– Да пошел ты! Я на встречу с человеком ехал! Одного ты мне спалил! Ты какое имел право вступать в контакт с чужим человеком? Если у тебя на человека, с которым встречается утро, есть чего, ты обязан связаться с инициатором, посоветоваться. Теперь ты его напугал, он на встречу ко мне не пришел, ты прекрасную разработку порушил.
– Мы его проверяли, он на учете не состоит, – Ильин натужно закашлялся. Пусть Гуров десять раз врет, но обвинения, что оперативник спалил чужого агента, страшнее не бывает.
– Это вы любой мусор в картотеку засовываете, чтобы лишнюю “галочку” иметь. Да еще нас к своим карточкам не допускаете, а сами в наши без спросу лезете. Я хорошего человека в жизни не зарегистрирую, не в компьютере, в голове держу. Хватит ля-ля разводить, кладем трубки, ты своему пишешь, а я своему. У генералов погоны золотые, ума много – рассудят нас по совести.
– Лев Иванович, извини, не пори горячку, я тебе минут через десять перезвоню. – Ильин положил трубку, сказал: – Все выйдите. Павел, задержись.
Когда оперативники вышли, Ильин по-свойски, даже задушевно сказал:
– Да, Паша, кажись, попали мы с тобой под козырной отбой, хоть карты бросай. Врет на все сто, а крыть нечем. Утек, подлюга, ничего не скажешь. Помню, еще лет восемь назад я с ним работал, так зарок себе дал – никогда ему дорогу не перебегать. Подзабыл, старый мудак. – Ильин тяжело вздохнул, выждал, может, парень проговорится, что тоже знаком с Гуровым.
Майор стоял, смотрел в окно, лишь слизнул капельку пота над верхней губой.
– Боишься? Нормальный человек и должен бояться. Этот сумасшедший сыскарь – человек безжалостный, проглотит и не заметит, как косточку от маслины. Ты маслины любишь?
Павел понял, что милицейский полковник победил и его, майора Кулагина, из-под удара вывел. Он посмотрел начальнику в лицо, спросил:
– Какие будут указания, товарищ полковник?
– Товарищей отменили, остались лишь господа, друзья и враги. Так вот я – твой друг, а Гуров – злейший враг. Работу за ним, конечно, бросай, до завтра отдыхайте...
Крячко слышал разговор Гурова по телефону. Когда полковник положил трубку, Станислав вышел из-за стола.
– Лев Иванович, забыл сказать, нас генерал Орлов просил заглянуть.
Гуров глянул на друга, на телефон и, выходя из кабинета, сказал:
– Артем, мне позвонят, скажи: к начальству вышел, скоро вернется.
Крячко шел по коридору быстро, словно действительно спешил, но, свернув к лифтам, остановился. Когда Гуров подошел, Крячко сказал:
– Я сто лет шучу, обзывая тебя гением. А ты просто гений, без всяких шуток.
– Брось, Станислав. – Гуров смущался редко, но сейчас потупился. – Я не заготавливал, случайно слова так сложились.
– Ведь и номер простой: выдать Галея за агента и пусть кто-нибудь проверит. У тебя так слова сложились? Не знаешь, кто колесо придумал? Такая простая штука” У Есенина тоже слова складывались. К примеру: “Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянии!” – Крячко хлопнул Гурова по плечу, повернулся, бросил через плечо: – Иди, находчивый, добывай этого прохвоста.
– Тут у меня еще одна идейка появилась. – Гуров замолчал, так как они вошли в кабинет.
– Минуточку, господин полковник вернулся. – Ермаков протянул Гурову телефонную трубку.
– Слушаю, – сказал Гуров, взглянул на Крячко и кивнул.
– Лев Иванович, мы с тобой люди битые, не стоит размазывать кашу по тарелке. Ты ошибся, я поторопился, пусть останется между нами, – Ильин старался говорить спокойно, даже весело.
– В мультике, по телевизору, кот Леопольд беспрестанно повторяет: “Ребята, давайте жить дружно”. Ребята соглашаются и все подлянку подложить норовят. Я не Леопольд, мои условия, полковник, простые. За мной наблюдение снять, если я увижу либо мне покажется, что я увидел... пеняй на себя. Второе. Ты получил компру на моего человека, ты оперативник – обязан работать. Занимайся, и попутного тебе ветра! Я, вкалывая больше полугода, имею головную боль и кое-какие соображения, которые дали мне возможность наладить контакт. Наблюдай, подслушивай, на уши становись, но никаких личных встреч. Это мой человек, ты меня понял, полковник? Как говорят в Одессе: бью два раза, второй раз – по крышке гроба.
– Но у меня свое начальство, – попробовал возразить Ильин.
– Твое начальство – твоя головная боль. Гуров положил трубку, взглянул на Крячко, затем на Артема Ермакова и назидательно произнес:
– КГБ, или как их там нынче обзывают, – могучая организация. Но она состоит из человеков, каждый из которых отлично знает, что шкура у него только одна.
