Первым ту женщину увидал Рой. Она делала им знаки из машины, стоявшей у телефонной кабинки на Родео-роуд.
– Похоже, к нам поступил гражданский вызов, – сказал Рой.
– Ну и ладно, я уж и так малость притомился мотаться тут вокруг да около, – сказал Серж. – Может, у нее возникли непреодолимые трудности, которые только нам и под силу преодолеть.
– Быстро сегодня стемнело, – заметил Гус. – Каких-нибудь пару минут назад я еще любовался закатом, а теперь – бац! – и сразу темно.
Серж притормозил рядом с женщиной. Та неуклюже выбралась из своего «фольксвагена» и, шаркая ногами, обутыми в тапочки, поволоклась к их машине. Банный халат, в который она была одета, не мог утаить от их взглядов ее колоссальных объемов.
– А я как раз ехала к телефонной будке, чтобы звонить в полицию, – запыхтела она, и еще прежде, чем Рой вышел из машины, он почуял запах перегара и внимательно рассмотрел багровое лицо и сорняк крашеных рыжих волос.
– Какие проблемы, мэм? – спросил Гус.
– Мой старикан – чокнутый. Только пьет да напивается, и уж сколько времени на работу не ходит, и совсем обо мне не заботится, ни обо мне, ни о детях, гроша от него не видим, и, как только ему приспичит или заохотится, колотит меня почем зря, места живого не оставляет, а нынче и вовсе рехнулся и пнул меня ногой прямо в бок. Негодяй, по-моему, ребро сломал.
Она полезла под халат, скорчила гримасу и потрогала свои ребра.
– Живете далеко? – спросил Серж.
– На той самой улице, где Колизеум, – сказала женщина. – Как насчет того, чтобы съездить ко мне домой и вышвырнуть его оттуда взашей, оказав мне услугу?
– Он ваш законный муж? – спросил Серж.
– А толку-то, если чокнутый!
– Ну хорошо, мы отправимся вслед за вами и побеседуем с ним.
– Уж это-то никак вам не удастся, – упорствовала женщина, влезая обратно в «фольксваген». – Негодяй нынче вовсе обезумел.
– Ладно-ладно. Так мы едем следом, – сказал Рой.
– В любом случае хоть развеемся со скуки, – сказал Гус, и они двинулись за миниатюрным автомобилем. Рой уложил дробовик сзади на пол и теперь размышлял, стоит ли его, когда они пойдут в дом, спрятать впереди или же тут на полу тоже сойдет, ведь дверцы можно и запереть. Он решил оставить его как есть – на полу.
– На этой сторонке живут в основном белые? – спросил Серж у Гуса.
– Здесь всех хватает, – ответил Гус. – Живут вперемешку от самой Ла-Сьенеги и до Голливуда.
– Будь в этом городе гетто, оно бы стало всем гетто гетто. Величайшее гетто в мире, – сказал Серж. – Гетто на загляденье. Взять те же Болдуин-хиллз...
– Гнездышки хоть куда, – подтвердил Гус. – Тоже смешанная сторонка, ассорти.
– Кажется, эта баба в «фольксвагене» – лучший кандидат на арест из всех, что мы сегодня видели, – сказал Рой. – На повороте она едва не сшиблась всмятку вон с тем «фордом».
– Нагрузилась, – сказал Серж. – Знаете что, если она врежется в кого-то, мы просто прикинемся, что впервые ее видим, и смотаемся отсюда.
То, что она пьяна в стельку, я вычислил тогда еще, когда она кое-как выползла из своей машины, подошла вперевалочку и дыхнула мне на кончик сигареты, так что я прикурил без спичек.
– Наверно, этот дом, – сказал Гус, осветив фонариком номер на двери, и Серж резко затормозил за замершим в четырех футах от бордюра «фольксвагеном», так и не съехавшим толком к обочине. – Три-Зет-Девяносто один, гражданский вызов, сорок один двадцать три, подъездная дорога к Колизеуму, – произнес Гус в микрофон.
– Не забудь запереть свою дверцу, – сказал Рой. – Я оставил на полу дробовик.
– Я не стану входить, – сказала женщина. – Я его боюсь. Он предупредил, что убьет меня, если наведу на него легавых.
– Ваши дети в доме? – спросил Серж.
– Нет, – выдохнула она. – Когда мы затеяли драку, они сбежали к соседям. Ой, забыла вам сказать, у нас есть револьвер, а нынче мой старикан ну прямо сбесился.
