прозвали «стрессами». А ты не слыхал – все кругом говорят, – что стоит тебе поступить в академию, как они недели напролет роются в твоем грязном белье и разнюхивают, кто ты да откуда?
– Да ну?
– Так вот, болтают, будто бывает и так, что на собеседовании парню сообщают: непригоден. Ну, например, говорят: «Нашим сотрудником установлено, что какое-то время вы состояли членом нацистской организации в Милуоки. Ты не подходишь нам, мальчуган». Короче, что-нибудь в том же роде.
– Что касается моей подноготной, то тут вроде нет причин для беспокойства, – слабо улыбнулся Гус. – Всю жизнь прожил в Азусе, никуда особо и не высовывался.
– Эй, Плибсли, только не вздумай мне говорить, что ты чист, как стеклышко. У любого парня из нашего класса хоть одно пятнышко в биографии, да отыщется. Какая-нибудь мелочь, о которой он очень не хотел бы, чтобы узнали в управлении. И я отлично помню тот день, когда инструктор сказал:
«Мосли, марш к лейтенанту!» И больше класс Мосли не видел. А после так же исчез Рэтклифф. Что-то удалось про них разузнать, и от них тут же избавились. А потом – тишь да гладь, словно их никогда и не было. Читал «1984» Оруэлла?
– Нет, но знаю, о чем там речь, – ответил Гус.
– Здесь тот же принцип. Для них яснее ясного, что ни один из нас не открылся им до конца. У каждого есть своя тайна, свой скелет в шкафу. Они знают, где этот шкаф, да только, прежде чем его отпереть, им надо помотать тебя как следует. Так что главное – сохранять спокойствие и не разболтать ничего ненароком...
Дверь в кабинет, где сидел капитан, отворилась, и у Гуса упало сердце.
Из нее вышел, чеканя шаг, курсант Фелер, высокий, подтянутый, как всегда, уверенный в себе. Гус не сразу вник в слово, которое тот произнес:
– Следующий.
Уилсон подтолкнул Плибсли к двери. Проходя мимо сигаретного автомата, он в зеркальном отражении увидел свои глаза – кроткие, голубые, но худое и бледное лицо показалось ему чужим. Соломенные волосы он тоже узнал, но совсем не помнил тонких, без кровинки губ. Одолев дверной проем, он увидел перед собой за огромным длинным столом трех инквизиторов, взиравших на него. Двое из них, лейтенант Хартли и сержант Джекобс, были ему хорошо знакомы. Но главным тут был третий, капитан Смитсон, тот, что выступал с приветственной речью вдень зачисления их в академию.
– Садитесь, Плибсли, – сурово скомандовал лейтенант Хартли.
С минуту все трое шептались и рылись в стопке бумаг, что лежала перед ними. Затем лейтенант, лысый, с лиловыми губами, широко осклабился и сказал:
– Ну что ж, Плибсли, пока дела у вас в академии идут неплохо. Не мешает, пожалуй, немножко поднажать в стрельбе, а вот в теории вы зарекомендовали себя с наилучшей стороны, да и по физ-подготовке молодцом, отметки самые высокие.
Гус заметил, что капитан и сержант Джекобс тоже заулыбались, но заподозрил неладное, когда капитан задал ему вопрос:
– Ну, так о чем поговорим? О себе рассказать не желаете?
– Так точно, сэр, – ответил Гус, стараясь подладиться под это неожиданное дружелюбие.
– В таком случае приступим, Плибсли, – сказал сержант Джекобс с довольным видом. – Расскажите нам о себе. Мы все – внимание.
– Расскажите о вашей учебе в колледже, – предложил капитан Смитсон, переждав несколько затянувшееся молчание. – В личном деле сказано, что вы посещали колледж с двухгодичным курсом обучения. А спортом вы там увлекались?
– Никак нет, сэр, – прохрипел Гус. – То есть я пробовал бегать. Но не хватало времени, чтобы работать над этим всерьез.
– Держу пари, вы были спринтером, – улыбнулся лейтенант.
– Так точно, сэр, пытался бегать и с барьерами, – сказал Гус, силясь выдавить ответную улыбку. – Но мне приходилось еще подрабатывать и сдавать пятнадцать зачетов, сэр. Я вынужден был уйти с дорожки.
– Какая у вас была специализация? – спросил капитан Смитсон.
– Деловое администрирование, – ответил Гус и пожалел, что не добавил «сэр». Ветеран вроде Уилсона никогда бы так не оплошал. Он бы нашпиговал «сэрами» каждое предложение. Сам же Гус покамест не привык к своему полувоенному положению.
– А чем вы занимались перед поступлением к нам? – поинтересовался Смитсон, листая папку. – Работали в почтовом отделении, не так ли?
– Никак нет, сэр. В банке. Работал в банке. Четыре года. С тех пор как окончил школу.
– Что же привлекает вас в работе полицейского? – спросил капитан, подперев карандашом загорелую морщинистую щеку.
– Высокая зарплата и социальные гарантии, – ответил Гус и поспешно добавил:
– И, разумеется, сама профессия. Это настоящая профессия, сэр, и я пока что в ней нисколько не разочаровался.
– Не такие уж и щедрые у полицейских оклады, – сказал сержант Джекобс.
– Для меня это лучшая возможность, сэр, – признался Гус, решившись быть откровенным. – Четыреста восемьдесят девять долларов в месяц. Раньше я и думать не мог о таких деньгах. А ведь у меня двое детей да еще один на подходе.
– И это в двадцать два года! – присвистнул сержант Джекобс. – Как вам удалось?
– Мы поженились сразу после школы.
– А колледж заканчивать вы не намерены? – спросил лейтенант Хартли.
– О да, сэр, конечно, намерен, – сказал Гус. – Собираюсь переключиться на полицейскую науку, сэр.
– Деловое администрирование – прекрасная специальность, – сказал капитан Смитсон. – Если вам она и в самом деле нравится, ни в коем случае не забрасывайте учебу. Толковые специалисты по деловому администрированию нашему управлению очень пригодятся.
– Так точно, сэр, – ответил Гус.
– Ну тогда закончим на этом, Плибсли, – сказал капитан Смитсон. – Продолжайте упражняться в стрельбе. Там у вас еще есть резервы. И, пожалуйста, пригласите следующего.
Рой Фелер был вынужден признать: когда во время перекура в шепоте одноклассников он уловил свое имя, это доставило ему удовольствие. Он услышал, как один из курсантов пробормотал: «Интеллектуал», и ему показалось, что это было сказано с уважением. Впрочем, чему тут удивляться? Разве не он, Рой Фелер, только что получил высший балл за составление отчета на уроке Уиллиса? Теория давалась ему легко, и, если бы все шло так же гладко на стрельбище да хватало выносливости на спортплощадке, он бы наверняка стал первым среди курсантов этого набора и получил бы «смит-вессон», которым по традиции награждается лучший выпускник. Будет ужасно, подумал он, если этот приз достанется какому-нибудь Плибсли, лишь за то, что тот быстрее бегает и более метко стреляет.
Томясь нетерпением, он ждал, когда же наконец в классе появится сержант Харрис и начнется трехчасовое занятие по уголовному праву. Преподавателем Харрис был вполне заурядным, но сам предмет оказался жутко интересным.