* * *
Совещание финансовых тузов закончилось ничем, к единому мнению не пришли, но Виктор Иванович Якушев понимал, что фактически единомышленники от него отказались. Если отбросить словесную шелуху, которую произносили, щадя самолюбие Якушева и не желая нажить в лице магната личного врага, суть всех выступлений сводилась к нескольким в большинстве своем повторяющим друг друга позициям. Каждый должен заниматься своим делом. Финансист – финансами, политик – политикой, солдат – чистить свое ружье. Россия – страна богатая, огромадная, за столько лет не разворовали, на наш век хватит. Президент пусть балуется своими указами, они никому жить не мешают. Дума пусть думает, так как делать иного не умеет. Интеллигенция разговаривает и возмущается, так было всегда, среди них есть славные ребята, их забавно слушать. “Ящик” работает, для того его и придумали, газеты пишут – все, как в цивилизованных странах. Все хорошо, кроме бандитов. Но их в Россию послал бог, и не нам противиться божьей воле. Мы откупимся, а за Россию пусть президент отвечает. В Чечне действительно плохо, поэтому каждый пусть внесет посильную помощь в благотворительный фонд.
Якушев слушал невнимательно, когда заговорили о благотворительных фондах, отключился совсем, даже вышел из кабинета, который они занимали, в общий зал ресторана, пережившего не одну человеческую жизнь. Недавно ресторан вновь реставрировали, красиво, ничего не скажешь, но почему большинство подобных работ выполняют иностранцы? Русские мастеровые перевелись? Вранье, блуд и воровство! Хозяина нет, все эти АО и СП – сплошное блядство и воровство. Хозяин – один человек, который берет подряд, нанимает людей выполнять работу и кладет прибыль в карманы. А здесь делают какие-то турки, значит, русские остаются без работы, не обучаются мастерству, не растут в профессионалов, за которыми не надо следить, деньги можно выдать без бухгалтера и накладных, а под честное слово. А эти козлы, – он оглянулся на дверь кабинета, – кроме денег, ничего не хотят, скоро валютой срыгивать начнут.
Он вернулся в кабинет и, бесцеремонно перебивая кого-то из коллег, сказал:
– Невмешательство в политику, говорите? – Он хохотнул, копируя героя фильма “Белое солнце пустыни”. – Придут большевики и поотнимают у вас все к нехорошей матери!
Сначала все опешили, потом кто-то уверенно сказал:
– Большевики уже никогда не придут.
– Во-первых, когда их лишали власти, ты, Иван, держал подпольный цех и готовился к посадке. Во-вторых, придут молодые, зубастые и голодные, а под каким флагом – тебе будет неинтересно. Ты будешь в подвале блевать и молить, чтобы у тебя последнее забрали, а жизнь оставили.
– Не пугай, Виктор Иванович, тридцать седьмой канул в Лету.
– Ты, Лешенька, кто – господь бог? Ты знаешь, кто куда канул и надолго ли? Ты на Канарах виллу прикупил, пару миллионов “зеленых” за “бугром” упрятал... Хочешь, точно скажу, где и сколько у тебя лежит? Да тебе же дальше Малаховки не дадут уехать.
– Слушай, Иванович, – спокойно и уважительно произнес старший из присутствующих – бритоголовый бизнесмен в солидной тройке и с золотой цепью на животе. – Ты умен, спору нет, силен и ловок, признаю. Но люди скроены не одинаково. Я знаю, чего ты желаешь. Ни скипетр и корона, ни мешок золота тебе не нужны. Ты желаешь видеть Россию в одном ряду с европейцами, а для себя лично гарантию спокойной работы и нормальное человеческое уважение. Тебя тут-то, среди своих, – он оглядел собравшихся, – не все поймут, не каждый поверит. Россия в клочья порвана, где не горит, там тлеет. Если мы сейчас людям все до копейки отдадим, нам не то что спасибо не скажут – не помянут вслед, просто забудут.
– Не говори за всех, Тимур Васильевич, – перебил говорившего молодой человек с ясными спокойными глазами и мягкими уверенными движениями. – Я с вами, Виктор Иванович, но уважаемый Тимур Васильевич прав, мы разные – среди нас нет ни виноватых, ни правых. Я знаю, наше время еще не пришло. Тут вояки не могут два дня не стрелять, чтобы люди могли трупы захоронить, а вы, уважаемые, собрались президента менять и правительство перетасовывать.
–Леша, ну ты из меня клоуна не делай... —Якушев даже смутился.
– Извините. – Молодой оппонент развел руками. – Нам главное – на властителей не походить, иметь каждому свое, но человеческое лицо. Не договорились? Не страшно! Разойдемся уважительно. Кто не хочет политики касаться, пусть так и живет. Я хочу, но считаю, что надо выждать.