– И где же тот револьвер? – спросил Гус.
– В спальне в шкафу, – ответила женщина. – Можете забрать себе обоих.
– Мы пока что не знаем, будем ли вообще кого-то брать, – сказал Рой. – Сперва мы с ним поговорим.
Серж первым шагнул на ступеньки, и она сказала:
– Квартира двенадцать. Мы живем в двенадцатой.
Они прошли через декоративную арку и оказались в окруженном квартирами дворике. Слева от них играл мягким светом плавательный бассейн, справа на открытой веранде стояли столы для пинг-понга. Миновав арку, Рой поразился размерам здания.
– Очень мило, – сказал Гус, не скрывая своего восхищения при виде бассейна.
– Двенадцатая – это где-то здесь, – сказал Рой и зашагал к выложенной кафелем лестничной клетке, со всех сторон обвитой папоротником высотой в мужской рост.
Когда из-за карликового древовидного папоротника выступил тщедушный и бледный, как мел, человечек в сырой от пота майке и устремился к Рою, тот все еще размышлял о том, что даже здесь он слышит запах перегара из уст той женщины, а потому успел лишь обернуться. Человечек нацелил Рою в живот дешевый револьвер двадцать второго калибра и выстрелил один раз. Присев на лестничную площадку, Рой изумился мощному эху, разносящему по широкому патио чьи-то крики, звуки выстрелов и нескончаемый, какой-то бессмертный визг. Потом Рой понял, что лежит в одиночестве у подножия лестницы.
Мгновение было тихо. И тогда до него дошло: живот.
– Ох, нет, только не туда, – сказал Рой и прикусил зубами язык, силясь подавить приступ истерики. Шок. Он может убить. Шок!
Он разорвал рубашку, расстегнул ремень и взглянул на крошечную пульсирующую впадину под ложечкой. Он знал, что больше ему выжить не удастся. Только не туда. Не в кишки. У него больше нет кишок, чтобы вынести все это! Он надорвется – без кишок.
Рой разжал зубы. Ему пришлось сделать несколько глотательных движений, чтобы избавиться от залившей рот крови, бегущей из искусанного языка. На этот раз болит не так, подумал он и удивился, что сознание его ничуть не помутилось. Рядом он увидел припавших на колени Сержа с Гусом. Лица их были похожи на пепел. Серж перекрестился и поцеловал большой палец руки.
На сей раз было гораздо легче. Господи, да! Боль шла на убыль. Его окутало коварным теплом. Но нет, все не так. Все не правильно. Сейчас никак нельзя. И тут, когда он это осознал, на него напал панический страх.
Сейчас никак нельзя, он ведь только-только начал понимать... Ох, пожалуйста, не сейчас, подумал он. Я только начинаю понимать...
– Понимать, понимать, – вымолвил Рой. – Понимать, нет, нет, нет.
Собственный голос показался ему глухим и мерным, как звон колокола. А потом он уже говорить не мог.
– Santa Maria, – сказал Серж, беря его за руку. – Santa Maria... Где эта чертова «скорая помощь»? Ay, Dios mio... Гус, он холодеет. Sobale las manos...
Потом Рой услыхал, как рыдает Гус:
– Его не стало, Серж. Его больше нет. Бедный, несчастный Рой, несчастный бедолага. Его больше нет.
Потом заговорил Серж, и Рой услышал:
– Нужно его укрыть. Ты разобрал его слова? Он говорил смерти «нет».
Нет, нет, нет, сказал он. Santa Maria!
Я не умер, думал Рой. Это чудовищно, жестоко и нелепо – говорить, что я умер. И тут он увидел Бекки. Она важно шагала через луг по траве и казалась настолько взрослой, что, когда он позвал ее, получилось «Ребекка»; она приблизилась к отцу с улыбкой, и солнце искрилось в ее волосах, таких золотых, какими никогда не были его собственные.
– Dios te salve Maria, llena de gracia, el Senor es contigo... – сказал Серж.
– Я его накрою. Раздобуду у кого-нибудь одеяло, – сказал Гус. – Пожалуйста, кто-нибудь, принесите одеяло.
И тогда Рой дал себе волю и пустился наконец в плавание. Он плыл под туго натянутыми белыми парусами, и впереди его ждал мрак. Последнее, что довелось ему услышать, удаляясь, был голос Серджио Дурана, повторявший только два слова: «Santa Maria». Повторявший еще, и еще, и еще...
